Вот если бы у дроли моего
был ум глубокий, как подвалы банка,
и, как у Аполлона, естество,
и пицца на столе, а не буханка!
Вот если б у него был глаз-алмаз,
и непотрепанное что-то из одежды,
и русских слов существенный запас —
я на него имела бы надежды.
Эх! Был бы у него приличный вкус,
как, скажем, вкус креветок и омаров,
я целовала б лысину, и ус,
и весь его портрет, порядком старый.
А он еще, как Плюшкин, скопидом
и перед всеми гнёт без смысла холку.
Притом, как жёрнов, мелет языком,
и все впустую, без мукИ, без толку.
Его изъянам просто нет конца,
как нет его у липких мыльных опер.
Пойду-ка и найду себе юнца —
в машине подловлю на автостопе.
Эх! Если б мне скостить десяток лет,
нарисоваться круто макияжем
да пригасить немножко верхний свет —
тогда юнцам мы этим класс покажем!
Да как тут днем устроишь полутьму?
Кто заберет годков моих хоть малость?
Пойду, пожалуй, к дроле моему.
Не так уж он и лыс, как мне казалось.