Лешаков Сергей Валерьевич
1961г.р.
член Союза писателей России
Магистр Искусств
окончил Высшие литературные курсы
литературного института
им. А.М. Горького в городе Москва
Автор пяти изданных
книг стихотворений
подборки стихотворений
и статьи об искусстве
публиковались в журналах,
альманахах и литературных газетах
городов: Астата, Алмата, Костанай,
Москва, Ярославль, Барнаул,
Киев, Магнитогорск и др.
Родился в Челябинске. С 1962г. по 1979г. жил в городе Рудном. В 1979г. окончив школу поступил в художественное училище в городе Нижний-Тагил. В 1983г., в декабре, демобилизовавшись из Вооруженных сил вернулся в Рудный. Работал художником-оформителем. В 1991-93гг. жил в Костанае. В 1993-1997гг. снова в Рудном. В 1998г. вступил в Союз писателей России. В 1998-2001гг. жил в Москве, учился на ВЛК литинститута. С 2001г. живет в Рудном.
Март простудился.
Март ручьями хлопал весь день,
словно носом малыш, простыв.
Лоб пригорка накрыла тень.
Мокрый ежик волос-кусты.
Будто бредит в тяжелом сне.
Изморось на окнах, как пот.
Я кидаю таблетки в снег,
влажный, словно открытый рот.
1981г.
Ветерок моих мыслей принес
звук шуршания крыльев стрекоз.
Скоро листья распустятся вновь.
И растений проснувшихся кровь
очень тихо в стволах загудит,
и весенняя песня в груди
нежным эхом в ответ зазвучит.
И, пойдя, как сквозь пламя свечи,
сквозь разлуки мучительный год,
сердце раненое оживет.
2004г.
День наполнен радостью прозрачной,
растворенной в воздухе весны.
Весь мой пыл, что в жизни не растрачен,
я пытаюсь словом обозначить,
воплощая в явь все свои сны.
Первой травки робкие росточки
так по детски тянутся к ногам.
И, лишенный шума оболочки,
город слышит: скоро лопнут почки
ранним утром, ждущим у окна,
что вот-вот влюбленные проснутся;
запах новорожденной листвы-
им подарок, вместе они сутки,
а неделю врозь, но все рисунки
нежных ласк в сознании их живы.
2005г.
Мой мир горит во всех воспоминаниях:
грехи и страсти, и прорывы в свет.
Влюбленность, творчество и испытания,
в итоге-здесь меня как будто нет.
Один огонь, один огонь остался
в душе, да тело жалкое при нем.
И страсти, перелившиеся в стансы,
сжигает тем безжалостным огнем.
И все ясней прозрачному сознанию
творения Божьего живая красота.
Я искажал ее в безумии дерзания,
но есть поэзии сияюще проста,-
Слепящий Свет, в котором все иначе,
и потому душа мучительно горит;
не шум, не слава были сверхзадачей,
а свет в душе, унявший сердца крик.
28.5.2009г.
Свет на воздух намазан
этой страной весной.
Страсть горит без указа,
как свеча надо мной.
В этом старом районе,
где дома,как пеньки,
жду тебя исступленно
на границе строки.
На пределе желанья,
но в пределах листа,
полыхаю в посланье
в честь тебя, красота.
Ты-мое загляденье,
центр мира во мне.
Говорящие стены
я увидел во сне.
Как они восхищались
лепестками всех ласк;
мы в Эдем возвращались
в домике без тепла.
В прошлом-наша эпоха;
мир чужой за окном.
Но любовь с каждым вздохом
светом входит в мой дом.
Свет на воздух намазан
и дышать мне легко.
Страсть горит без указа,
выше слов, высоко...
2004г.
Надо чай мне заварить зеленый,
с чашкой на балконе поседеть.
Лето, солнце и поэт влюбленный
за одно в единстве раскаленном,
в ярком свете праздничных затей,
в нежной жажде,-видеть твою прелесть,
изнемог весь мир вместе со мной.
Фразой в яблоко попасть, не целясь,
чтоб воспеть красы твоей бесценность
и запечатлеть день выходной.
Все волшебно, раз ты существуешь!
Как мне дорог каждый мой предмет,
что богиню видел здесь живую.
Пью зеленый чай и торжествую!
И свеченью в этом дне предела нет
2005г.
«Баллада об Одиноком Рыцаре»
По подложному скрипу дверей
раздавал векселя превиденьям.
Но хранил свое сердце отдельно
недоступным для нетопырей.
И вампиры искали его,
но сундук серебром был окован.
Жил в бесовской стране, околдован,
и не знал о тебе ничего.
Медный крест под кольчугой носил,
спал с двуручным мечом в изголовье.
Край глухой не отмечен любовью,
Я не чуял в нем праведных сил.
Хороводы водили дома,
громыхая бревенчатым боком.
Там от каждой метлы било током.
Горожане сходили с ума.
Кто закладывал душу, кто честь,
кто менту, а кто сердце отряду,
за каменья, свистульки, наряды,
за уменье сквозь щелку пролезть.
Подымался бурьян в полный рост,
оживая, скакали растенья.
Но приснилась ты ночью осенней
и отверг я бесовский оброк.
Снял кольчугу и меч разломил.
Вскрыл сундук, вынул сердце и вышел.
Шел по воздуху, тучам и крышам...
Но дойти к тебе не было сил.
1989г.
Я присвоил дождю твое имя
и бессмертные капли ловил.
Но в пространстве необозримом
я из рук его упустил.
Ветер высушил брызги на стеклах
суетливо блестящих машин.
Дождь коснулся всего, он только
не сумел охладить души.
Как траву, он гладил антенны,
что топорщатся, но не растут,
но не смог проникнуть сквозь стены
и прибить, как пыль, суету.
Скаты крыши, как две ладони,
их воздев, молились дома,
миновал чтоб их корень молний
и скорей окутала тьма.
1988г.
Не ждать и на окне не жечь свечей,
жить без тебя казалось преступлением.
Но тусклый снег был все же просветлением
в том черном одиночестве ночей.
И, говоря со стенами на ты,
Я, забывал, с чего я начал фразу.
И растворялся вверенный мне разум
в безумии квартирной пустоты.
И трепыхалось форточка в окне.
И сон и явь мне были бесполезны
в своей необходимости железной.
И ночь крестом лежала на спине.
Всю жизнь свою опять к утру пройдя,
душой я становился вдвое старше,
и выходил на снег под звуки марша,
сняв куртку с одинокого гвоздя.
Вне дома прекращал до темноты
борьбу с бессонницей и одеялом.
Спешили люди. Нехотя светало.
Проспект в метели выглядел пустым.
1989г.
Я-Человек-Скандал.
Я прихожу к тебе.
И если ты-царь,
Я говорю что ты-плох.
А если ты-бог,
и на твоей «губе»
копошатся Ангелы,
как стая белых блох,
я говорю: «Зачем
дырявить тьмы шинель
твоими пуля звезд,
моими пулями слов!»
Ты берешь мой «Ауставайс»
ты говоришь мне: «Шниль!»
Ты убиваешь меня,
потому что я-плох.
Я говорю тебе:
«Перестань воскресать,
не воскрешай меня,
останови маховик!
Ты опоздал успеть,
и на твоих весах
нет ни шкалы ни стрелки.
Ты-плохой ученик,
ты-самоучка бог,
ты-самоучка царь
а я-твое зеркало,
так разбей меня,
так разбей наконец
шесть миллиардов харь
и сотвори чистый мир,
где тепло без огня.»
Но ты со мною не споришь,
ты надеваешь пальто,
и мы идем за спиртным
в гастроном за углом.
И ржавеем душой,
как пара гнутых болтов,
потому что с нами
нет ее за столом.
1995г.
Я видел толпы клоунов,
идущих мимо цирка
нестройными колоннами
и неизвестных цифрами.
Шли они в даль беспечную,
где детство распускается.
Рекой шли бесконечную.
И плакал я и каялся.
У каждого на рубище
была иконка вышита.
В карманах шарил, рубль ища,
был кошелек мой выжатым.
Я видел толпы клоунов.
И плакал я и каялся.
Я видел толпы Авелей
и понимал, что Кани-я.
1997г.
И однажды простой человек пошел по воде
поэтических строк
в море текстов над мирно-бескрайнем
потеряв себя в звуках стихов
он превысил предел
осознав предыдущую жизнь
только как испытание
он конечно вернулся под утро в квартиру свою
но другим уже
внутренне преображенным
слышал песни,
что Ангелы там, в запредельном поют,
но не в силах то все
объяснить родным раздраженным.
По дороге в редакцию,
где он тянул журналиста ярмо,
он с восторгом смотрел
на весеннюю серую слякоть,
понимая, что все,
что мы якобы знаем о мире самом-
это полная лажа
и стоит над этим поплакать.
2005г.
В этом празднично-розово-облачном небе
есть стихи, что не зримы пока никому на земле.
Там веселые ангелы буквы прозрачные лепят
и кидают их в музыку, чтобы нам стало светлей.
И вдыхая тот свет своим сердцем, простой человек
превращается в гения в сутки на два-три часа.
И такое он стряпает нам из обычных словечек волшебство,
что потом не опомнится сам.
Так я думал, дымя второпях на осеннем балконе
сигаретой без фильтра, под вечер тебя проводив.
А по небу неслись бес телесно-закатные кони,
мой восторг поэтичный в рывке своем опередив.
2004г.
Печальный свет полынных вечеров,
вползающий во внутренность больниц,
нащупывал меня,как путник-брод,
и повергал несбывшееся ниц.
И сотни эфемерных кораблей,
несущий на себе мои мечты,
сгорев и канув в море ко вылей,
вдруг превращались в белые цветы.
Но те цветы мог видеть только я,
к ним не летели пчелы и шмели.
Вот так и нежность не видна моя
тебе, вдали от сумрачной земли.
1996г.
Опадает цвет с яблонь райского сада
превращаясь в свет малокровный лунный
и душе уже ничего не надо
кроме музыки жалобной и безумной
Кроме музыки почти уже и не слышной
что как белый снег заметает душу
и пока не хватился меня Всевышний
я пока той музыки не нарушу
2000г.
И вот за одной из железобетонных ширм
паяц с Коломбиной расстались вдруг кое-как.
А небо, как сейф, потерявший шифр,
сплошь серое, как заасфальтированная тоска.
Был безнадеже паяц-на свое поесть,
его эпоха тогда еще не началась.
Он миру принес не слишком низкую весть,
но Колонбина судьбы обычной ждала.
Он шел по лужам, совсем как в юности я,
и был достаточно весел, чтоб умереть.
Никто о них кинофильм так и не снял,
да я бы и не захотел этот фильм смотреть.
1998г.
Сочились улицы туманом,
их белизной глаза постились.
На окнах льдистый лист дурмана
вплетался в контуры рептилий.
Адепты зимнего завета,
презрев в печать частицу храма,
сжигали письма и сонеты
на бревнах, как на свитках грамот.
В безмолвном противостоянии
всех холодов и жара кухонь
столы заставлено сияли,
пока звучали тосты глухо.
Я не завидовал гурманам,
но разделял их восхищение,
как уголек, в моем кармане,
лежал твой адрес с приглашением.
Я понимал, твой росчерк-шутка,
конверт назначен был другому.
Луна подмигивала жутко
заснеженным деревьям голым.
1989г.
Маленькую птичку трясогузку
я видел, выйдя на балкон утром, пасмурным.
День обещал быть грустным.
Но в смешных движеньях трясогузки
был волшебный смысл заключен.
Эта птичка, выпорхнув из детства,
словно буковка из букваря,
разрушала бед моих соседство,
чтоб творить, весельем горя.
Потому что все, что с нами было,
кинопленка памяти хранит.
Взяв в тех кадрах то, что сердцу мило,
претворяем в радость их и силу,
поднимаясь в творчестве в зенит.
2005г.
Наступает время биороботов:
чувств искусственных,
просчитанных стихов.
Жизни королей некоронованных
убрала История с весов.
В жесте, ничего уже не значащем,
гении в поэзии горят.
Место речи, что звучала
в сердце плачущем,
занял неживой видео ряд.
Но средь этой нежити компьютерной,
счастье виртуальное сломав,
мы в любви,
как два невзрачных лютика,
прорастаем в вечности размах.
И горит стихов моих созвездие
над деревней маленькой твоей
беспощадным, праздничном возмездием
серости навязанных нам дней.
2003г.
Стихи меня из дома не пускают,
опутывая разум сетью строк.
В сравнение лезли мелкие детали.
Метафоры, накопленные в прок,
как мины, всплыв из глубины сознания,
взрывали строфы яркостью своей.
А лето думало, что я-в изгнание,
и лезло в окна-выручать скорей.
А я не мог любви своей горение,
кипение страсти музыкой унять,
все новые мои стихотворения,
как птицы в небо, падали в тетрадь.
Напрасно солнце, в пристальном свечении,
ища меня, обшаривало пляж,-
во вдохновенном, радостном мучении
творил я новый города муляж.
И ты пришла, и жизнь в него вдохнула,-
прекрасный город в творчестве цветет:
в нем окна-буквы люди распахнули
и лето пахнет, как огромный торт.
2004г.
На стене три твоих карандашных портрета,
нарисованных мною в воскресное утро.
И еще ожерелье стихов на рассвете,-
вот мой дар, и он ярче, чем блеск перламутра.
Красота твоя в них навсегда неизменна,
в карандашных портретах, в стихах восхищенных,
в них кружение пчел и стрекозок нетленных,-
этим летом, любовью преображенным,
в этом счастье, от прочего мира отдельном,
где поэзия стала прозрачной преградой,
где летим мы с тобой на коне карусельном
и движенье по кругу недели-награда.
Потому что всегда мир бумажно-чернильный
повторяет все лучшее бесконечно
и в любви превращается сердце в светильник,
просветляя реальности не безупречность.
2005г.
Мир полон волшебства, в событии малом-
в падении капли дождика с листа
зеленого и в мошке, что витала
вкруг лампы, есть для сердца красота.
В беззвучной музыке существования,
в лирическом единстве бытия
скрыт все же главный центр любования-
и это ты, прекрасная моя!
Я потому смотрю с таким восторгом
на этот двор из четырех домов,
что ты придешь! И если не во вторник,
в субботу! По дороге облаков,
что пролегает под моим окошком.
И я сойду с бумажного листа,
штормами фраз потрепанный немножко,
неся в карманах буквы новых тайн.
2005г.
Третий день воробей прилетает
и о чем....то кричит под окном.
А мне кажется важную тайну
сообщить мне пытается он.
Словно служит он некой ведунье
в недоступном дремучем бору,
Проникая в грядущее думой,
она шлет его в путь по утру-
будто тайные темные силы
нас с любимой хотят разлучить.
Воробей, друг пернатый, спасибо!,-
что, едва входят в окна лучи,
ты о чем-то серьезном талдычишь
мне, на птичьем своем языке,
но не знаю речи я птичьей,
ставлю дом на словесном песке.
Как стихов моих буквы-песчинки
держат дом мой, не ведаю сам,
но надеюсь: всех страхов причины
не дотянутся к небесам.
2005г.
Прошлое давит на лоб как бы обручем тесным,
вот и кладу на него я кусочек меди,
если пищу полулежа я в день воскресный
о Музе, которая вновь на сутки приедет,
и превратит субботу в беспечный праздник,
на ночь изъяв из времени и пространства
этот район руин и людей безобразных,
в край фей и эльфов преобразив его в трансе.
Словно меняет глаза мои на другие,
вижу не алкашей и бомжей, а гоблинов, гномов,
будто развалины замков царят такие
в древней округе жителей невесомых.
Но в воскресенье автобус увозит Музу
и мой район теряет сказочный облик.
Ветер по улицам гонит пьяниц и мусор,
и божьих коровок лепит к оконным стеклам.
2005г.
Какая-нибудь женщина, похожая на тебя,
мелькнет в толпе, и на сердце-радости вспышка.
Но это уж слишком-говорю себе-это слишком,
когда все чувства восемнадцать часов кипят.
Я жду тебя непрерывно, жду тебя каждый миг,
живу в режиме повышенного внимания,
и мир так ярок в моем состоянии,
как будто я-главный чародейства его ученик.
И даже сквозь сон тебя жажду, даже сквозь сон,
так ярко жажду, как будто уже обнимаю.
Ведь столько нежности ты-мне, а мне все мало,
и мир вибрирует с жаждой моей в унисон.
Мой каждый день вбирает тысячи дней
из прошлого, из книг, и из кинофильмов.
Сознание лишилось каких бы то ни было фильтров;
весь мир живет и умирает весь мир во мне.
И только твое появление избавит меня
от этого клокотанья в уме моем тысяч судеб.
Как мало любящих, нежных, как много судей,
как много лет за неделю пройдет до шестого дня.
2005г.
Моисей и бредущие следом
сорок лет или сорок веков,
между жизнью и праздничным бредом
технологии сбывшихся снов.
Внутрь несметных порочных иллюзий
погруженные миром утрат,
все пытаются прошлое сузить
до дороги, ведущей назад.
Есть табличка «Эдем», нет им рая,
растворенного в море вещей.
И секундную стрелку вращают
механизмы, подобно праще.
Эти люди, как стрелки, по кругу
сорок тысяч томительных лет
все идут и не видят друг друга
в зеркалах обреченных планет.
1997г.
«Человекобукавка»
...распятые и убиенные
и воскрешенные к сражениям.
Варлам Шаламов
И снова римские легионы
идут на Иерусалим.
Бесстрашные центурионы
в сражение танки повели.
Вперед, авианосцы Тита!
Императорский дух взывает к вам!
Сквозь смерть просеем, как сквозь сито,
людей, чтоб выстроить в слова.
Чтоб двигались стихов колонны
на штурм времен, на штурм времен.
На строчках рифмы, как короны,
Бог в каждой букве погребен,
но в каждом слове воскресает
и, словно бабочек, стихи
к концу времен он собирает,
чтоб превратить их вновь в полки.
В колонны, прошлого солдаты,
вставайте в строй горящих букв!
И я-один из тех легатов,
к сражению воскрешенный звук.
2003г.
«Осень, шпага и снег»
Словно лилии в проблесках полутьмы,
свет лишь в прихожей.
Съежился холм в ожидании зимы,
как бык травокожий.
В глазах матадора холодный огонь
первого снега.
Хвать шпагу картинно с полки рукой
и в двери с разбега.
Но осень багряно перед лицом
дерзкому машет:
-Зря ты, тореро, спешишь на крыльцо,
шпагой не пашут!
В ответ он:
-Созрело сердце мое,
катится в листья,
иль Колобок его в бегство завет,
брат хлеболицый.
1988г.
В городе скученность, на душе соскученность.
На деревьях листья новые, три дня...
Ах, мне бы карету, да с искусным кучером;
ездил бы по городу, печали разгонял.
Целую неделю я катал бы школьников,
а в субботу двигался в деревню за тобой.
Такая вот фантазия глупая, прикольная,
да, еще герольда бы с серебряной трубой.
Но не где взять карету и герольда с кучером,
а в сущности и незачем-это просто блажь.
В повести о нас все так светло закручено:
любовь, весна, поэзия и второй этаж.
2003г.
Дождик солнечный льется, как счастье,
ты мне в сквере читаешь стихи.
Все травинки, все мошки лучатся,
все сияет в пределах строки.
Волшебство красоты твоей длится,
становясь бесконечным во мне;
моя память на каждой странице
профиль чертит твой, в каждом дне.
Словно ты постоянно со мною
бестелесным чудом была,
а теперь воплотилась и в новом
моем мире весной расцвела.
Осень жизни, весенняя осень,
майских чувств рассвет , дождь слепой...
Свет мои стихи превозносят,
свет во мне-восхищение тобой.
2003г.
Снова яркость внутренней улыбки
озарят праздничный мой ум.
Взгляд мой так и тянется к калитке;
словно ищет телескоп звезду,
я ищу тебя в дне безразмерном,
мыслей сеть накинув на пути.
Ты опять «в делах» весь день наверно...
Почему бы раньше не придти?
Лето, в торжествующем шуршании,
преподносит этот выходной
нам для встречи, в счастья полыхании,
в восхищении тобой одной.
2004г.
Я так устал за неделю:
ждать тебя, ждать тебя, ждать...
Птицы на юг улетели
и возвратились опять.
Листья опали во вторник,
в пятницу вылезли вновь.
И проклинает наш дворник
строки мои и любовь.
Переменились созвездия
и пересохли моря.
Тысячи фраз, словно лезвий
огненных, вырастил я
в крыльях своих, вместо перьев,
и запылал небосвод;
Анег Возмездия теперь я,
жар в моих жилах поет.
Мир поэтический гибнет-
тысячи фраз-лепестков.
Но в поэтическом гимне
я воскрешу его вновь.
Только в квартиру войдешь ты:
свет-в сердце, вместо огня.
Как я влюблен безнадежно!
Как ты живешь без меня?
Засыпая, в падаешь в транс и стих роятся,
возникая из ниоткуда-запиши в тетрадку.
Этих строк-стрекозок тысячи вариаций,
вот лови их, выстраивай по порядку.
Покидать не хочется этот праздник,
погружаться в сон, в туман, в мутное море.
Все, что было глупым, никчемным, разным,
начинаем светится в едином хоре.
Каждый наш предмет обретает голос,
в нашей комнате, и о своем лепечет.
И сияет во мне любви нашей космосе;
миллион звезд-мгновений тушить мне нечем.
Дождь становится снегом, но снег тот тает,
никогда до сердца не долетая.
И цветет душа сияющей тайной.
И в любви-лучезарная тайна тайны.
2003г.
Все травинки, всех мошек, каждую щепочку
в драгоценности превращает мой взгляд.
Каждый дом перевязан незримую ленточкой,
как подарок, как кубик, полный тепла.
Ничего нет обычного-все необычно!
Все таинственно, раз существует любовь.
Листья свежие, словно древесные личики,
Удивлено на мир глядящие вновь.
Вспышки строчек моих летят в мировозрение
Сообщеньем о сказанном счастье моем
И волшебным цветком расцветает желание
В моем теле опять, если ты входишь в дом.
Все пути мои в сердце ведут, в полыхание
Яркой страсти, в беспечный пожар мой в груди.
Сила истины светом сжигает все знания.
И глазами влюбленного вечность глядит
2004г.
Помню радугу над бараком,
отраженную в сотнях луж.
В отражение макали мы с братом
ноги-в радугу; луж теплу
мы вверяли пятки босые,
не боясь камней и простудился.
А гроза, удаляясь басила,
словно облачных стад пастух.
В лабиринтах шатких сараев
мы вели свои игры-бои.
И, колени в игре расцарапав,
йодом раны лечила свои.
Твердость почвы ступнями пробуя,
начинали закалку ног
для тяжелой рабочей обуви
и скрипучих солдатских сапог.
1987г.
Вместо пепельницы-баночка железная,
для того чтоб, на балконе покурить,
да усилия на бумаге, бесполезные,-
килограммы буквенной икры.
Что дают мне эти буквенные россыпи,
ни на хлеб намазать и не зачерпнуть
ложкой, жадно...
И уходят мысли взрослые
в нескончаемый бумажный путь.
Но при этом остается радость детская,-
радость творчества, и возраст ни при чем,-
это праздничное внутреннее действие,
что горит волшебной внутренней свечей.
И балкон, словно корабль космический,
сквозь миры всей памяти моей
пролетает снова, в фантастическом,
сказочном преображение дней.
2006г.
Не могу найти веревочку для крестика;
в однокомнатной квартире шесть жильцов.
Чем богаты мы, не знаю...,
а вот стрессами разумеется.
Но «бережем» лицо»».
Да еще, когда звучат два телевизора,
получается мистический эффект,
и опять из стен, толпясь, выходят призраки-
инфернально-плясовой кордебалет.
И, оставив свои поиски веревочки,
вновь берусь я переписывать стихи,
но мотиву я твержу безостановочно,
помятуя, как тяжки мои грехи.
Что нас ждет по смерти, только Богу ведомо...
За окном же явно видима листва.
Мне светло в душе от лиственного лепета
и не хочется качать свои права.
2006г.
Вспоминаешь, вроде все
в памяти и живо,
а приходишь в старый двор,
нету тех людей.
Кто уехал, а кто мертв,
как судьба решила.
Ни осталось ни следа
от былых затей.
Светят окна надо мной,
все без этикеток,
нет на лавках ярлыков,
табличек на стене.
А во мне пылает вновь
нашей встречи лето.
Лестница из облаков
строится во мне,
и сливается она
с лестницей подъезда,
я поднялся бы по ней
до твоей двери,
попытался бы узнать,
да только бесполезно,
восемь тысяч прошлых дней
как твои прошли?
У кого я не спрошу,
нас никто не помнит.
Словно ты приснилась мне
в давнем-давнем сне.
Только в памяти тот шум
так и не проходит;
песни тех времен звучат
надо мной в окне.
Но встряхну я головой,
сбросив наваждение.
Вот деревья узнаю,
жаль они молчат.
А между мною и тобой
вечное движение.
слов, которые поют,
а порой кричат.
Хорошо, что я живу
отсюда в трех кварталах;
надо реже заходить,
реже вспоминать.
Но опять, как наяву,
к той двери взлетаю,-
в снах, и свет горит в груди
и песни из окна.
6.12.2008г.
Раз в три дня с друзьями пью
и по ночам не спится.
Если не умру к утру,
что-то напишу.
Что ж там столица без меня?
Ах, как бы мне не спиться...
Сам себе порой поэт
и король и шут.
К экстрасенсам не ходи,
все и так понятно;
жизнь прошла и на душе
вечность настает.
На пылающей любви,
как и на солнце пятна.
Ах, словно окна бы покрыл
память мою лед.
Не замерзнет же никак
память раз-такая...,
все шевелится во мне,
все болит, горит...
И с поэтами не пить
я не зарекаюсь.
Постепенно жизнь моя
катится с горы.
Да и в сущности уже
очень мало надо:
самый минимум еды,
да за окном весну.
Изредка что ты меня
видеть была рада.
Не хотел бы я прожить
жизнь еще одну.
6.12.2008г.
Лучшая книга написана на тумане.
Вывернув ад наизнанку, получишь парк.
И, сидя с красавицей на диване,
вдруг неожиданно произносишь: «Карк!»
При этом неважно, что все произошло давно.
Просто уверенность, что ты-почти труп.
Никто тебя не слушает, ни красотка, ни телевизор.
Никто не хочет понять тебя, а зачем?
Ты-только призрак, только призрак,-
собрание готовых поведенческих схем.
Так сделай же что-нибудь, чего не умеют другие
придумай самую новую версию тишины,
и изготовь тишину, в которой все сгинет,
все, кроме вины твоей, все, кроме вины.
1994г.
Рука превращается в крюк, для держания пера.
И образу, как зубы мозга, ты тянешь словом.
И город выводит улицы на парад
перед карнизом землянки твоей, суровым.
Весна, угождая небу, сугроб казнит.
Как грифы-шеи, дворники тянут метлы.
Терзает солнце в светоэкстазе гранит
плит облицовочных.
Памятник-это мертвый металл;
любить его не умел всю жизнь;
в строю провести весьма неприятно детство.
Автомобиль на дороге скачет, как массажист
на ляжке штангиста.
Дня моего блаженство
воруют гости, ждущие от меня,
а я от них, привычного комплимента.
Деревья тщатся ветками мир обнять,
в котором влачусь поэзии рудиментом.
1994г.
«Фарфоровые пестики столбов
и стаи птиц, летящие, как споры...»
Кто разгребет невидимые горы
остатков слов...
Пригодные, как вечный матерьял
для лепки неба из любой фигуры,
остатки смыслов канувшей культуры,
что не горят...,
ибо их нет без нас, но и в пластах
сознания они, всегда,-руины,
но иногда иные,
всплыв, как субмарины,
таранят страх.
1995г.
покупая у рассвета цвет тоски
я нанизывал искусы на строку
и мечта словно зыбучие пески
поглощала мыслей проволочный куб
и в сознание растворенном тишиной
я плутал как в обезлиствевшем лесу
ветви времени сплетались надо мной
ветры веры сквозь мой мозг вершили суд
2000г.
растворяя в неподвижности печаль
утопая в славе сказочной тоски
станешь призрачным сомненьем величав
вровень с призраком чьи муки высоки
заблудившись в снах деревьев и домов
ты приснишься лету комнатной звездой
все напрасное произрастет само
как трава тумана над ночной водой
2000г.
поскользнувшись на кожурке от луны
я упал в невероятный века
где увидел реки свернутые в сны
бой гигантов повторенный в облаках
и очерченные циркулем лучей
поднимались в небо круглые дома
и любой из них был мягок и ничей
проживать в них мог один туман
сердцем сотканным из строчек и надежд
начинал я понимать природу грез
способ их изготовления вечно свеж
и стоит в степи печали в полный рост
1999г.
Подспудно переваривая блеск
трагедии контрастных полимеров,
машина сочленений примеров
удвоит дорогих предметов лес.
И в гибельном стремлении понять
родство травы и рамы без картины,
погода повторяет карантины
салютов аллергического дня.
Пространство, поразив себя само
невидимыми ветрозеркалами,
приобретает заземленно память,
вскрывая рябью лужицы письмо.
1995г.
Распилив туман необычной пилой
похожей одновременно на музыку и на луч
я хотел построить облачный плот
из стихов еще не различимых на слух
бабушка времени кормит его дымком
время не по дням по минутам растет
катится как колобок воспоминаний ком
сквозь деревья фраз тоске моей в рот
плот туманно-строчный облачно бел
я пожалуй те стихи и не сочиню
то же что воспеть в них я не успел
я воспеть доверю печному огню
2000г.
И пока горит туман
с четырех концов
лепестковый аромат
ест свое лицо
насекомые луны
покрывают мозг
обезумевшей весны
и печаль как воск
разминает тайный дождь
световых картин
тех которые не ждешь
неба карантин
длится несколько недель
в зеркале бумаг
и по треснувшей воде
хлещет пресный флаг
отлученного от бед
прочного как сон
что танцует на трубе
в правах преподнесен
2000г.
сухие стрекозки фраз
мокрые стрекозки глаз
по одной стрекозке в час
не стрекозку а только часть
стрекозки незапятнанная честь
если не стрекозкой то чем
я стрекозку не съем
на стрекозке красивый шлем
нарисуй мне стрекозкин след
где стрекозка а где и нет
не миновать мне ее тенет
1994г.
Бумажные кораблики в небе плывут
я на это путешествие променял уют
почва слышит музыку корней
тянутся к душе
нити болотных огней
жизнь обратная сторона медали
показали счастье а в руки не дали
в городе заводные деревья заводные дома
и поэтому город легко сломать
я разлюбил как будто голову починил
но в венах памяти не хватает чернил
жизнь без тебя словно без часов песок
и луч надежды тоньше чем волосок
1999г.
Часто снился любовный роман,
В этих снах ты меня так любила.
Но и в сны, словно черный туман,
входит темная сила.
Изменилась ты вдруг, стала лгать,
насмехаясь жестоко.
И, меня превратив во врага,
все смотрела из окон,
все смотрела из окон во мглу,
где твой демон смеялся.
И в груди ощущая иглу
я в те дни просыпался.
2000г.
Потому что длится такой букет
дней,почти что размазанных светом,
я рисую город встреч на стекле
и оно становится слов моих летом.
Из всего, вчерашнего невпопад,
и того, приличного неуместно,
получается тающая тропа,
исчезающая в не имеющем места.
И по этой тропе мы с тобой вдвоем,
на телеге из сигарет и спичек,
невезение наше к Отцу везем,
сняв с него наручники снов-кавычек.
Сквозь ушко игольное, сквозь зрачок
отрешенной смерти, в мир, обрученный
с невозможной радостью, нас влечет
в яркий свет, быть праздником обреченный.
2005г.
На цепи своих строк я неделю держу свой город,
а, потом его, словно шар, отпускаю в небо.
И затем затаскиваю из земли свои корни
и иду туда где со счастья снимают слепок.
И всплывает флот, в моих зрачках затонувший,
лепестки парусов своих подставляя ветру.
И стреляет лучами верткий небесный лучник,
в окнах сердца мне попадая иль в сердца дверку.
Я влюблен в тебя вновь и вновь на каждом свидании,
словно новый век катается на карусели,
убежав от времени, ранив его летально,
чтоб настал наконец день восьмой
после воскресенья.
2004г.
Над серою землей бескрылых самолетов
воздушный шар стихов моих к тебе летит.
И смотрят в след ему наземные пилоты:
на шар и облака, как на воздушный тир.
Я очень долго был подводным партизаном,
с тех пор всегда со мной карманный мой рояль.
Небрежно растерзал я прежний свой тезаурус,
когда я город мой печалью окрылял.
Шар радости несет меня и город смелый
в корзине, что из фраз восторга сплетена.
Поэзией любви я сокрушил химеры.
И встретил ту, что в снах-любимая одна.
И светится весь мир-огромный шар из воска,
в котором, как свеча, любовь горит, горит!
Подобный же огонь сияет в центре мозга
и с Мировым Огнем на равных говорит.
2004г.
Уносит ветер тысячи листов
С родных деревьев в сторону заката.
И одевается в костры простор,
как будто осень в чем-то виновата:
и в том, что седины у нас все больше.
Но славлю я снегов степных размах
и то, что жизнь моя иной не дольше.
Все дни мои, одетые в стихи,
Славно я, словом вышил из рубахи,
уходят к людям, на ноги легки,
счастливо избежав цензурной плахи.
А я курящий трубку капитан,
но дом мой-мой корабль-на приколе.
Я столько в этом жизни испытал,
что стать хочу лишь чистым снегом в поле.
2004г.
Во внутреннем светящимся молчании
душа преображает память в свет.
Вся жизнь была нелегким испытанием,
борьбой за то, чего по сути нет.
Есть только этот ясный день осенний,
в нем-синий звон прозрачной тишины.
Такие же, без всяких превращений,
степные эти дали мне нужны.
Все желтые травинки у обочин
украсил инеем октябрь-ювелир.
Есть то, что есть, и мне надо большей,
чем та судьба, что мне стихи сплели.
2006г.
Задача в том, чтобы взять этот мир с собой,
включая листья, что катятся по пустырю.
Ведь самый великий и настоящий бой-
меж мной и мной, я в этой битве сгорю.
А что останется от этого пепла всем,-
листва бумажная и чернил лабуда.
И все-таки, если уходит поэт насовсем,
сквозь строки стихов продолжает светить звезда.
Люблю сквозь верхушки дерев на небо смотреть...
Мне этот мир душою уже не поднять.
Не очень-то страшное, в общем-то, слово «Смерть»,
когда чуешь в теле адский предел огня.
Но светят сухие желтые листья во мне,
что катятся по равнине грешной души.
Я снюсь этой осени и в этом прозрачном сне
снежинки первые, как милостыня, хороши.
2006г.
Дерево осени-это же взрыв золотой;
тополь, береза, не важно, чье это пыланье.
Желтые ангелы-листья парят надо мной,
этому празднику осени нету названия.
Я бы сказал, что вот так же и наша любовь,
в тайной попытке возвысится в позднем цветении.
Видя тебя, я перестаю быть собой,-
взрыв золотой совершат во мне превращения.
Есть же окно в том пейзаже-в неведомый мир;
сквозь желтых листьев пыланье вхожу в бесконечность.
В самом волшебном итоге мы станем детьми
и воспарим в своей радости в яркою вечность.
Все эти мумии листьев с собой бы забрать,
забальзамировав этот огонь беспорочный.
Внутренний взрыв золотой разрушает наш страх,
преображая в поэзию быт наш непрочный.
2006г.
И разлит над миром свет прощения,
все в своей несущий пустоте.
Тает сердце в радости вмещения
истины, представшей красоте.
Просто нужно научиться праздновать
каждый миг существованья,
каждый день:
все предметы и событья разные
станут ценными,
ведь Бог живет везде.
И любой травиночки убогонькой
светом он касается своим.
С каждым словом вечность входит в комнату,
если мы от сердца говорим.
Жизнь прошла и на ее развалинах
мыслей старости живой бурьян
весь цветет,
как часть торжествования,
всплеск, что дарит света океан.
Это танго золотого света-
неправдоподобный танец слов
превращается в стихов букеты,
в легкие рисунки под стеклом.
Светлый праздник скромного искусства,
что запечатлело красоту,
сохранив возвышенные чувства,
обратив реальное в мечту.
И уже мы видим отстранено
наши дни в рисунках и стихах-
год наш, волшебством преображенный,
унесет поэзия в века.
Это танго золотого света
будет бесконечным в танце слов,
неслучайность сказочного лета,
ставшего цветением стихов.
2004г
Этим маленьким летом, похожим на счастье,
паутинок события-на перилах балкона.
В их ячейках воспоминанья лучатся-
лучезарные призраки старых знакомых.
В ярком свете пылинок и букв круженье
повторяет всю жизнь мою в новом звучаньи,
оркестрованном творческим преображеньем,
но вплотную уже подошедшем к молчанью.
Только свет остается и ты в этом свете
одиноко паришь невозможной стрекозкой.
В паутинку сознанья я поймал это лето
и тобой озарился внутренний космос.
Все зеленые ноты и яблоки света,-
те же листья и яблоки вначале,
обретают бессмертные в бумажных рассветах,
в их лучащейся нежности беспечальной.
2005г.
Чашки с чаем, мелочи детали;
вилки, ложки; свет блестит на всем.
Помнишь, как над миром мы летали.
Заполняют солнечные дали
кадры встреч, в которых мы вдвоем.
Это радость в сердце неизбывна,
непреодолима эта страсть.
Напевает маленькие гимны
вещь любая, это свет взаимный
день и сердце снова льют сквозь нас.
А казалось, что уже не будет
света сквозь предметы и тела.
Но поэзия течет сквозь будни,
превращая в праздник многотрудный
жизнь, что яркий смысл обрела.
21.11.2008г.
В ярком свете верхушки деревьев,-
на закате, но сумрак внизу.
В миг такой ощущаешь острее
свет, что памяти годы несут.
Золотые мгновения счастья
все блистают в закатных лучах,
но не помнятся миги случайных
встреч, бесед, что вели впопыхах.
Все же ярче всего помню Музу-
в наших встреч ослепительных днях,
словно дом-шар воздушный, без груза
в небо взмывший, стихами звеня,
словно дом мой, как листья в закате,
весь блистает, но сумрак внизу,
словно клада открытого карту,
те стихи к ней я в сердце везу.
Но смеркается отблеск вечерний
и опять приземляется дом.
Только в сердце не гаснет влеченье
к ней, к тем встречам во времени том.
3.17.2009г.
«Сонет покаянный»
Пусть плесенью грехов мне застит душу,
Свет Божества не вижу из- за них.
В сознании пустыня чувства сушит,
лишая вдохновенья мои дни.
Я вновь возьму псалмы царь Давида,
почувствую слова воды живой.
И вот уже окно мне в сердцевидно,
души пустыня проросла травой!
Вновь творчество становится цветеньем,
преображеньем, светом искупленья;
пишу сонет, не сдерживая слез.
И чувствую я силу покаянья-
преображает падшее сознанье
Тот, Кто за нас на Крест Себя вознес.
15.6.2009г.
Содержание
1. Мой мир горит во всех воспоминаньях...
2. Март простудился
Ветерок моих мыслей принес...
3. День наполнен радостью прозрачной...
4. Свет на воздух намазан...
5. Надо чай мне заварить зеленый...
6-7. Баллада об Одиноком Рыцаре...
8. Я присвоил дождю твое имя...
9. Не ждать и на окне не жечь свечей...
10-11. Я – Человек - Скандал…
12. Я видел толпы клоунов…
13. и однажды простой человек пошел по воде…
14. В этом празднично - розово- облачном небе…
15. Печальный свет полынных вечеров…
опадает цвет с яблонь райского сада…
16. Сочились улицы туманом…
17. И вот за одной из железобетонных ширм…
18. Наступает время биоробртов…
19. Маленькую птичку трясогузку…
20. Стихи меня из дома не пускали…
21. На стене три твоих карандашных портрета…
22. Мир полон волшебства в событьи малом…
23. Третий день воробей прилетает...
24. Прошлое давит на лоб как бы обручем...
25. Какая нибудь женщина, похожая на тебя...
26. Моисей и бредущие следом...
27. Человекобуковка.
28. Осень, шпага и снег.
29. В городе скученность...
30. Дождик солнечный льется, как счастье...
31. Снова яркость внутренней улыбки...
32. Я так устал за неделю...
33. Засыпая, впадаешь в транс, и стихи роятся...
34. Все травинки, всех мошек, каждую щепочку...
35. Помню радугу над бараком...
36. Вместо пепельницы - баночка железная...
37. Не могу найти веревочку для крестика...
38-39. Вспоминаешь вроде все...
40-41. Раз в три дня с друзьями пью...
42. Лучшая книга написана на тумане...
43. Рука превращается в крюк…
44. «Фарфоровые пестики столбов…
45. покупая у рассвета цвет тоски…
растворяя в неподвижности печаль…
46. поскользнувшись на кожуре от луна…
47. Подспудно переваривая блеск…
48. распилив туман необычной пилой…
49. и пока горит туман…
50. сухие стрекозки фраз…
51. бумажные кораблики в небе плывут…
52. Часто снился любовный роман…
53. Потому что длится такой букет…
54. На цепи своих строк я неделю…
55. Над серою землей бескрылых самолетов…
56. Уносит ветер тысячи листов…
57. Во внутреннем светящемся молчанье…
58. Задача в том…
59. Дерево осени - это же взрыв золотой…
60. И разлит над миром свет прощения…
61. Это танго золотого света…
62. Этим маленьким летом…
63. Чашки с чаем, мелочи, детали…
64. В ярком свете верхушки деревьев…
65. Сонет покаянный.
Лешаков Сергей Валерьевич
1961г.р.
член Союза писателей России
Магистр Искусств
окончил Высшие литературные курсы
литературного института
им. А.М. Горького в городе Москва
Автор пяти изданных
книг стихотворений
подборки стихотворений
и статьи об искусстве
публиковались в журналах,
альманахах и литературных газетах
городов: Астата, Алмата, Костанай,
Москва, Ярославль, Барнаул,
Киев, Магнитогорск и др.
Родился в Челябинске. С 1962г. по 1979г. жил в городе Рудном. В 1979г. окончив школу поступил в художественное училище в городе Нижний-Тагил. В 1983г., в декабре, демобилизовавшись из Вооруженных сил вернулся в Рудный. Работал художником-оформителем. В 1991-93гг. жил в Костанае. В 1993-1997гг. снова в Рудном. В 1998г. вступил в Союз писателей России. В 1998-2001гг. жил в Москве, учился на ВЛК литинститута. С 2001г. живет в Рудном.
Март простудился.
Март ручьями хлопал весь день,
словно носом малыш, простыв.
Лоб пригорка накрыла тень.
Мокрый ежик волос-кусты.
Будто бредит в тяжелом сне.
Изморось на окнах, как пот.
Я кидаю таблетки в снег,
влажный, словно открытый рот.
1981г.
Ветерок моих мыслей принес
звук шуршания крыльев стрекоз.
Скоро листья распустятся вновь.
И растений проснувшихся кровь
очень тихо в стволах загудит,
и весенняя песня в груди
нежным эхом в ответ зазвучит.
И, пойдя, как сквозь пламя свечи,
сквозь разлуки мучительный год,
сердце раненое оживет.
2004г.
День наполнен радостью прозрачной,
растворенной в воздухе весны.
Весь мой пыл, что в жизни не растрачен,
я пытаюсь словом обозначить,
воплощая в явь все свои сны.
Первой травки робкие росточки
так по детски тянутся к ногам.
И, лишенный шума оболочки,
город слышит: скоро лопнут почки
ранним утром, ждущим у окна,
что вот-вот влюбленные проснутся;
запах новорожденной листвы-
им подарок, вместе они сутки,
а неделю врозь, но все рисунки
нежных ласк в сознании их живы.
2005г.
Мой мир горит во всех воспоминаниях:
грехи и страсти, и прорывы в свет.
Влюбленность, творчество и испытания,
в итоге-здесь меня как будто нет.
Один огонь, один огонь остался
в душе, да тело жалкое при нем.
И страсти, перелившиеся в стансы,
сжигает тем безжалостным огнем.
И все ясней прозрачному сознанию
творения Божьего живая красота.
Я искажал ее в безумии дерзания,
но есть поэзии сияюще проста,-
Слепящий Свет, в котором все иначе,
и потому душа мучительно горит;
не шум, не слава были сверхзадачей,
а свет в душе, унявший сердца крик.
28.5.2009г.
Свет на воздух намазан
этой страной весной.
Страсть горит без указа,
как свеча надо мной.
В этом старом районе,
где дома,как пеньки,
жду тебя исступленно
на границе строки.
На пределе желанья,
но в пределах листа,
полыхаю в посланье
в честь тебя, красота.
Ты-мое загляденье,
центр мира во мне.
Говорящие стены
я увидел во сне.
Как они восхищались
лепестками всех ласк;
мы в Эдем возвращались
в домике без тепла.
В прошлом-наша эпоха;
мир чужой за окном.
Но любовь с каждым вздохом
светом входит в мой дом.
Свет на воздух намазан
и дышать мне легко.
Страсть горит без указа,
выше слов, высоко...
2004г.
Надо чай мне заварить зеленый,
с чашкой на балконе поседеть.
Лето, солнце и поэт влюбленный
за одно в единстве раскаленном,
в ярком свете праздничных затей,
в нежной жажде,-видеть твою прелесть,
изнемог весь мир вместе со мной.
Фразой в яблоко попасть, не целясь,
чтоб воспеть красы твоей бесценность
и запечатлеть день выходной.
Все волшебно, раз ты существуешь!
Как мне дорог каждый мой предмет,
что богиню видел здесь живую.
Пью зеленый чай и торжествую!
И свеченью в этом дне предела нет
2005г.
«Баллада об Одиноком Рыцаре»
По подложному скрипу дверей
раздавал векселя превиденьям.
Но хранил свое сердце отдельно
недоступным для нетопырей.
И вампиры искали его,
но сундук серебром был окован.
Жил в бесовской стране, околдован,
и не знал о тебе ничего.
Медный крест под кольчугой носил,
спал с двуручным мечом в изголовье.
Край глухой не отмечен любовью,
Я не чуял в нем праведных сил.
Хороводы водили дома,
громыхая бревенчатым боком.
Там от каждой метлы било током.
Горожане сходили с ума.
Кто закладывал душу, кто честь,
кто менту, а кто сердце отряду,
за каменья, свистульки, наряды,
за уменье сквозь щелку пролезть.
Подымался бурьян в полный рост,
оживая, скакали растенья.
Но приснилась ты ночью осенней
и отверг я бесовский оброк.
Снял кольчугу и меч разломил.
Вскрыл сундук, вынул сердце и вышел.
Шел по воздуху, тучам и крышам...
Но дойти к тебе не было сил.
1989г.
Я присвоил дождю твое имя
и бессмертные капли ловил.
Но в пространстве необозримом
я из рук его упустил.
Ветер высушил брызги на стеклах
суетливо блестящих машин.
Дождь коснулся всего, он только
не сумел охладить души.
Как траву, он гладил антенны,
что топорщатся, но не растут,
но не смог проникнуть сквозь стены
и прибить, как пыль, суету.
Скаты крыши, как две ладони,
их воздев, молились дома,
миновал чтоб их корень молний
и скорей окутала тьма.
1988г.
Не ждать и на окне не жечь свечей,
жить без тебя казалось преступлением.
Но тусклый снег был все же просветлением
в том черном одиночестве ночей.
И, говоря со стенами на ты,
Я, забывал, с чего я начал фразу.
И растворялся вверенный мне разум
в безумии квартирной пустоты.
И трепыхалось форточка в окне.
И сон и явь мне были бесполезны
в своей необходимости железной.
И ночь крестом лежала на спине.
Всю жизнь свою опять к утру пройдя,
душой я становился вдвое старше,
и выходил на снег под звуки марша,
сняв куртку с одинокого гвоздя.
Вне дома прекращал до темноты
борьбу с бессонницей и одеялом.
Спешили люди. Нехотя светало.
Проспект в метели выглядел пустым.
1989г.
Я-Человек-Скандал.
Я прихожу к тебе.
И если ты-царь,
Я говорю что ты-плох.
А если ты-бог,
и на твоей «губе»
копошатся Ангелы,
как стая белых блох,
я говорю: «Зачем
дырявить тьмы шинель
твоими пуля звезд,
моими пулями слов!»
Ты берешь мой «Ауставайс»
ты говоришь мне: «Шниль!»
Ты убиваешь меня,
потому что я-плох.
Я говорю тебе:
«Перестань воскресать,
не воскрешай меня,
останови маховик!
Ты опоздал успеть,
и на твоих весах
нет ни шкалы ни стрелки.
Ты-плохой ученик,
ты-самоучка бог,
ты-самоучка царь
а я-твое зеркало,
так разбей меня,
так разбей наконец
шесть миллиардов харь
и сотвори чистый мир,
где тепло без огня.»
Но ты со мною не споришь,
ты надеваешь пальто,
и мы идем за спиртным
в гастроном за углом.
И ржавеем душой,
как пара гнутых болтов,
потому что с нами
нет ее за столом.
1995г.
Я видел толпы клоунов,
идущих мимо цирка
нестройными колоннами
и неизвестных цифрами.
Шли они в даль беспечную,
где детство распускается.
Рекой шли бесконечную.
И плакал я и каялся.
У каждого на рубище
была иконка вышита.
В карманах шарил, рубль ища,
был кошелек мой выжатым.
Я видел толпы клоунов.
И плакал я и каялся.
Я видел толпы Авелей
и понимал, что Кани-я.
1997г.
И однажды простой человек пошел по воде
поэтических строк
в море текстов над мирно-бескрайнем
потеряв себя в звуках стихов
он превысил предел
осознав предыдущую жизнь
только как испытание
он конечно вернулся под утро в квартиру свою
но другим уже
внутренне преображенным
слышал песни,
что Ангелы там, в запредельном поют,
но не в силах то все
объяснить родным раздраженным.
По дороге в редакцию,
где он тянул журналиста ярмо,
он с восторгом смотрел
на весеннюю серую слякоть,
понимая, что все,
что мы якобы знаем о мире самом-
это полная лажа
и стоит над этим поплакать.
2005г.
В этом празднично-розово-облачном небе
есть стихи, что не зримы пока никому на земле.
Там веселые ангелы буквы прозрачные лепят
и кидают их в музыку, чтобы нам стало светлей.
И вдыхая тот свет своим сердцем, простой человек
превращается в гения в сутки на два-три часа.
И такое он стряпает нам из обычных словечек волшебство,
что потом не опомнится сам.
Так я думал, дымя второпях на осеннем балконе
сигаретой без фильтра, под вечер тебя проводив.
А по небу неслись бес телесно-закатные кони,
мой восторг поэтичный в рывке своем опередив.
2004г.
Печальный свет полынных вечеров,
вползающий во внутренность больниц,
нащупывал меня,как путник-брод,
и повергал несбывшееся ниц.
И сотни эфемерных кораблей,
несущий на себе мои мечты,
сгорев и канув в море ко вылей,
вдруг превращались в белые цветы.
Но те цветы мог видеть только я,
к ним не летели пчелы и шмели.
Вот так и нежность не видна моя
тебе, вдали от сумрачной земли.
1996г.
Опадает цвет с яблонь райского сада
превращаясь в свет малокровный лунный
и душе уже ничего не надо
кроме музыки жалобной и безумной
Кроме музыки почти уже и не слышной
что как белый снег заметает душу
и пока не хватился меня Всевышний
я пока той музыки не нарушу
2000г.
И вот за одной из железобетонных ширм
паяц с Коломбиной расстались вдруг кое-как.
А небо, как сейф, потерявший шифр,
сплошь серое, как заасфальтированная тоска.
Был безнадеже паяц-на свое поесть,
его эпоха тогда еще не началась.
Он миру принес не слишком низкую весть,
но Колонбина судьбы обычной ждала.
Он шел по лужам, совсем как в юности я,
и был достаточно весел, чтоб умереть.
Никто о них кинофильм так и не снял,
да я бы и не захотел этот фильм смотреть.
1998г.
Сочились улицы туманом,
их белизной глаза постились.
На окнах льдистый лист дурмана
вплетался в контуры рептилий.
Адепты зимнего завета,
презрев в печать частицу храма,
сжигали письма и сонеты
на бревнах, как на свитках грамот.
В безмолвном противостоянии
всех холодов и жара кухонь
столы заставлено сияли,
пока звучали тосты глухо.
Я не завидовал гурманам,
но разделял их восхищение,
как уголек, в моем кармане,
лежал твой адрес с приглашением.
Я понимал, твой росчерк-шутка,
конверт назначен был другому.
Луна подмигивала жутко
заснеженным деревьям голым.
1989г.
Маленькую птичку трясогузку
я видел, выйдя на балкон утром, пасмурным.
День обещал быть грустным.
Но в смешных движеньях трясогузки
был волшебный смысл заключен.
Эта птичка, выпорхнув из детства,
словно буковка из букваря,
разрушала бед моих соседство,
чтоб творить, весельем горя.
Потому что все, что с нами было,
кинопленка памяти хранит.
Взяв в тех кадрах то, что сердцу мило,
претворяем в радость их и силу,
поднимаясь в творчестве в зенит.
2005г.
Наступает время биороботов:
чувств искусственных,
просчитанных стихов.
Жизни королей некоронованных
убрала История с весов.
В жесте, ничего уже не значащем,
гении в поэзии горят.
Место речи, что звучала
в сердце плачущем,
занял неживой видео ряд.
Но средь этой нежити компьютерной,
счастье виртуальное сломав,
мы в любви,
как два невзрачных лютика,
прорастаем в вечности размах.
И горит стихов моих созвездие
над деревней маленькой твоей
беспощадным, праздничном возмездием
серости навязанных нам дней.
2003г.
Стихи меня из дома не пускают,
опутывая разум сетью строк.
В сравнение лезли мелкие детали.
Метафоры, накопленные в прок,
как мины, всплыв из глубины сознания,
взрывали строфы яркостью своей.
А лето думало, что я-в изгнание,
и лезло в окна-выручать скорей.
А я не мог любви своей горение,
кипение страсти музыкой унять,
все новые мои стихотворения,
как птицы в небо, падали в тетрадь.
Напрасно солнце, в пристальном свечении,
ища меня, обшаривало пляж,-
во вдохновенном, радостном мучении
творил я новый города муляж.
И ты пришла, и жизнь в него вдохнула,-
прекрасный город в творчестве цветет:
в нем окна-буквы люди распахнули
и лето пахнет, как огромный торт.
2004г.
На стене три твоих карандашных портрета,
нарисованных мною в воскресное утро.
И еще ожерелье стихов на рассвете,-
вот мой дар, и он ярче, чем блеск перламутра.
Красота твоя в них навсегда неизменна,
в карандашных портретах, в стихах восхищенных,
в них кружение пчел и стрекозок нетленных,-
этим летом, любовью преображенным,
в этом счастье, от прочего мира отдельном,
где поэзия стала прозрачной преградой,
где летим мы с тобой на коне карусельном
и движенье по кругу недели-награда.
Потому что всегда мир бумажно-чернильный
повторяет все лучшее бесконечно
и в любви превращается сердце в светильник,
просветляя реальности не безупречность.
2005г.
Мир полон волшебства, в событии малом-
в падении капли дождика с листа
зеленого и в мошке, что витала
вкруг лампы, есть для сердца красота.
В беззвучной музыке существования,
в лирическом единстве бытия
скрыт все же главный центр любования-
и это ты, прекрасная моя!
Я потому смотрю с таким восторгом
на этот двор из четырех домов,
что ты придешь! И если не во вторник,
в субботу! По дороге облаков,
что пролегает под моим окошком.
И я сойду с бумажного листа,
штормами фраз потрепанный немножко,
неся в карманах буквы новых тайн.
2005г.
Третий день воробей прилетает
и о чем....то кричит под окном.
А мне кажется важную тайну
сообщить мне пытается он.
Словно служит он некой ведунье
в недоступном дремучем бору,
Проникая в грядущее думой,
она шлет его в путь по утру-
будто тайные темные силы
нас с любимой хотят разлучить.
Воробей, друг пернатый, спасибо!,-
что, едва входят в окна лучи,
ты о чем-то серьезном талдычишь
мне, на птичьем своем языке,
но не знаю речи я птичьей,
ставлю дом на словесном песке.
Как стихов моих буквы-песчинки
держат дом мой, не ведаю сам,
но надеюсь: всех страхов причины
не дотянутся к небесам.
2005г.
Прошлое давит на лоб как бы обручем тесным,
вот и кладу на него я кусочек меди,
если пищу полулежа я в день воскресный
о Музе, которая вновь на сутки приедет,
и превратит субботу в беспечный праздник,
на ночь изъяв из времени и пространства
этот район руин и людей безобразных,
в край фей и эльфов преобразив его в трансе.
Словно меняет глаза мои на другие,
вижу не алкашей и бомжей, а гоблинов, гномов,
будто развалины замков царят такие
в древней округе жителей невесомых.
Но в воскресенье автобус увозит Музу
и мой район теряет сказочный облик.
Ветер по улицам гонит пьяниц и мусор,
и божьих коровок лепит к оконным стеклам.
2005г.
Какая-нибудь женщина, похожая на тебя,
мелькнет в толпе, и на сердце-радости вспышка.
Но это уж слишком-говорю себе-это слишком,
когда все чувства восемнадцать часов кипят.
Я жду тебя непрерывно, жду тебя каждый миг,
живу в режиме повышенного внимания,
и мир так ярок в моем состоянии,
как будто я-главный чародейства его ученик.
И даже сквозь сон тебя жажду, даже сквозь сон,
так ярко жажду, как будто уже обнимаю.
Ведь столько нежности ты-мне, а мне все мало,
и мир вибрирует с жаждой моей в унисон.
Мой каждый день вбирает тысячи дней
из прошлого, из книг, и из кинофильмов.
Сознание лишилось каких бы то ни было фильтров;
весь мир живет и умирает весь мир во мне.
И только твое появление избавит меня
от этого клокотанья в уме моем тысяч судеб.
Как мало любящих, нежных, как много судей,
как много лет за неделю пройдет до шестого дня.
2005г.
Моисей и бредущие следом
сорок лет или сорок веков,
между жизнью и праздничным бредом
технологии сбывшихся снов.
Внутрь несметных порочных иллюзий
погруженные миром утрат,
все пытаются прошлое сузить
до дороги, ведущей назад.
Есть табличка «Эдем», нет им рая,
растворенного в море вещей.
И секундную стрелку вращают
механизмы, подобно праще.
Эти люди, как стрелки, по кругу
сорок тысяч томительных лет
все идут и не видят друг друга
в зеркалах обреченных планет.
1997г.
«Человекобукавка»
...распятые и убиенные
и воскрешенные к сражениям.
Варлам Шаламов
И снова римские легионы
идут на Иерусалим.
Бесстрашные центурионы
в сражение танки повели.
Вперед, авианосцы Тита!
Императорский дух взывает к вам!
Сквозь смерть просеем, как сквозь сито,
людей, чтоб выстроить в слова.
Чтоб двигались стихов колонны
на штурм времен, на штурм времен.
На строчках рифмы, как короны,
Бог в каждой букве погребен,
но в каждом слове воскресает
и, словно бабочек, стихи
к концу времен он собирает,
чтоб превратить их вновь в полки.
В колонны, прошлого солдаты,
вставайте в строй горящих букв!
И я-один из тех легатов,
к сражению воскрешенный звук.
2003г.
«Осень, шпага и снег»
Словно лилии в проблесках полутьмы,
свет лишь в прихожей.
Съежился холм в ожидании зимы,
как бык травокожий.
В глазах матадора холодный огонь
первого снега.
Хвать шпагу картинно с полки рукой
и в двери с разбега.
Но осень багряно перед лицом
дерзкому машет:
-Зря ты, тореро, спешишь на крыльцо,
шпагой не пашут!
В ответ он:
-Созрело сердце мое,
катится в листья,
иль Колобок его в бегство завет,
брат хлеболицый.
1988г.
В городе скученность, на душе соскученность.
На деревьях листья новые, три дня...
Ах, мне бы карету, да с искусным кучером;
ездил бы по городу, печали разгонял.
Целую неделю я катал бы школьников,
а в субботу двигался в деревню за тобой.
Такая вот фантазия глупая, прикольная,
да, еще герольда бы с серебряной трубой.
Но не где взять карету и герольда с кучером,
а в сущности и незачем-это просто блажь.
В повести о нас все так светло закручено:
любовь, весна, поэзия и второй этаж.
2003г.
Дождик солнечный льется, как счастье,
ты мне в сквере читаешь стихи.
Все травинки, все мошки лучатся,
все сияет в пределах строки.
Волшебство красоты твоей длится,
становясь бесконечным во мне;
моя память на каждой странице
профиль чертит твой, в каждом дне.
Словно ты постоянно со мною
бестелесным чудом была,
а теперь воплотилась и в новом
моем мире весной расцвела.
Осень жизни, весенняя осень,
майских чувств рассвет , дождь слепой...
Свет мои стихи превозносят,
свет во мне-восхищение тобой.
2003г.
Снова яркость внутренней улыбки
озарят праздничный мой ум.
Взгляд мой так и тянется к калитке;
словно ищет телескоп звезду,
я ищу тебя в дне безразмерном,
мыслей сеть накинув на пути.
Ты опять «в делах» весь день наверно...
Почему бы раньше не придти?
Лето, в торжествующем шуршании,
преподносит этот выходной
нам для встречи, в счастья полыхании,
в восхищении тобой одной.
2004г.
Я так устал за неделю:
ждать тебя, ждать тебя, ждать...
Птицы на юг улетели
и возвратились опять.
Листья опали во вторник,
в пятницу вылезли вновь.
И проклинает наш дворник
строки мои и любовь.
Переменились созвездия
и пересохли моря.
Тысячи фраз, словно лезвий
огненных, вырастил я
в крыльях своих, вместо перьев,
и запылал небосвод;
Анег Возмездия теперь я,
жар в моих жилах поет.
Мир поэтический гибнет-
тысячи фраз-лепестков.
Но в поэтическом гимне
я воскрешу его вновь.
Только в квартиру войдешь ты:
свет-в сердце, вместо огня.
Как я влюблен безнадежно!
Как ты живешь без меня?
Засыпая, в падаешь в транс и стих роятся,
возникая из ниоткуда-запиши в тетрадку.
Этих строк-стрекозок тысячи вариаций,
вот лови их, выстраивай по порядку.
Покидать не хочется этот праздник,
погружаться в сон, в туман, в мутное море.
Все, что было глупым, никчемным, разным,
начинаем светится в едином хоре.
Каждый наш предмет обретает голос,
в нашей комнате, и о своем лепечет.
И сияет во мне любви нашей космосе;
миллион звезд-мгновений тушить мне нечем.
Дождь становится снегом, но снег тот тает,
никогда до сердца не долетая.
И цветет душа сияющей тайной.
И в любви-лучезарная тайна тайны.
2003г.
Все травинки, всех мошек, каждую щепочку
в драгоценности превращает мой взгляд.
Каждый дом перевязан незримую ленточкой,
как подарок, как кубик, полный тепла.
Ничего нет обычного-все необычно!
Все таинственно, раз существует любовь.
Листья свежие, словно древесные личики,
Удивлено на мир глядящие вновь.
Вспышки строчек моих летят в мировозрение
Сообщеньем о сказанном счастье моем
И волшебным цветком расцветает желание
В моем теле опять, если ты входишь в дом.
Все пути мои в сердце ведут, в полыхание
Яркой страсти, в беспечный пожар мой в груди.
Сила истины светом сжигает все знания.
И глазами влюбленного вечность глядит
2004г.
Помню радугу над бараком,
отраженную в сотнях луж.
В отражение макали мы с братом
ноги-в радугу; луж теплу
мы вверяли пятки босые,
не боясь камней и простудился.
А гроза, удаляясь басила,
словно облачных стад пастух.
В лабиринтах шатких сараев
мы вели свои игры-бои.
И, колени в игре расцарапав,
йодом раны лечила свои.
Твердость почвы ступнями пробуя,
начинали закалку ног
для тяжелой рабочей обуви
и скрипучих солдатских сапог.
1987г.
Вместо пепельницы-баночка железная,
для того чтоб, на балконе покурить,
да усилия на бумаге, бесполезные,-
килограммы буквенной икры.
Что дают мне эти буквенные россыпи,
ни на хлеб намазать и не зачерпнуть
ложкой, жадно...
И уходят мысли взрослые
в нескончаемый бумажный путь.
Но при этом остается радость детская,-
радость творчества, и возраст ни при чем,-
это праздничное внутреннее действие,
что горит волшебной внутренней свечей.
И балкон, словно корабль космический,
сквозь миры всей памяти моей
пролетает снова, в фантастическом,
сказочном преображение дней.
2006г.
Не могу найти веревочку для крестика;
в однокомнатной квартире шесть жильцов.
Чем богаты мы, не знаю...,
а вот стрессами разумеется.
Но «бережем» лицо»».
Да еще, когда звучат два телевизора,
получается мистический эффект,
и опять из стен, толпясь, выходят призраки-
инфернально-плясовой кордебалет.
И, оставив свои поиски веревочки,
вновь берусь я переписывать стихи,
но мотиву я твержу безостановочно,
помятуя, как тяжки мои грехи.
Что нас ждет по смерти, только Богу ведомо...
За окном же явно видима листва.
Мне светло в душе от лиственного лепета
и не хочется качать свои права.
2006г.
Вспоминаешь, вроде все
в памяти и живо,
а приходишь в старый двор,
нету тех людей.
Кто уехал, а кто мертв,
как судьба решила.
Ни осталось ни следа
от былых затей.
Светят окна надо мной,
все без этикеток,
нет на лавках ярлыков,
табличек на стене.
А во мне пылает вновь
нашей встречи лето.
Лестница из облаков
строится во мне,
и сливается она
с лестницей подъезда,
я поднялся бы по ней
до твоей двери,
попытался бы узнать,
да только бесполезно,
восемь тысяч прошлых дней
как твои прошли?
У кого я не спрошу,
нас никто не помнит.
Словно ты приснилась мне
в давнем-давнем сне.
Только в памяти тот шум
так и не проходит;
песни тех времен звучат
надо мной в окне.
Но встряхну я головой,
сбросив наваждение.
Вот деревья узнаю,
жаль они молчат.
А между мною и тобой
вечное движение.
слов, которые поют,
а порой кричат.
Хорошо, что я живу
отсюда в трех кварталах;
надо реже заходить,
реже вспоминать.
Но опять, как наяву,
к той двери взлетаю,-
в снах, и свет горит в груди
и песни из окна.
6.12.2008г.
Раз в три дня с друзьями пью
и по ночам не спится.
Если не умру к утру,
что-то напишу.
Что ж там столица без меня?
Ах, как бы мне не спиться...
Сам себе порой поэт
и король и шут.
К экстрасенсам не ходи,
все и так понятно;
жизнь прошла и на душе
вечность настает.
На пылающей любви,
как и на солнце пятна.
Ах, словно окна бы покрыл
память мою лед.
Не замерзнет же никак
память раз-такая...,
все шевелится во мне,
все болит, горит...
И с поэтами не пить
я не зарекаюсь.
Постепенно жизнь моя
катится с горы.
Да и в сущности уже
очень мало надо:
самый минимум еды,
да за окном весну.
Изредка что ты меня
видеть была рада.
Не хотел бы я прожить
жизнь еще одну.
6.12.2008г.
Лучшая книга написана на тумане.
Вывернув ад наизнанку, получишь парк.
И, сидя с красавицей на диване,
вдруг неожиданно произносишь: «Карк!»
При этом неважно, что все произошло давно.
Просто уверенность, что ты-почти труп.
Никто тебя не слушает, ни красотка, ни телевизор.
Никто не хочет понять тебя, а зачем?
Ты-только призрак, только призрак,-
собрание готовых поведенческих схем.
Так сделай же что-нибудь, чего не умеют другие
придумай самую новую версию тишины,
и изготовь тишину, в которой все сгинет,
все, кроме вины твоей, все, кроме вины.
1994г.
Рука превращается в крюк, для держания пера.
И образу, как зубы мозга, ты тянешь словом.
И город выводит улицы на парад
перед карнизом землянки твоей, суровым.
Весна, угождая небу, сугроб казнит.
Как грифы-шеи, дворники тянут метлы.
Терзает солнце в светоэкстазе гранит
плит облицовочных.
Памятник-это мертвый металл;
любить его не умел всю жизнь;
в строю провести весьма неприятно детство.
Автомобиль на дороге скачет, как массажист
на ляжке штангиста.
Дня моего блаженство
воруют гости, ждущие от меня,
а я от них, привычного комплимента.
Деревья тщатся ветками мир обнять,
в котором влачусь поэзии рудиментом.
1994г.
«Фарфоровые пестики столбов
и стаи птиц, летящие, как споры...»
Кто разгребет невидимые горы
остатков слов...
Пригодные, как вечный матерьял
для лепки неба из любой фигуры,
остатки смыслов канувшей культуры,
что не горят...,
ибо их нет без нас, но и в пластах
сознания они, всегда,-руины,
но иногда иные,
всплыв, как субмарины,
таранят страх.
1995г.
покупая у рассвета цвет тоски
я нанизывал искусы на строку
и мечта словно зыбучие пески
поглощала мыслей проволочный куб
и в сознание растворенном тишиной
я плутал как в обезлиствевшем лесу
ветви времени сплетались надо мной
ветры веры сквозь мой мозг вершили суд
2000г.
растворяя в неподвижности печаль
утопая в славе сказочной тоски
станешь призрачным сомненьем величав
вровень с призраком чьи муки высоки
заблудившись в снах деревьев и домов
ты приснишься лету комнатной звездой
все напрасное произрастет само
как трава тумана над ночной водой
2000г.
поскользнувшись на кожурке от луны
я упал в невероятный века
где увидел реки свернутые в сны
бой гигантов повторенный в облаках
и очерченные циркулем лучей
поднимались в небо круглые дома
и любой из них был мягок и ничей
проживать в них мог один туман
сердцем сотканным из строчек и надежд
начинал я понимать природу грез
способ их изготовления вечно свеж
и стоит в степи печали в полный рост
1999г.
Подспудно переваривая блеск
трагедии контрастных полимеров,
машина сочленений примеров
удвоит дорогих предметов лес.
И в гибельном стремлении понять
родство травы и рамы без картины,
погода повторяет карантины
салютов аллергического дня.
Пространство, поразив себя само
невидимыми ветрозеркалами,
приобретает заземленно память,
вскрывая рябью лужицы письмо.
1995г.
Распилив туман необычной пилой
похожей одновременно на музыку и на луч
я хотел построить облачный плот
из стихов еще не различимых на слух
бабушка времени кормит его дымком
время не по дням по минутам растет
катится как колобок воспоминаний ком
сквозь деревья фраз тоске моей в рот
плот туманно-строчный облачно бел
я пожалуй те стихи и не сочиню
то же что воспеть в них я не успел
я воспеть доверю печному огню
2000г.
И пока горит туман
с четырех концов
лепестковый аромат
ест свое лицо
насекомые луны
покрывают мозг
обезумевшей весны
и печаль как воск
разминает тайный дождь
световых картин
тех которые не ждешь
неба карантин
длится несколько недель
в зеркале бумаг
и по треснувшей воде
хлещет пресный флаг
отлученного от бед
прочного как сон
что танцует на трубе
в правах преподнесен
2000г.
сухие стрекозки фраз
мокрые стрекозки глаз
по одной стрекозке в час
не стрекозку а только часть
стрекозки незапятнанная честь
если не стрекозкой то чем
я стрекозку не съем
на стрекозке красивый шлем
нарисуй мне стрекозкин след
где стрекозка а где и нет
не миновать мне ее тенет
1994г.
Бумажные кораблики в небе плывут
я на это путешествие променял уют
почва слышит музыку корней
тянутся к душе
нити болотных огней
жизнь обратная сторона медали
показали счастье а в руки не дали
в городе заводные деревья заводные дома
и поэтому город легко сломать
я разлюбил как будто голову починил
но в венах памяти не хватает чернил
жизнь без тебя словно без часов песок
и луч надежды тоньше чем волосок
1999г.
Часто снился любовный роман,
В этих снах ты меня так любила.
Но и в сны, словно черный туман,
входит темная сила.
Изменилась ты вдруг, стала лгать,
насмехаясь жестоко.
И, меня превратив во врага,
все смотрела из окон,
все смотрела из окон во мглу,
где твой демон смеялся.
И в груди ощущая иглу
я в те дни просыпался.
2000г.
Потому что длится такой букет
дней,почти что размазанных светом,
я рисую город встреч на стекле
и оно становится слов моих летом.
Из всего, вчерашнего невпопад,
и того, приличного неуместно,
получается тающая тропа,
исчезающая в не имеющем места.
И по этой тропе мы с тобой вдвоем,
на телеге из сигарет и спичек,
невезение наше к Отцу везем,
сняв с него наручники снов-кавычек.
Сквозь ушко игольное, сквозь зрачок
отрешенной смерти, в мир, обрученный
с невозможной радостью, нас влечет
в яркий свет, быть праздником обреченный.
2005г.
На цепи своих строк я неделю держу свой город,
а, потом его, словно шар, отпускаю в небо.
И затем затаскиваю из земли свои корни
и иду туда где со счастья снимают слепок.
И всплывает флот, в моих зрачках затонувший,
лепестки парусов своих подставляя ветру.
И стреляет лучами верткий небесный лучник,
в окнах сердца мне попадая иль в сердца дверку.
Я влюблен в тебя вновь и вновь на каждом свидании,
словно новый век катается на карусели,
убежав от времени, ранив его летально,
чтоб настал наконец день восьмой
после воскресенья.
2004г.
Над серою землей бескрылых самолетов
воздушный шар стихов моих к тебе летит.
И смотрят в след ему наземные пилоты:
на шар и облака, как на воздушный тир.
Я очень долго был подводным партизаном,
с тех пор всегда со мной карманный мой рояль.
Небрежно растерзал я прежний свой тезаурус,
когда я город мой печалью окрылял.
Шар радости несет меня и город смелый
в корзине, что из фраз восторга сплетена.
Поэзией любви я сокрушил химеры.
И встретил ту, что в снах-любимая одна.
И светится весь мир-огромный шар из воска,
в котором, как свеча, любовь горит, горит!
Подобный же огонь сияет в центре мозга
и с Мировым Огнем на равных говорит.
2004г.
Уносит ветер тысячи листов
С родных деревьев в сторону заката.
И одевается в костры простор,
как будто осень в чем-то виновата:
и в том, что седины у нас все больше.
Но славлю я снегов степных размах
и то, что жизнь моя иной не дольше.
Все дни мои, одетые в стихи,
Славно я, словом вышил из рубахи,
уходят к людям, на ноги легки,
счастливо избежав цензурной плахи.
А я курящий трубку капитан,
но дом мой-мой корабль-на приколе.
Я столько в этом жизни испытал,
что стать хочу лишь чистым снегом в поле.
2004г.
Во внутреннем светящимся молчании
душа преображает память в свет.
Вся жизнь была нелегким испытанием,
борьбой за то, чего по сути нет.
Есть только этот ясный день осенний,
в нем-синий звон прозрачной тишины.
Такие же, без всяких превращений,
степные эти дали мне нужны.
Все желтые травинки у обочин
украсил инеем октябрь-ювелир.
Есть то, что есть, и мне надо большей,
чем та судьба, что мне стихи сплели.
2006г.
Задача в том, чтобы взять этот мир с собой,
включая листья, что катятся по пустырю.
Ведь самый великий и настоящий бой-
меж мной и мной, я в этой битве сгорю.
А что останется от этого пепла всем,-
листва бумажная и чернил лабуда.
И все-таки, если уходит поэт насовсем,
сквозь строки стихов продолжает светить звезда.
Люблю сквозь верхушки дерев на небо смотреть...
Мне этот мир душою уже не поднять.
Не очень-то страшное, в общем-то, слово «Смерть»,
когда чуешь в теле адский предел огня.
Но светят сухие желтые листья во мне,
что катятся по равнине грешной души.
Я снюсь этой осени и в этом прозрачном сне
снежинки первые, как милостыня, хороши.
2006г.
Дерево осени-это же взрыв золотой;
тополь, береза, не важно, чье это пыланье.
Желтые ангелы-листья парят надо мной,
этому празднику осени нету названия.
Я бы сказал, что вот так же и наша любовь,
в тайной попытке возвысится в позднем цветении.
Видя тебя, я перестаю быть собой,-
взрыв золотой совершат во мне превращения.
Есть же окно в том пейзаже-в неведомый мир;
сквозь желтых листьев пыланье вхожу в бесконечность.
В самом волшебном итоге мы станем детьми
и воспарим в своей радости в яркою вечность.
Все эти мумии листьев с собой бы забрать,
забальзамировав этот огонь беспорочный.
Внутренний взрыв золотой разрушает наш страх,
преображая в поэзию быт наш непрочный.
2006г.
И разлит над миром свет прощения,
все в своей несущий пустоте.
Тает сердце в радости вмещения
истины, представшей красоте.
Просто нужно научиться праздновать
каждый миг существованья,
каждый день:
все предметы и событья разные
станут ценными,
ведь Бог живет везде.
И любой травиночки убогонькой
светом он касается своим.
С каждым словом вечность входит в комнату,
если мы от сердца говорим.
Жизнь прошла и на ее развалинах
мыслей старости живой бурьян
весь цветет,
как часть торжествования,
всплеск, что дарит света океан.
Это танго золотого света-
неправдоподобный танец слов
превращается в стихов букеты,
в легкие рисунки под стеклом.
Светлый праздник скромного искусства,
что запечатлело красоту,
сохранив возвышенные чувства,
обратив реальное в мечту.
И уже мы видим отстранено
наши дни в рисунках и стихах-
год наш, волшебством преображенный,
унесет поэзия в века.
Это танго золотого света
будет бесконечным в танце слов,
неслучайность сказочного лета,
ставшего цветением стихов.
2004г
Этим маленьким летом, похожим на счастье,
паутинок события-на перилах балкона.
В их ячейках воспоминанья лучатся-
лучезарные призраки старых знакомых.
В ярком свете пылинок и букв круженье
повторяет всю жизнь мою в новом звучаньи,
оркестрованном творческим преображеньем,
но вплотную уже подошедшем к молчанью.
Только свет остается и ты в этом свете
одиноко паришь невозможной стрекозкой.
В паутинку сознанья я поймал это лето
и тобой озарился внутренний космос.
Все зеленые ноты и яблоки света,-
те же листья и яблоки вначале,
обретают бессмертные в бумажных рассветах,
в их лучащейся нежности беспечальной.
2005г.
Чашки с чаем, мелочи детали;
вилки, ложки; свет блестит на всем.
Помнишь, как над миром мы летали.
Заполняют солнечные дали
кадры встреч, в которых мы вдвоем.
Это радость в сердце неизбывна,
непреодолима эта страсть.
Напевает маленькие гимны
вещь любая, это свет взаимный
день и сердце снова льют сквозь нас.
А казалось, что уже не будет
света сквозь предметы и тела.
Но поэзия течет сквозь будни,
превращая в праздник многотрудный
жизнь, что яркий смысл обрела.
21.11.2008г.
В ярком свете верхушки деревьев,-
на закате, но сумрак внизу.
В миг такой ощущаешь острее
свет, что памяти годы несут.
Золотые мгновения счастья
все блистают в закатных лучах,
но не помнятся миги случайных
встреч, бесед, что вели впопыхах.
Все же ярче всего помню Музу-
в наших встреч ослепительных днях,
словно дом-шар воздушный, без груза
в небо взмывший, стихами звеня,
словно дом мой, как листья в закате,
весь блистает, но сумрак внизу,
словно клада открытого карту,
те стихи к ней я в сердце везу.
Но смеркается отблеск вечерний
и опять приземляется дом.
Только в сердце не гаснет влеченье
к ней, к тем встречам во времени том.
3.17.2009г.
«Сонет покаянный»
Пусть плесенью грехов мне застит душу,
Свет Божества не вижу из- за них.
В сознании пустыня чувства сушит,
лишая вдохновенья мои дни.
Я вновь возьму псалмы царь Давида,
почувствую слова воды живой.
И вот уже окно мне в сердцевидно,
души пустыня проросла травой!
Вновь творчество становится цветеньем,
преображеньем, светом искупленья;
пишу сонет, не сдерживая слез.
И чувствую я силу покаянья-
преображает падшее сознанье
Тот, Кто за нас на Крест Себя вознес.
15.6.2009г.
Содержание
1. Мой мир горит во всех воспоминаньях...
2. Март простудился
Ветерок моих мыслей принес...
3. День наполнен радостью прозрачной...
4. Свет на воздух намазан...
5. Надо чай мне заварить зеленый...
6-7. Баллада об Одиноком Рыцаре...
8. Я присвоил дождю твое имя...
9. Не ждать и на окне не жечь свечей...
10-11. Я – Человек - Скандал…
12. Я видел толпы клоунов…
13. и однажды простой человек пошел по воде…
14. В этом празднично - розово- облачном небе…
15. Печальный свет полынных вечеров…
опадает цвет с яблонь райского сада…
16. Сочились улицы туманом…
17. И вот за одной из железобетонных ширм…
18. Наступает время биоробртов…
19. Маленькую птичку трясогузку…
20. Стихи меня из дома не пускали…
21. На стене три твоих карандашных портрета…
22. Мир полон волшебства в событьи малом…
23. Третий день воробей прилетает...
24. Прошлое давит на лоб как бы обручем...
25. Какая нибудь женщина, похожая на тебя...
26. Моисей и бредущие следом...
27. Человекобуковка.
28. Осень, шпага и снег.
29. В городе скученность...
30. Дождик солнечный льется, как счастье...
31. Снова яркость внутренней улыбки...
32. Я так устал за неделю...
33. Засыпая, впадаешь в транс, и стихи роятся...
34. Все травинки, всех мошек, каждую щепочку...
35. Помню радугу над бараком...
36. Вместо пепельницы - баночка железная...
37. Не могу найти веревочку для крестика...
38-39. Вспоминаешь вроде все...
40-41. Раз в три дня с друзьями пью...
42. Лучшая книга написана на тумане...
43. Рука превращается в крюк…
44. «Фарфоровые пестики столбов…
45. покупая у рассвета цвет тоски…
растворяя в неподвижности печаль…
46. поскользнувшись на кожуре от луна…
47. Подспудно переваривая блеск…
48. распилив туман необычной пилой…
49. и пока горит туман…
50. сухие стрекозки фраз…
51. бумажные кораблики в небе плывут…
52. Часто снился любовный роман…
53. Потому что длится такой букет…
54. На цепи своих строк я неделю…
55. Над серою землей бескрылых самолетов…
56. Уносит ветер тысячи листов…
57. Во внутреннем светящемся молчанье…
58. Задача в том…
59. Дерево осени - это же взрыв золотой…
60. И разлит над миром свет прощения…
61. Это танго золотого света…
62. Этим маленьким летом…
63. Чашки с чаем, мелочи, детали…
64. В ярком свете верхушки деревьев…
65. Сонет покаянный.