Предисловие к переводам Робинсона Джефферса
Впервые о Джефферсе я узнал благодаря его стиху «На краю континента» и прекрасному переводу М. Зенкевича в сборнике "Американская поэзия в русских переводах" (Москва, Радуга, 1983). Другие переводы меня не вдохновляли. Однако прошли годы, прежде чем я узнал настоящего Джефферса.
В 2004 г. я попал в Шумахер-колледж (Англия) и вторично услышал о Джефферсе, теперь уже от австралийца Джона Сида, глубинного эколога и основателя Rainforest Information Centre. В то время в атмосфере английского колледжа витал боевой антиамериканский дух в связи со вторжением США в Ирак. На лекции Джон прочитал стихотворение Джефферса «Блистай, умирающая страна!», поразившее мое воображение; оно было откровенно антиамериканским, более того, антицивилизационным. Мне показалось, что написанное в начале 50-х стихотворение как нельзя лучше отражает наше время. Имя «Робинсон Джефферс» накрепко засело у меня в голове. Позднее, познакомившись с его стихами, я ощутил всю грандиозность его поэзии.
Грандиозность поэзии Джефферса состоит в том, что он бьёт по самым больным местам человечества. Он глубоко его задевает, причем не столько в политико-культурном отношении, сколько в его, так сказать, экзистенциальной мелочности. Ничтожность, трусость, и в то же время, самодовольство и ничем не сдерживаемый эгоизм, вызывают у Джефферса отвращение. В Предисловии к "Двойному топору" он пишет:
«Моя философская позиция, которую я определил для себя как «негуманизм», заключается в перемещении сознания от человека к не-человеку; в отказе от человеческой исключительности и признании трансгуманистического величия. Мне кажется, что пришло время, когда наша раса должна повзрослеть и перестать вести себя как капризный ребенок или умственно отсталый человек. Такое мышление нельзя назвать ни мизантропическим, ни пессимистическим, хотя в этом меня продолжают обвинять. В нём отсутствует ложь, оно поддерживает ясность ума в наше скользкое время, несёт объективную истину и человеческую ценность. В противовес безумству любви, ненависти и зависти, такое мышление предлагает разумное отстранение. Оно нейтрализует фанатизм и дикие мечты; но сохраняет величие религиозного инстинкта и дает возможность насладиться грандиозностью и красотой мира.»
Поэтому он называет себя «негуманистом». Как видим, это не простое отрицание несостоявшегося человечества в пользу свехчеловека (в духе Ницше), а призыв прекратить самолюбование и обратить взор на то, что «бесконечно больше». Оторваться от фантазий и заняться наконец настоящей жизнью. Найти место под солнцем, которое «вписывается в мозаику бытия». Поэтому он так пришелся по душе глубинным экологам и зелёным. Здесь много есть и от нашего Толстого. Бесспорно он поэт нового экологического сознания.
Любопытно сопоставить поэзию Джефферса с поздним Блоком. В особенности с короткими эссе, написанными Блоком незадолго до смерти. В одном из таких эссе, «Крушение гуманизма» (1919), Блок пишет:
«Во всем мире звучит колокол антигуманизма; мир омывается, сбрасывая старые одежды; человек становится ближе к стихии; и потому — человек становится музыкальнее.
Человек — животное; человек — растение, цветок; в нем сквозят черты чрезвычайной жестокости, как будто не человеческой, а животной; черты первобытной нежности — тоже как будто не человеческой, а растительной. Это мелькание знаменует собою изменение породы; весь человек пришел в движение, он проснулся от векового сна цивилизации; дух, душа и тело захвачены вихревым движением; в вихре революций духовных, политических, социальных, имеющих космические соответствия, производится новый отбор, формируется новый человек: человек — животное гуманное, животное общественное, животное нравственное перестраивается в артиста, говоря языком Вагнера.»
Да, именно «черты первобытной нежности» сквозят у Джефферса и Блока, и многих других, зовущих к тому, что «бесконечно больше» человека. Можно назвать имена Блейка, Вордсворта, Лоуренса, Тагора. В этом суть глубинной экологии, сформулированной норвежским философом Арне Нейссом. Но философия бесплодна без поэзии. Только поэзия способна выразить чувство изумления перед нечеловеческой красотой. Из этого чувства рождается сострадание и желание защищать эту красоту. И в этом истоки подвижничества современных «зелёных».
В отношении собственно перевода. Я старался сохранить точность его стиля. Его поэзию можно было бы назвать «беспафосной»; она начисто лишена фальшивых эмоций и других аффектаций, которыми страдают даже великие поэты. Поэтому она истинна и революционна. Думаю, что поэзия Джефферса должна вызывать у нас, русских, некоторое встречное движение и подъём души. В конце концов, она пробуждает память о наших поэтах-бунтарях. (А что у нас есть лучше?)
Выбор стихов с одной стороны отражает мои личные предпочтения, с другой – продиктован форматом издания и другими ограничениями. Из больших поэм я выбрал наиболее известную, «скандальную», поэму Негуманист. О ней хорошо написал Эверсон (см. содержание), поэтому я не буду повторяться.
Прозу Джефферс не любил. Мне кажется, что она для него вообще не существовала. Тем не менее, в сборник включены несколько кратких эссе, в которых он проясняет свое понимание поэзии и предисторию некоторых стихов.
Собрание стихов составлено в основном по двум изданиям The Selected Poetry of Robinson Jeffers (Edited by Tim Hunt, Stanford University Press, 2001), The Double Axe and Other Poems (Liveright, New York, 1977), а также интернетовскому поэтическому ресурсу PoemHunter.сom. Я посчитал необходимым дать некоторые примечания в конце книги, поясняющие редкие имена и термины.
Особую признательность хочу выразить Джону Сиду, пробудившему мой интерес к поэзии Джефферса, Патрику Кэрри за роскошный подарок – фундаментальное издание избранных стихов Джефферса, Джеку Стилвеллу за редкое издание The Double Axe and Other Poems («официально изъятое» из библиотеки), Дугласу Томпкинсу за неизменную поддержку, а также друзьям и читателям, разделяющим мою любовь к стихам.
В.Постников
10 ноября 2010 г.
Киев
Jeffersbook-2010