Сугробит день, сугробит ночь,
отрезаны от дней недели,
на лицах белые шрапнели
спешат свою умножить мощь.
На перекрестках января
зажаты бойкие метели,
и сумрак в обветшалом теле
крадется, в свете фар горя,
начало года отворя.
Сугробит день и два и три,
наверно, и не перестанет,
зима меня вконец достанет,
свой белый нацепив парик.
На постаментах городов
стеклянные белеют лица,
им что-то непременно снится
под белой мантией фронтов.
А на бульварном колесе,
где окон мертвые глазницы,
луна - простуженная птица,
гнездится в млечной полосе
в своей болезненной красе.