...
Из моей книги "Кургомень. История в документах и воспоминаниях жителей"
После революции 1917 г борьба за власть перешла в гражданскую войну. Началась мобилизация в красную и белую армии.
События 1918-19 г напрямую коснулись жителей Кургомени и ок-рестных деревень. В 1918—1919 годах Кургомень была занята со-юзными войсками интервентов, которые выступили союзниками белого движения. Здесь шли бои «белых» с «красными» (The Kurgomin-Tulgas line the final defensive line in 1919). В Кургомени находился аэродром, на котором были сосредоточены самолеты Славяно-Британского авиакорпуса. Об этом свидетельствуют документы (Л.Озол и Э.Малышев «Летопись Двиноважья») и воспоминания очевидцев. Предположительно, здесь погиб лётчик А.А.Казаков. Об этом писал А.Загвоздин в статье «Большего он не заслужил» (рай-онная газета «Двиноважье», 2009 г).
2 августа 1918 г. в Архангельске произошёл военный переворот, в город вошли английские корабли. По Двине на двух буксирах шёл руководитель красного движения на Севере Павлин Виноградов с отрядом красноармейцев. Войска белых и интервентов также направлялись к Шенкурску и Конецгорью.
Противник укрепил на правом берегу деревню Кургомень, на левом берегу – деревню Тулгас. Укрепления белых состояли из ряда пулемётных блокгаузов, обнесенных колючей проволокой. В д. Кургомень была установлена тяжёлая батарея, состоявшая из двух морских орудий. Красные находились в Топсе. Велась ожесточённая перестрелка. В осенних боях в Троице попало в плен много красноармейцев. Они были погружены белыми на баржу, которая была затоплена в Северной Двине. [1, стр.56-58]
Интервенты стояли в Кургомени почти год (с октября 1918 г по сентябрь 1919 г). Их окопы и блиндажи были в Раде, в Кулиге, в Малой деревне, в районе Бора и на Погосте. Сами же солдаты рас-полагались в домах жителей. Кургоменские старожилы рассказывали, что, когда деревню с Двины или из Тулгаса обстреливали снарядами, в домах летели стёкла. Женщины с малыми детьми укрывались в лесу.
Фото
Район Кургоменьской операции 1-7 мая 1919 г. (пунктиром обзна-чен речной фарватер) [10]
В Кургомени действовал партизанский отряд под руководством Н.Д.Селиванова, который принимал участие и в освобождении Шенкурска. Дневниковые записи Селиванова опубликованы в не-скольких номерах журнала «Поморская столица» за 2013 г.
Житель Кургомени, очевидец событий, Григорий Яковлевич Чураков сделал в своём дневнике такую запись о первых днях интервенции:
«Ещё в феврале 1918 г Степан Осипович Вакорин предвещал приход на север иностранцев. "Помянете меня, что летом придут в Мурманск и Архангельск англичане", – говорил он за свадебным столом. «Как он знает об этом?» – для меня, тринадцатилетнего подростка, было непонятно. А предсказания Степана Осиповича сбылись...
Вспоминаю престольный религиозный праздник Ильин день 1918 г. Я нахожусь в верхней избе отцовского дома. Мы видим идущий от Шужеги пароход, видим и второй, видим третий, четвёртый, пя-тый… седьмой... целый караван – 11 судов, следующих на Котлас. Мне сразу вспомнилось предсказание Степана Осиповича об анг-личанах... Осенью того же 1918-го года белые пришли в нашу ме-стность – в Кургомень, и после неудачной попытки овладеть Топсой остановились у нас на зиму. Фронт до весны оказался в нашей местности».
Основные события разворачивались в районе фарватера Северной Двины и прилегающих к нему берегов. Канонерским лодки красных из Топсы была поставлена задача: огнем судовой артиллерии заставить замолчать тяжелую береговую батарею дер. Кургомень, чтобы в дальнейшем начать наступление на обоих берегах и овла-деть укрепленными позициями интервентов.
Жестокие бои разгорелись в районе Тулгаса и Кургомени в мае 1919 г.
1 мая на рассвете с канонерских лодок из кормовых орудий был открыт огонь по колокольне деревни Кургомень, где, по сведениям, у противника находился наблюдательный пункт. Противником был открыт встречный огонь из 6-дюймовой батареи, скрытой в блиндажах. К 7 часам орудия на канонерских лодках настолько накалились, что судам пришлось развернуться и продолжать бой из носовых орудий.
Части Красной армии, при поддержке полевой артиллерии повели наступление на правом берегу от деревни Топса на крайние от Топсы деревни Кургомени, где тоже были укрепления белых.
Почти весь май здесь шли жестокие бои.
Наличие у дер. Кургомень островов с высокими берегами обеспе-чивало неприятельскому флоту прекрасную стоянку. Одновременно 4 самолета противника атаковали суда и батареи красных. Несмотря на сильный огонь противоаэропланной артиллерии и пулемётов, с высоты 300 м они сбрасывали бомбы большой разрушительной силы, делавшие в твердом глинистом грунте воронки диаметром около 2-х сажень и глубиной в одну сажень. [10]
Кургоменец Николай Фёдорович Чураков в годы интервенции жил в Кургомени. Позднее, в 1954 г, он подробно описал события, участником и очевидцем которых явился.
Николай Фёдорович Чураков
Куда ведёшь нас, Сусанин?
Из дневниковых записей 13.12.1954.
Утром я нежусь в мягкой постели на чистом белье. Встану – к моим услугам
электричество.
А тогда мне было 22 года. Я тогда не имел мягкой постели и никакой кровати, спал в углу на лавке и приставленной к ней скамейке.
Осень: хмуро на улице, хмуро на душе. Как жить? Жизнь ставит вопрос ребром и требует ответа немедленно. В деревню пришли англичане. Между нашим и Топецким обществом – фронт.
Фронт! Слыхано ли, чтобы до нашей глухой местности – докатилась война? А мы видим, как летают самолёты, по реке ходят мониторы* и стреляют из 6-ти дюймовых орудий. Теперь на реке шуга (Ред.- крошево из снега и льда). Слышно, что отряд красных окружил Тулгас, а в Тулгасе англичане.
Нет, не отсидеться, видно, дома, надо решать. Снова война. Надо разбираться самому в сложной обстановке.
На улице моросит мелкий дождик, пронизывающий до костей. Тихо. Шумит шуга на реке.
Но вот кто-то вошёл в дом, заходит в избу. Приказ – это переводчик Смит – одеться и идти с ним. Нравится тебе это? Нет, что-то не особенно. Так много приказов, все стараются приказывать…, но, кто палку взял, тот и капрал. Палка не у меня в руках, а у него. Это серьёзный вопрос.
Палка! Палка – это она заставляет хвалить тех, у кого она в руках и по спине которых она не прогуливается. «Какая умная, какая муд-рая»… Надо идти, меня не спрашивают о согласии. За это в ответе палка.
На улице уже стоят два паренька из нашей деревни – Павел и Степан Заколупины. «Куда? Не знаем». «За мной!»- командует Смит. Идём. Пошли по направлению к Красной горке. У выхода из деревни нас ожидает 12 солдат, 12 «каманов». Каманы нахохлились, насупились, как индюки. Их дождичком помачивает, заверчены они в разную амуницию, знать в поход собрались. Но зачем же мы? Причём тут мы? Что им от нас нужно?
«Что вам нужно от нас?»
– Вы повезёте вот эту воинскую команду в Тулгас.
– Нет, мы её не повезём!
– Повезёте. Приказ есть приказ.
– Мы не подвластны вам и приказов ваших не признаём. Ребята, пойдём домой!
И мы, окружённые солдатами, остановились. Зазвучала незнакомая речь, поднялись солдатские приклады, и я впервые в жизни попро-бовал английского солдатского приказа. Не было больно, но обидно было очень. Обидно было на своей земле, земле предков, испробовать вкус английского приклада. Но английский приклад был в руках английского рабочего-шотландца. Что он думал в это время, когда тыкал в спину прикладом не врага ему, он это чувствовал. Я ему ничего худого не сделал, не я к нему в Шотландию пришёл, а он ко мне в северные леса пришёл. Что ему нужно от меня? От меня ему ничего не нужно.
Приклады поднялись. Они сделали своё дело. Но этим дело не кончилось, господин Смит! Вы не почувствовали тогда, что ваши приклады давали нам, русским, ума, но вместе с этим они заставили думать и шотландца – Самюэля, семья у которого занимала сырую комнатушку на окраине Глазго. И вспомнилась ему жена и двое де-тишек в нетопленной комнатке, пьющих утром чёрный кофе без сливок.… А он здесь. Правильно ли он поднял приклад против русского? Не ошибся ли адресом? Эти вопросы ещё не раз встанут в голове бедного английского солдата.
Что ж? Сила есть сила.
И мы идём. А что у нас в душе буря, то это у нас в душе, а снаружи всё в порядке.
– Мы научим вас послушанию.
Это нас-то? Смиты, наверно, смешали наш Север с Индией. Что ж? «Посмотрим» – сказал слепой.
Дошли до берега реки. На угоре, недалеко от берега, вытащен за-ботливой рукой невожатый карбас. Команда – и карбас в воде. На дне тёлгас (ред. Настил дощатый). Вижу, что карбас протекает. Садись! Меня садит на корму, Павла и Степана в греби, солдаты уселись на тёлгас. Оттолкнул карбас! Невесело!
Темно. Льдинки стукают о борта, шуршат, проплывая мимо. Ни на нашем, ни на тулгасском берегу – ни огонька. Всё притаилось. А мы в центре нашего мирка. Солдаты сидят не шелохнувшись, как говорится, не живы не мёртвы. Вот «Права Британия, и царствуй над морями!» Что-то очень мало похоже на царствование над «морями»
Я ребятам: «Тише греби, не сильно!» Я сам дело делаю: правлю. Где больше шуги, туда и правлю. «Нет, думаю, не дождутся там донесения!» Да ещё таких «тютек» посадили: они ещё до дела умерли от страха. Едем. Водичка в карбасе прибывает, каманы сидят не шевелясь. Водичка стала мочить каманскую мякоть – пусть посидят, не размокнут. И не догадаются подняться и сесть на борта. Пусть пополощутся. Это им наука.
Я понимаю. Качаю головой, показываю на воду в карбасе, на лёд. Берегов не видно. А присмотришься, ледок всё к нашему берегу приваливает, а около того чисто. Но разве им догадаться? Да и то, если догадается, самому лучше не будет, понимать тоже надо, что к чему. Север научит понимать, только мозгами шевели. Долго едем, часа два, три. Вот старшой даёт мне распоряжение, чтобы правил обратно к берегу. Это мы можем.
Умишка-то у меня было маловато. Надо бы ещё часика два на реке-то помурыжить, а когда уж ко дну идти, тогда и к берегу пристать. И сейчас жалею.
Ну, приткнулся я к берегу как раз к тому месту, откуда отвалили. Вышли на берег – мы – сухохоньки, они – мокрёхоньки. «Нам можно домой?» – говорим мы и двигаемся по направлению к дому. Оказывается, нельзя. Сиди с ними. Старшой отправил двоих в нашу деревню за переводчиком Смитом. Солдатёнки попались – с нами не разговаривают, нас сторожат, огонька нам развести не дают…
Эх, что-то будет! Заварилась каша. Темно, лиц-то солдатских не видно, хоть бы по глазам узнать, что они думают. А думы, мне ка-жется, у них одни: завезли нас куда-то, и домой не выберемся. Вот и «избавители»! Народ в нас не нуждается, косо на нас посматривает, и вовсё не дикари. Того и гляди, что отправишься на тот свет. Что нам здесь надо?»
Нет ответа на поставленный вопрос.
Но вот бежит Смит. Ещё издали ругается по-русски. Нас ругает, меня, конечно, в первую голову: «Расстрелять мало подлеца!» «Ка-кое же преступление я сделал, за что расстреливать? Вы спросите у своих солдат, они вам расскажут!»
Солдаты не хотят смерти и говорят в нашу пользу.
А какой большой начальник этот переводчик! Он – холуй у своих господ, но с усердием сказанное господину слово холуя может сто-ить кое-кому жизни. Надо беречь свою шкуру, но надо сберечь и свою честь. Погибнуть безрассудно – небольшая мудрость. Кулаки надо пускать в дело тогда, когда есть шанс на победу. «Так нам можно домой, господин переводчик?
– Вы поведёте отряд до парохода, который стоит на бирже. «По-нятно. Это четыре километра в тыл к нам. Это можно». И вот мы шествуем, и с нами Смит. Он теперь не верит ни солдатам, ни нам. Сам идёт, знать важное донесение надо доставить в Тулгас.
Я забираю всё влево и влево. Смит шипит: «Куда ты ведёшь нас?» Выходит прямо по Сусанину.
Выборка и редакция Валентины Петровны Карнавиной
*Монитор – класс артиллерийских бронированных надводных кораблей, предназначавшихся для борьбы с береговой артиллерией, уничтожения кораблей противника в прибрежных районах и на реках.
Скорее всего, это прибывший из Англии в начале сентября 1918 г. монитор М-25 (капитан-лейтенант Грин). Его так разгрузили в Архангельске, что он смог плавать по Двинскому фарватеру. Да еще и умудрился потопить канонерку красных «Могучий» и пароход «Дедушка» у Чамово.
Комментарий краеведа Юрия Истрашкина
Интересны воспоминания жителей д.Клоново о годах интервенции в книге А.Ракитиной «Деревня на горке стояла». Война коснулась всех жителей соседних с Кургоменью сёл (Клоново, Конецгорье, Тулгас, Топса, Троица), мужчины из этих сёл воевали вместе с кургоменцами. Многие в то время переходили то к красным, то к белым. Об этом вспоминает Михаил Осипович Бобыкин, житель д. Клоново, которого вместе с односельчанами забрали в белую армию осенью 1918 года. «Был неурожай, и многие шли к белым из-за еды, курева, а особенно из-за одежды. Красные зачастую ходили в лаптях. А у белых выдавали френчики, сапоги или ботинки. Зимой мобилизовали особенно много. Наступила весна. Двина поддалась. К большевикам перешло около 500 человек. Вслед нам стреляли, но преследова¬ть боялись… У красных была организова¬на группа контрразведки из 7 человек, в которую, кроме меня, вошли кургоменцы Зыков Павел Михайлович и Павел Чураков. Мы собирали сведения о численности людей и техники у белогвардейцев. Сведения часто давали наши парни, что были у белых». [19, стр. 152]
Анна Андреевна Патюкова знает о годах интервенции 1918-19 г от матери, которая была очевидцем этих событий. Вот что она рассказала:
«У нас в деревне тогда каманы стояли. И у нас на фатере несколько человек было на постое. Американцы и германцы, – говорила моя мама, – были хорошие, а шотландцы, эстонцы и англичане – вредные. Пришли к нам и перёд у дома без спросу отворотили на блиндаж. Блиндаж был у нас под окном, на полосе. Однажды снарядом у нас оторвало угол, а Лазуричу (Лазарю Чуракову) снаряд попал в стену. У них в доме тоже стояли белые, да женщины с малыми детьми от снарядов спасались. А когда красные отступали, под Кургоменью стоял пароход «Иван Каляев». С канонерки стреляли так, что стёкла дрожали.
Но местное население белые не обижали, давали детишкам печенье, галеты».
В «Летописи Двиноважья» есть следующие сведения:
«В период с января по март 1919 года войска красных предприняли ряд неудачных попыток взять Тулгас. Перед позициями было установлено несколько рядов проволочных заграждений. Из верхних деревень были вывезены люди, а дома сожжены. Такие же сильно укреплённые позиции были в Кургомени. Был организован отряд из мобилизованных белыми числом 66 человек. Под командованием Николая Селиванова отряду удалось занять Кургомень и продержаться в ней трое суток. Они не дали противнику угнать коров, лошадей и вторично занять Кургомень».[1,стр.60] В этом отряде, по свидетельству А.А.Патюковой, ещё были Кумельга (Степан Андреевич Валов), Егор Павлович из Лидиньшины, Филипп Тимофеевич Кос-цов и Павел Чураков из Кулачихи.
«Весной и летом 1919 г, – пишет Г.Я.Чураков в своём дневнике, – белые продвинулись до Пучуги. Осенью же начали отступать и закрепились в Шипилихе, в Звозе, построили там оборонительные рубежи. Там шли ожесточённые бои, обе стороны несли большие потери. Иван и Фёдор (мои братья) были в это время у красных». Под Шипилихой красные попали в окружение.
Не раз в детские годы можно было услышать это слово от пожилых людей. Не однова Евдокия Алексеевна Чуракова, рассказывая со-седкам о ком-то, вдруг меняла тон голоса и с состраданием говори-ла: «Он ить был в окружении…». Это означало, видимо, что здоровье человека подорвано во время интервенции.
«Зимой 1918 г, – рассказала об этом А.А.Патюкова, – партизаны выбили белых из Борка, погонили в Шипилиху. Враги их окружили в лесу, много людей замёрзло в снегу. Отца моего, Косцова Андрея Алексеевича, прозвали на войне Комиссаром (затем так же стали звать моего брата Петра). Отец ночью ушёл, разыскал деревню и вывел оставшихся в живых людей из окружения».
Когда война закончилась, многие населённые пункты Шенкурского уезда были разорены, постройки сожжены, скот отобран. Из-за жаркого лета засохли посевы зерновых. Поля были изрыты окопами, воронками от бомб и снарядов. После ухода белых остались мешки, лопаты, колючая проволока.
В Кургомени были сожжены не только церкви, а ещё и деревня Починок Ильинский. «За Большой деревней с топецкой стороны была ещё деревня Ерши (Починок Ильинский) – 10 домов, – вспоминает Анна Андреевна Патюкова. – Белые оттуда всех эвакуировали в Малую деревню, а при отступлении дома их сожгли. Что люди тогда пережили, трудно передать! Помогали им всем миром – давали лошадей, лес, помогали отстроить дома».
Фото.Район кургоменских оборонительных сооружений 1918 г.
Но всё-таки Кургомень, в сравнении с соседними деревнями Топсой и Тулгасом, понесла наименьшие потери в этой войне.
О последнем дне «войск союзников» в Кургомени написал в своём дневнике Г.Я.Чураков:
«1919 г., воскресный день сентября. Последний день шотландцев в нашей деревне. Белые уходят. Наши мобилизованные люди, а среди них и брат Фёдор Яковлевич, не отступают. Они, скрываясь две недели в лесу, встречаются там с Николаем Деомидовичем Селивано-вым, пришедшим от красных, и образуют отряд, и нападают на Загваздинской бирже на отъезжающих на подводах шотландцев, стреляя в солдат с опушки леса. Те повскакали с подвод и укрылись за большие камни. Началась перестрелка. Наших двое: Василий Михайлович Чураков (Субботин, с Горы) и Василий Иванович Ковалёв (от Степановых) – были сражены пулями – убиты. Их похоронили на месте церквей на Погосте, в еловой ограде, где и сейчас стоят два маленьких деревянных памятничка без надписи...»
Антонина Клыкова (Гагарина)
Бабушка Неонила
Моя бабушка – урожденная Селиванова Неонила Васильевна с Горы (Селивановской), 1906 г. рождения, часто рассказывала о годах жизни в Кургомени. В раннем детстве, прочитав книгу Бляхина «Красные дьяволята», я расспрашивала бабушку о Гражданской войне. Мне казалось: ей так повезло оказаться на линии фронта! А бабушка о белых и красных рассказывала совсем неинтересно: «Ко-гды топецки робята были в Кургомени, оне останавливались у дедни Пашины, а дядя Павел у тёты, если бывал в Топсе». Дядя – брат отца бабушки, Павел Иванович Селиванов – воевал на стороне красных, а его – на стороне белых…
В 1989г. у бабушки побывала американская журналистка Сусанна Д' Аоуст. Она прочитала воспоминания канадского военного, который был в годы интервенции у нас на Севере, и сама решила посетить эти места. К её сожалению, все, с кем она встречалась, уже плохо помнили то время. Да и встречи ей организовывали зачастую с людьми, родившимися в советское время. Приехали к нашему соседу (1922г.р.), он и отправил их к бабушке. Сусанна была в восхищении от этой встречи. Она была поражена, насколько бабушка хорошо всё помнит. Бабушке в ту пору было 83 года, но она подробно описала форму интервентов с головы до ног: одне-то в такой обутке были (далее следовало подробное описание), а другове… Особенно её поразило то, что «одне-то не штаны, а юбки носили». (были это шотландцы в килтах или летняя форма – шорты ей юбкой показалась, не знаю). Практически ни на один вопрос бабуля не ответила: «Не помню». Иногда говорила: «Не видала и от людей не слыхивала…» В довершение бабушка вспомнила английский: хлеб-то они называли bread, а лук – onion.
О появлении интервентов в Кургомени бабушка рассказывала так:
«Приехали люди на лошадях, привязали их к нашему угороду и стали снопы носить, кормить коней. У нас татушки не было, на войну ушел да в плен попал. Мы одне жили, мати казака (наемный работник) нанимала, чтобы всё вспахать да засеять. Жито уж сжато было, в суслонах стояло, кладь начинали класть. А оне таскают и таскают, и подойти страшно: говОря не наша, и с ружьями все. А ведь единолично жили – как без жита-то остаться…»
Голодали ли они, я не знаю, но о том времени сложены частушки:
Белы были – с белым пили,
Кашу рисову варили.
А пришли большевики –
Нет ни хлеба, ни муки.
Пока белые стояли –
Белы булочки жарали.
А пришла Советска власть –
Мякина в попу уперлась.
В областном архиве нашла документы «Денисов Марк Андреевич. Тулгасское восстание 24.04.1919г.» ГААО Ф.5661.Оп.2.Д.39 и «Воспоминания отдельных участников Гражданской войны на Севере, записанные Денисовым Марком Андреевичем, о бое в Шипи-лихе, о гибели партизан, об участии партизан в боевых операциях и др.» ГААО Ф.5661.Оп.2.Д.78
В первом документе описана подготовка и ход восстания в одном из батальонов 3-го Северного стрелкового полка в Тулгасе, сфор-мированном из взятых в плен красных. М.А.Денисов 1895г.р. из д.Наволок Чамовского с/совета был одним из его организаторов.
Из документа следует, что восстание было назначено на 25 апреля, но произошло на сутки раньше. «Офицеры были арестованы и посажены в сарай. Но командиру батальона капитану Пятипалову удалось скрыться. Восставшие заметили человека на Двине, но, несмотря на стрельбу и полыньи (Северная Двина вот-вот должна была тронуться), ему удалось перебраться в Кургомень». В документе написано: «Вот в этом была основная ошибка восставших: не смогли убить удравшего. Видимо, это и был бандит Пятипалов, т.к. его нигде не оказалось». Как только он перебежал в деревню Кургомень, оттуда сразу же открыли огонь из пулеметов и артиллерии. «Когда открыли стрельбу из-за реки, охрана и офицеры сбежали в Шужегу. С нашей стороны был убит Ковалев И.С. из Кургомени, мой товарищ по службе 1915 – 1917 г. Мы его после освобождения перезахоронили домой». Не дождавшись помощи от красных, вос-ставшие сами перешли к ним. Ещё интересная цитата из этого до-кумента: «Когда мы пришли к красным, солдаты плевали нам в рожи и кричали: «Зачем сюда пришли голодать? У белых не хотели белый хлеб есть, вот поживёте здесь, так узнаете!».
В другом документе «Список убитых красных партизан во время интервенции на Северо-Двинском фронте во время выступления Кургоменского отряда Селиванова Н.Д.», подписанном 16.08.1962г. Чураковым Александром Андреевичем, содержится описание боя и фамилии погибших Ковалева Василия Ефимовича и Чуракова Ва-силия Михайловича.
О создании отряда написано следующее: «Когда красные пошли в наступление, в тылу белых в д.Кургомень наши товарищи И.И.Косцов, М. Косцов и А.Чураков в лесу начали организовывать партизанский отряд из белых солдат под командованием Селиванова Н.Д. В отряд вошло более 100 человек. Все были в полном вооружении, даже имелось несколько пулеметов, гранаты, винтовки у всех, да еще в запасе много патронов. У т. Селиванова в отряд вошли три брата – Иван, Павел и Степан».
В документе «Бой в Шипилихе» Чураков Александр Андреевич и Денисов Марк Андреевич описывают бой на Введеньев день 21.11 1919 г. (по ст. стилю) с белыми партизанского отряда, переименованного в 1 роту 480 полка. Чураков А.А. вместе с Кузнецовым Макаром Фёдоровичем (от Бирулиных) и Валовым Павлом Калистратовичем ходили в разведку узнать, сколько белых наступает. Тогда и погиб Валов П.К.
Получается, Валов П.К. погиб в разведке, а Селиванов Павел Иванович, 1887 г.р., брат моего прадеда с Горы, погиб под Шипилихой. Среди восставших в Тулгасе еще были Косцов И.Е., Чураков А.А.»
На памятнике в Кургомени 7 человек погибших в Гражданскую войну 1918-1921г: Валов П.К., Селиванов П.И., Чураков М.И, Чу-раков Н.И., Чураков С., Кашин Я. Двое захоронены у школы: И.Е. Чураков и Василий Иванович Ковалёв (от Степановых). Василий Михайлович Чураков (Субботин, с Горы) погиб во время пере-стрелки на Загваздинской бирже.
* * *
Приближается столетие от начала Гражданской войны и интервен-ции на архангельском Севере.
На памятнике павшим во время Гражданской войны 1918-19 г в Кургомени нет имён тех односельчан, кто воевал на стороне белых. А ведь это тоже наши земляки, чьи-то родные и близкие люди. Многие попали в белую армию при принудительной мобилизации. Кто-то шёл защищать старые, привычные устои. Многие шли к белым только потому, что им нечего было есть. Царила полная неразбериха, люди ничего не понимали в происходящих событиях. Местные жители не хотели воевать ни за тех, ни за других, старались уклониться от службы на фронте, да и сельский труд требовал мужских рук (сенокос, сев и уборка урожая). Солдаты «союзников» также не знали, за что сражаются. Каждый месяц множество солдат переходило из одного лагеря в другой.
Читая военные дневники и другие документы, нельзя не увидеть, какая это была жестокая война. Позднее историки назвали её «постыдной». Разрушенные, сожжённые дома местных жителей, голод, «испанка», которую завезли интервенты. И огромные потери у обеих воюющих сторон: убитые, умершие от болезней и ран, а сколько ещё пропало без вести, попало в плен? Об ужасах гражданской войны на Севере России красноречиво говорят дневниковые записи англо-американских солдат (интервентов) [14], волею судеб попавших в эту мясорубку. Измученное войной население мечтало о конце войны, который всё больше начало связывать с приходом большевиков. [20]
Осенью 1919 г эта бессмысленная война закончилась. И будет справедливо восстановить имена всех погибших.
* * *
Воронок открытые раны
никак не затянет трава.
И следом за словом «каманы»,
Всплывают и гаснут слова.
Вот бабушка – странное дело –
сказала об этой войне:
«Не знаю ни красных, ни белых, –
все были в шинелях оне».
Сквозь давней метели круженье
сегодня привидятся мне
все те, кто замёрз в окруженье,
затоплен на барже в Двине,
кто зверски штыками заколот,
кто понял: война – это ад…
И дальнего взрыва исполох,
и в церковь попавший снаряд…
То души убитых, как пепел,
над нами…
Не видно ни зги…
Но всё же печален и светел
дороги прощальный изгиб –
в надземные, дальние веси…
И долго над полем звучит
последнего боя отвестье,
блуждая в осенней ночи –
в снегах, за небесным пределом,
в воде ледяной полыньи…
И нет там ни красных, ни белых,
а только родные, свои.
*Каманы - обл.,от англ. Come on (кам он) – давай/пошли.Так называли местные жители солдат англо-американских войск (интервентов).
Отвестье - отзвук, эхо.
Фото из журнала "Поморская столица".