Иван Хазарин

Ингеборга Фил
Об Ольге Всеславовне и ее сыне Святославе Игоревиче, Волхве Всеславовиче, Великом князе Киевском

Бой Ивана Хазарина с Жидовином

О русском богатыре Вольге Ивановиче и Свенельде оборотне - Сантал Жидовиновиче

Об Иване Варяжко, Жидовине Хазарище и его племяннике князе Владимире

О Добре Хазарище, его племяннике князе Владимире, русском богатыре Вольге Ивановиче и его сыне Иване Варяжко

_______________________

Былина первая

Иван Хазарин

Зачин

У берега моря Хвалынского, где впадает в него река Кощеева, стольный град стоит царства иудейского. Его стены в небеса упираются, за его башни тучи цепляются. На холме там в Кремле сидит сам Кощей каган, управляет землями великими. Он неволит людей всех племен и всех стран, покоряет их хазарами дикими.

Продает каган русских невольников: басурманам - за море Хвалынское, за пески сыпучие Каракумские; христианам - за море черное; латинянам - за море Средиземное. Всем нужны рабы русские, сильные: и гребцы на галеры военные; и в карьеры – рудокопы рабочие; и на земле работать – руки крестьянские; и в пастухи степняков стад бесчисленных.

Все кагану за невольников кланяются: от Хорезма до далекой Испании.

Лишь одно ему племя противится: племя руссов, пришедших из Дании, против рабства вовеки воюющих. От рождения Римской империи нападали они на Италию. И то ладно, искали бы золото, - им дороже свобода невольников. Шесть веков вели войны с латинами и в конце концов одолели империю. Брали штурмом и Рим и Афины, но не брали там выкупом золото, а брали они выкупом пергаменты, да и книги на них написанные, не простые пергаменты, а пергаменты выделки греческой, что из кожи были выделаны из человеческой. Предавали их огню Яриле солнышку. Молили принять души загубленные в священные сады Ирия.

И ходили дружинники русские к Семендеру на море Хвалынское, к Трапезунду по морю Русскому и к Царьграду империи греческой. И везде несли волю невольникам, и везде несли смерть их насильникам. Дань хазарам платят мечами острыми, да стрелами быстрыми, за славянских племен унижение.

По сей день, где появятся русские, там рабами торговля заказана, разоряют пути караванные, отпускают на волю невольников, рабов беглых принимают с уважением. Легко русским стать, легче легкого: был бы верный меч, да к неволе лютая ненависть. И не важно, кем были отец твой и мать! И неважно, что был ты недавно рабом! Среди русских ты равен со всеми, ты брат, все равно, или беден ты, или богат.

 Клятва кагана

Возвращались из за моря Хвалынского струги русские из похода победного. А и стругов тех было пол тысячи из Олега дружины прославленной. И везли с собой добычу богатую, двести тысяч русских невольников и невольниц из плена хвалынского, их домой везли – к стольному Киеву.

А домой им был да не близок путь. Мимо града кагана Кощеева, вверх по морю реке да до волока, а по волоку, костями усеянного, мимо Белой Вежи – крепости кагановой, им тащить струги до речки Смородины, отбиваясь от хазар и кочевников. А потом по речке Смородине, в Танаис море рыбой богатое. Из него – на закат – в море Черное, мимо крепости Кафы кагановой, прямо к устью родного Славутича. И идти им три месяца с четвертью от Кощеева града до Киева.

Стали струи у стен города каганова, думу думают дружинники крепкую: “Не попытать ли счастья в приступе, не взять ли штурмом каганов град, не разрушить ли царство иудейское?!!”

Вдруг видят из стругов дружинники: к ним спешат бирючи иудейские и послы от кагана хазарского. Приглашет каган русских дружинников заключить мир на веки вечные. Обещает отпустить всех невольников, клянется клятвой жидовин своей честною.

И уставшие в походе дружинники были рады слову каганову, поверили слову его честному:

“Допекли наконец то обрезанных. Испугались дружины нашей, нелюди. Обещают отпустить всех невольников. Предлагают мир на веки вечные. И не надо нам на стены лезть в поднебесие”. Сомневался воевода Иван Олегович. Да как не поверить клятве честной кагановой?!! Говорят ему дружинники старые:

“Честной клятве нам верить положено. За кагана теперь Боги ответчики. Жизнь детей его, внуков и правнуков, коли ложно поклялся - загублена! За Салтана они ныне порутчики! Велика вира вору-отступнику! Заберет их Морена с Горынею в подземельное царство - Кощеево. И гореть ему в пламени адовом с детьми вместе, коль клятву преступит он”.

Ой, да не ведают люди русские, что нельзя верить слову жидовскому, не откажутся жиды от невольников, даже если их царство разрушится. Их каган к себе в гости заманивал, опасаясь их силы и удали, перебить попытаться предательски, что бы не было силы у Киева, перед тем, как пойдет Пес Пейсахович покорять своим войском землю русскую, сиротить в стольном киеве детушек, гнать в неволю красных девиц на поругание. Рассылал Салтан гонцов своим подданным:

“Вот пришла к нам дружина русская. Собирайте Орду поля Дикого, нападем на них ночью и вырежем”.

Приставали струги к берегу каганову. Стала на ночь дружина крепким лагерем. Вокруг струги стеной поставили, подперев под борта струги веслами. Стали за ними лучники, да копейщики нести лагеря охрану полуночную. Спит русский лагерь сном праведным. Двадцать тысяч дружинников, двести тысяч невольников.

 

Ночное сражение

Зашумели в ночи черны вороны, полетели к русскому лагерю. Завыли волки серые по балкам и по лощиночкам, все ближе воют к русскому лагерю. Затревожился воевода, Иван Олегович, не к добру слетаются вороны, не к добру собираются волки серые. Повелел спустить струги он на воду, погрузиться всем бывшим невольникам, а потом и всем русским дружинникам, и уйти от каганова берега.

Лишь чуть чуть не успели дружинники. На войне жизнь считают мгновения. Налетела из ночи Орда дикая, по десять басурман на одного русского. Рубились насмерть дружинники русские, голыми руками бились бывшие невольники, перед смертью зубами хватали поганых ордынщиков. Да не переломишь силы соломою, не одолеть им силы Поля Дикого.

Насмерть рубился и Иван Олегович, разрубал на скаку коня он со всадником. Весь истыкан был щит его стрелами, от ударов звенела кольчуга булатная, да сражался он не с мальчишками неумеками, хороша у хазар выучка ратная. (Всемером одного безоружного, не боятся хазары отважные). Навалились на Ивана всей силою, три копья отворили кровь горячую, три аркана обвили руки ослабевшие, поволокли воеводу на потеху кагану хазарскому.

 

Суд кагана

Ой, ты гой, еси, зубы скалит каган Салтан Ставрульевич, - зря поверил моей клятве доверчиво. Мы не держим клятв людям Ваших стран. Счастье воина, как видишь, переменчиво. Ты один лишь жив, русский богатырь. Вся дружина твоя уничтожена. А невольники, кто живой еще, будут вновь служить нам, как положено. И пойдет наш бек Пес Пейсахович полонить Вашу Русь беззащитную. И придется теперь Вам навеки забыть Вашу волю и Ваши обычаи.

Мы великий народ, племя Ваших господ, покоритесь нам, люди русские. Наши кони быстры, наши сабли остры, и не счесть в степи нашей конницы. Мы возьмем с вас дань только пыль да рвань, да по маленькой денежке с каждого. Кто не даст подобру, заберу в кабалу его сына, иль дочку красавицу. Если мне в ответ, кто-то скажет: “Нет!”, пусть на легкую смерть не надеется. Опалю огнем, разорву живьем, будь не я Салтан Жидовинович.

Станешь и ты рабом, если выживешь, кандалы наденешь с ошейником. Будешь в конюшнях салтановых выгребать навоз, сено прелое, коней кормить, поить, расчесывать, объезжать строптивых, подковывать, диких скакунов укрощать, воспитывать. Но не думай о том, что удастся бежать. В чистом поле от погони не скроешься. Пошлем сотню хазар следом за тобой, и своею ты кровью умоешься”.

Плен

Отлежался Иван от ран своих, понемногу стал силы восстанавливать. Заковали Ивана тут же в цепи тяжелые, приковали руки ноги к ошейнику, дали вилы, лопаты скребковые, что бы чистил конюшни Салтановы. И испил Иван чашу невольничью от начала до самого донышка. Ходят за ним дети жидовские, насмехаются: “Русский богатырь с наземом сражается!”.

А и били его бичами, да палками, а и кормили его хлеба зернышком, да пустой водой. Если бы не другие невольники - не выжить бы Ивану Олеговичу. Делились они с ним краюхою черствою и другими разносолами невольников.

Одна дума и Ивана Олеговича: как бы убежать ему из рабства позорного, как бы вернуться к дружине киевской, предупредить князя о походе Пса Пейсаховича.

От работы Иван не отлынивал. Любил с детства лошадей он, как товарищей, знал язык их и тайные желания. Слушались его самые строптивые. Выбирал себе он товарища для побега через Полюшко Дикое. Выбрал скакуна буланого, из Хорезма кагану приведенного. А и голова то у скакуна, как у девушки, а и шея то его лебединая, а и грудь то его играет мышцами, а и ноги то его сухие, как у лося дикого. Все боялись нрава его дикого. Одного Ивана подпускал буланый снисходительно. Выбрал скакуна Иван Олегович, да и не заметил, что его самого тоже выбрали.

 

Жидовин Иванович

Заприметила Ивана дочь каганова, раби города стольного Юдифь Салтановна: велик телом Иван богатырь, силы немеряно. Вожделела к нему страстью Салтановна. Обольстила его прелестью женскою, понесла от Ивана рабибича. Родила внука раби столичному. Малыша Жидовина Ивановича, по обычаю иудейскому обрезали, отдали нянькам на воспитание, да дяде его Псу Пейсаховичу.

Видел Иван малыша только издали, лишь запомнил лицо его детское, да запомнил приметную родинку на щеке Жидовина Ивановича. Знал Иван, что бек Пес Пейсахович, воспитывает мальчика в ненависти к русскому, и к отцу Ивану Олеговичу.

Невмоготу стало Ивану Олеговичу. Разорвал на себе он цепи кандальные, что не под силу никому из нахвальщиков, оседлал друга своего буланого, перемахнул на нем стены высокие, да и поскакал по Дикому Полюшку.

 

Погоня

Посылал за ним Пес Пейсахович погоню конную, сотню лучших хазарских нахвальщиков. Настигли Ивана у речки Смородины, разом на Олеговича накинулись. Нет у Ивана оружия, нечем защитить себя, горемычному. Растет только ракита одинокая на берегу речки смородины, в небесах за тучки цепляется. Вырвал ту ракиту Иван Олегович, да и начал нахвальщиков осаживать. Замахнется – собъет с седла нахвальщика, отмахнется – еще трое с коней летят. И махнул то всего Иван двадцать раз, да с этим трудным делом и управился. Не вернется домой сотня нахвальщиков, в Диком Поле навеки они сгинули.

Переплыл Иван речку Смородину, скачет на закат по Полюшку Дикому. Слышит сзади гул, видит – пыль столбом: кто то вновь догоняет нахвальщика. Поднялся Иван на высокий холм, оглянулся и сердце его дрогнуло. Скачет вслед ему не сто нахвальщиков, скачет следом Пес Пейсахович со всею Ордою Полюшка Дикого. Как саранчой покрыта степь хазарами, и летят они тучей черною на закат, на Русь, к Киеву стольному.

Одному Ивану Олеговичу с силой этой не управиться.

 

Возвращение в Киев

Пришпорил коня Иван Олегович, помчался в Киев, как на крыльях полетел. Надо предупредить народ честной о погибели, что следом за ним по степи катится, закрыть ворота города Киева, исполчиться к обороне решительной.

Вот и Киев батюшка, вот и гридница княжеская. Кинулся Иван князю Игорю рассказывать, а князь об обороне и не слушает. “Разобью,- говорит, - Пса Пейсаховича, сам своею, малой дружиною”. Кликнул он дружину свою малую, поскакали навстречу Орде Пейсаховой. Не поскакал с ними Иван Олегович. Притомился с дороги его конь буланый.

Вышел Иван на площадь соборную, кликнул клич по Киеву, звал на помощь голь перекатную. Кликнул так, что дома зашатилися, кресты с церквей попадали, крыши домов прохудилися. Прибежала на площадь голь перекатная, рабы беглые, калики, да ушкуйники, пришли степенные гости торговые, явились из церкви и монашины.

“Люди добрые, кланяюсь в землю Вам. Меня Вы уже и не помните. Был в плену восемь лет я у кагана хазарского, царя иудейского Салтана Ставрульевича. А воеводя я дружины Олеговой, что ушла на море хвалынское, да и сгинула. А сейчас на Киев погибель катится - Пес Пейсахович со своею Ордою хазарскою. В чистом поле нам с ними не справиться. Закрывайте ворота дубовые, несите на стены дрова, смолу да камни, стрелы, топоры, да копья острые, кипятите котлы со смолою, да кипятком крутым. Исполчитесь, люди русские, к обороне Киева решительной.

Послушала Ивана голь перекатная, принесла на стены смолу горючую, камни тяжелые. Вскипятили котлы со смолой горючей и кипятком крутым, запаслись стрелами и копьями острыми. Знала голь перекатная рабство по опыту, разбирали молча оружие, становились на стены высокие. Не отступят они перед хазарами, будут биться до вздоха последнего.

Осада Киева

То не гонец скачет к Киеву с вестью победною, тихо у Золотых ворот. То сам Игорь, Псом песаховичем из плена отпущенный домой покорно пешим идет. Погубил он дружину свою малую, не осталось у Киева дружины княжеской. Обещал платить дань с дыма по невольнику, да еще платить динарий серебрянный.

Пустили киевляне князя Игоря за стены высокие, да рассказу его не поверили.

“Как же мог русский князь, сын Рюрика, обещать дань поганым неволею?!! Ты иди, князь, в свой терем узорчатый, не мешай воевать нам с хазарами, ты свое отвоевал видно, князюшка. Есть у нас воевода опытный, Иван из дружины Олеговой, восемь лет у поганых провел он в плену, и за это мы зовем его Хазарином. Ты же лучше роди нам наследника, от Вандала ведушего род, Гостомысла и Рюрика.”.

Подошел к Киеву Пес бен Пейсахович. Видит – наглухо закрыты ворота дубовые, на стенах кипят котлы со смолою горючею, не пускают его в стольный Киев град. Как узнал Пес Пейсахович, кто у Киева воеводою, не рискнул жидовин брать город приступом, а решил он взять его осадою. Поставил вокруг Киева заставы жидовские. Не пройти в Киев ни конному, ни пешему. Псы Пейсаховича не пропускают и зверушку малую. Вьются в небе черные коршуны, не пускают и птицу перелетную. . Полонит жидовин красных девушек, не пускает их к стольному Киеву, продает их в неволю далекую, отсылает их в царство иудейское, хочет Игоря оставить без наследника, Русь оставить без князя Великого, да без детского смеха веселого. И хазарина Мала безродного хочет князем поставить он киевским

Хорошо жиды воюют с безоружными крестьянами, вдовами да сиротами малыми. Но выходит из Киева рать Ивана Хазарина, псы Пейсаховича в Дикое поле пятятся, не принимают боя открытого, измором взять хотят боярина.

Обижается на Ивана Игорь князь в своем тереме узорчатом. Мало славы ему отца Рюрика, мало славы Олега Вещего, хочется славы ему князя Игоря, хоть кого нибудь победителя. Стал в дружину брать заморских наемников. Пригласил Игорь и печенежину . На Руси такое не видано, служат варяги не по чести, а оп сговору. И не слушают князя киевляне непокорные, а Ивана Хазарина слушаются. Слушает Игорь Пса Пейсаховича, да не слушает Ивана Хазарина, называет боярина Претичем, его воли упрямым поперечником..

Горько видеть это Ивану Хазарину, вспоминать гибель дружины Олеговой. Собтрается с каликами перехожими, вздыхает, усмехается: “Не посмел бы во время Олегово жидовин и приблизиться к Киеву”. И выводит он рати из Киева, расчищает дороги проезжие, отбирает у Пейсаховича пленников, освобождает из неволи красных девушек.

 

Забава Путятишна

Ткет Морена судьбу нашу бренную, в узелки судьбы суженых стянуты. Друг от друга за море не спрячешься, на коне не ускачешь выносливом, не уйдешь от судьбы пешей поступью. Жила в ту пору в деревне Алексеевке, да у города у Чернигова, красна девица, дочь честных родителей Забава Путятична. Славилась искусством рукоделия, любила и работу крестьянскую, в чистом поле под ясным солнышком. Так случилось, что во время покоса-праздника, когда луга расцветают сарафанами девичьими, налетела на Алексеевку орда-сотня хазарская, захватила Забаву Путятишну, потащила в неволю далекую. Так и сгинуть бы Забаве Путятишне в иудейском царстве невольницей в , да повстречала Орда на пути Ивана Хазарина, вывел рать он свою из стен Киева, охранял дороги проезжие. Видят по дороге орда пылит, катится.

Вытащили мечи Ивановы ратники: голь перекатная, да калики перехожие, да и пошли крестить хазар вдоль и поперек, на развод ни одного не оставили. Освободили Забаву Путятишну. Глянула она на Ивана и обмерла: “Вот он сокол мой ясный, мой суженный! Сколько раз я во сне тебя видела! Сколько слез по тебе девичьих выплакала! Встретить я тебя уже не чаяла!”.

Увидал Забаву Иван Хазарин закашлялся, сжало сердце у старого воина: “Где ж такая краса, ты раньше пряталась? В злом плену во снах тебя синеглазую выискивал! Уж не чаял с тобою и встретиться! Да пойдешь ли за меня, за старого: седина мою бороду тронула, тело шрамаи покрыто глубокими, жизнь полна забот и опасностей?”

“Ой, да пойду за тебя я с радостью, господин мой, богами мне суженный. Буду служить тебе верой и правдою, разделю с тобой все заботы и радости, пока не разлучит нас смерть разлучница!”

 

Свадьба

Чин по чину устроили свадебку, несмотря на осаду Орды Пейсаховой. Жизнь должна идти чередом, несмотря на злодейства жидовские.. И пришла пировать к ним в застолие вся голь перекатная киевская, все калики перехожие, да простые ратники. Не пришла дружина варяжская, не любили варяги спесивые простоту Ивана Хазарина.

Князь пришел, как по чину положено, быть он должен на свадьбе боярина. Увидал Забаву Путятишну, потемнел лицом, закручинился.

Утешает боярин Игоря: “Не тужить тебе надо а радоваться. Впереди твои годы счастливые, не уйдешь от судьбы и от суженой! Но пора тебе, Игорь, князь батюшка, привести невесту в терем узорчатый, успокоить Русь князя наследником, и на старость себе утешением.. Помолись Любаве с Мореною, попроси их в молитве о суженой”.

Ой, да весела была свадьба боярина! Веселилась голь перекатная. Запевал Боян песни былинные. Пели песни калики перехожие.

Уж давно свадеб Киев не видывал и веселья такого не слыхивал. Пели славу Ивану Хазарину и невесте Забаве Путятишне.



Былина вторая

Об Ольге Всеславовне и ее сыне Святославе Игоревиче Волхве Всеславовиче, Великом князе Киевском

Зачин

Ой, да как в городе стольном да Плескове, ой, да по саду цветущему яблоневому, по траве мураве да по шелковой, да по берегу Озера Чудова, красна девица гуляла, печалилась, молода княжна Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова:

“Ой, да убиты жидами все дядюшки! Перебиты все братья родимые! Ой, да в неволе томятся все мамушки, а родимый и ласковый батюшка сгинул в битве с несметною силою! На Руси жидовин стал хозяином! Стонет Русь от ярма подневольного! Собирают баскаки невольников от Плескова до Киева стольного!

Виноват перед Русью князь киевский, погубил он дружину Олегову, сиротою оставил Русь матушку Игорь властью своею безвольною. Плачут в Киеве вдовы и сироты, отвернулись от князя дружинники. Кто за Русь в ее горе заступится?!”

 

Гадание в священной роще

Ой, да как в городе стольном да Плескове, ой, да в роще священной у капища, что стоит по над Озером Чудовым, по траве мураве да по шелковой, по ромашкам, одуванчикам, да по лютикам, красна девица гадала о суженом, молода княжна Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова.

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Чудо Озера! светит ласково Ярило весеннее, в небе жаворонок поет, разливается, воздух свежестью пахнет озерною. Где то там в небесах в саду Ирие, Берегини пируют славянские. Берегиням Всеславовна молится, призывает и Карну в советчицы:

“Пришло время мое, берегинюшки, заневестилась я, закручинилась, помогите, скажите, что видите? Полонянкой ли сгинуть мне черною? Иль женою быть мужа достойного? Где искать мне его, как откликнуться, как узнать мне, кто будет мой суженый?”

Зашумел ветерок по над озером, отозвался в саду тихим шепотом:

“Ты угодна богам, красна девица! Тебе будет Любава заступницей! Мужем будет твоим Игорь Киевский непутевый князь корня великого. Он же будет твоим, ольга, суженым! Стань помошницей мужу, красавица! За тобою вся сила Любавина, берегини любовь материнская. Подари земле русской заступника, роди Игорю в радость наследника, воспитай Руси мужа могучего и волхва в чародействах премудрого.

Да не прост будет путь твой до Киева. Вокруг Киева заставы хазарские. Не пускают конного, пешего. Полонит жидовин красных девушек, не пускает их к стольному Киеву, продает их в неволю далекую, хочет Игоря оставить без наследника, Русь оставить без князя Великого, да без детского смеха веселого. И хазарина Мала безродного хочет князем поставить он киевским. Поспешай в стольный Киев, голубушка. Да поможет тебе волхование”.

Пес Пейсахович

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Чудо Озера! светит ласково Ярило весеннее, в небе жаворонок поет, разливается, воздух свежестью пахнет озерною. Берегини запомнив напутствие оземь грянулась красная девица, обернулась голубкой белоснежною, полетела на юг она к Киеву.

Вокруг Киева заставы жидовские. Не пройти в Киев конному, пешему. Вьются в небе черные коршуны, не пускают и птицу перелетную. Во главе жидовин Пес Пейсахович . Полонит на Руси красных девушек, не пускает их к стольному Киеву. Увидал Пес голубушку белую, обернулся сам злым черным коршуном, в небеса взмыл вдогонку за горлицей, настигает ее, приговаривает: “А не летала бы ты, Ольга, да к Киеву! Ждут давно тебя слуги кагановы!”.

Увидала Всеславовна коршуна, грянулась с неба на мать – сыру землю, обернулась белой горностаюшкой, скрылась в дубраве от черного коршуна. Грянул о землю Пес Пейсахович, обратился в куницу он чернолапую, гонит горностая по валежинам, выгоняет на берег Славутича, догоняет его, приговаривает: “А не бегала бы ты, Ольга, да к Киеву! Ждут давно тебя слуги кагановы!”.

Вновь о землю красавица грянулась, обернулась плотицей серебрянной, скрылась в водах Славутича быстрого, так, как будто ее здесь и не было. Пес Пейсахович не унимается, пуще прежнего раззадорился. Он ударился о камни прибрежные, обратился в щуку зубастую, прыгнул в воды Славутича быстрого, настигает плотицу, приговаривает: “А не плавала бы ты Ольга, да к Киеву! Ждут давно тебя слуги кагановы!”.

Ой, да не прост был жидовин Пес Пейсахович! Уже пасть он разинул зубастую, проглотить хочет плотицу красноглазую. Но и Ольга не проста, красна-девица. Еще с берега сеть заприметила, что в глубоком бучале поставлена, да на крупную рыбу настроена: на сома с его пастью усатою, судака поперек полосатого, осетра костобока белобрюхого, на стерлядку узконосую драгоценную, белорыбицу нежную белую, семгу крючконосую красную, да на хищную щуку зубастую. Проскользнула сквозь сети шелковые, плавничком лишь задела серебрянным. Следом Пес Пейсахович ринулся, да в шелковой сети и запутался, аж поплавки по над сетью запрыгали. Не удариться оземь хазарину, не вернуть себе силы немерянной.

Доплыла плотица до берега, о родимую землю ударилась, обернулась из плотицы серебряной, красной девицей, через Днепр перевозчицей. Правит челн свой к глубокому омуту, достает из сети из запутанной она щуку зубастую скользкую, прячет в короб, травой речной выстланный, правит челн свой к закатному берегу.

 

Встреча с Игорем

Ткет Морена судьбу нашу бренную, в узелки судьбы суженых стянуты. Друг от друга за море не спрячешься, на коне не ускачешь выносливом, не уйдешь от судьбы пешей поступью. Так случилось, что Игорь, князь киевский, той порой ждал-искал перевозчика. От древлян возвращался он в Киев град, без дружины, один одинешенек. Не велел ему Пес бен Пейсахович уезжать на тот берег с дружиною.

Видит – лодка подходит рыбацкая, просит в Киев грести перевозчика. Поначалу он принял за юношу в том челне перевозчицу девицу. По пути перевозчик и спрашивает: как найти ему в Киеве Игоря? Удивился вопросу он юноши: “А зачем тебе нужен князь киевский?”

Тут то Ольга ему и ответила, что князь Игорь, богами ей суженый. Едет с князем она играть свадебку, не одна она едет, а с приданным. Рассмеялся князь Игорь невесело, видит короб у девушки нищенский, в нем трава лишь речная на донышке, на траве лежит щука зубастая, злобно смотрит в глаза немигаючи.

“Давай здесь мы поженимся, девушка! В челноке и отпразднуем свадебку. Запретил мне жениться Пейсахович, как узнает, что князь русский женится, так убъет он тебя, горемычную, не допустит Державе наследника”.

Утешает Всеславовна Игоря: “Мы по чину с тобой обвенчаемся, стану, Игорь, княгиней я киевской, как и ты, по заветам Любавиным. И не страшен нам Пес бен Пейсахович, что лежит в этом нищенском коробе, обратился он щукой зубастою, за плотицей погнался серебряной. И теперь в твоей воле, мой суженый, и казнить его смертью и миловать”.

Удивился князь: “Чудо великое! Видно впрямь с берегинями знаешься! Коли так, стань женой непутевому, если в горе меня не чураешься”.

 

Свадьба

Не любили жиды смеха детского, увозили невест в Поле Дикое. Князь на Ольгину силу надеялся, первый раз их приказов ослушался. Чин по чину устроили свадебку, несмотря на запреты Хазарища. Но не шли пировать к ним в застолие ни бояре, ни гости богатые, а пришла одна голь перекатная. Все боялись, что Пес бен Пейсахович налетит своей силою черною, полонит всех гостей этой свадебки, и допеть не даст песню застольную. Опасались все гнева Пейсахова.

Лишь одним стол украшен боярином, не боявшимся Дикого полюшка. Был Иваном крещен он с рождения, а на улицах прозван Хазарином. Знал Иван, что такое неволюшка, не боялся Пса бена Пейсаховича, недолюбливал князя он Киева за хазарам его угождение. Был не княжеским гостем в застолии: принял Ольгино он приглашение.

И пришел званым гостем на свадебку, преподнес молодой нитку жемчуга, что цены не имела купеческой, преподнес ей атласы хвалынские, зеркала, кубки выделки греческой. Подарил князю саблю дамасскую, меч испанский, кольчугу хорезмскую. А еще подарил им на свадебку рыбьей кости он люлечку детскую.

Все ж невесело было на свадебке. Лишь Иван меды пил полной чарою, молодым лишь один кричал здравицы. Наглядеться не мог на княгинюшку: “Уж теперь то столицей быть Киеву! Наконец то ты, Игорь венчаешься! Весь народ русский жаждет наследника. Отчего же ты, князь мой, печалишься? Что ж не рад ты княгине красавице?! ”

Отвечал князь Ивану Хазарину:

“Вечно ты задираешь нахвальщиков, не выносишь и духа жидовского, жаждешь с ними сраженья великого, плен не можешь простить им свой тягостный. И на Киев, бедою ослабленный, кличешь силы все Полюшка Дикого. Претич ты моему повелению, дразнишь ворога лязгом оружия.

В этом коробе Пес бен Пейсахович, он прикинулся щукой зубастою. Ну а как станет снова хазарином, отомстит он за эту мне свадебку?”

Взвеселился боярин от новости: “Что ж ты долго молчал, милый князюшка!? Дай с жидом этим мне позабавиться, в поединке сразиться на свадебке!”

“Что ты! Что ты!” Вскричал Игорь в ужасе, “Не побить тебе силу жидовскую! Одолеет Пес силою черною, полонит всех гостей нашей свадебки, и допеть не даст песню застольную”.

“Дозволь слово мне молвить, мой суженый, - попросила невеста почтительно, - дай сразиться Ивану Хазарину в поединке с Пейсахом, как прошено. Ведь теперь в твоей воле, мой суженый, и казнить его смертью и миловать. Неужели сам выйдешь в день свадебный с Псом Пейсаховым меряться силами? Иль отложишь свой бой с ним до вечера? Или хочешь его ты помиловать? Иль бесчестно казнить без оружия?”

Игорь князь на минуту задумался: “Слышу, Ольга я речи разумные. Поединок такой - дело честное! И мне незачем долго упрямиться. Мое дело на свадьбе известное. Недосуг с жидовином мне ратиться. Пусть Иван, коли так, с ним управится?!!”

Приказал князь очистить ристалище, колдуну дали короб проворному. Встал боярин Иван при оружии против Пса бен Пейсаха нахвальщика. У Ивана в руках –меч испытанный, харалужный меч, весом десять пуд, а у пояса палица дубовая, палица дубовая, весом сто пудов: “Наконец то Пес Пейсахович посчитаемся: за сирот тобой обездоленных, за их слезы, да за слезы вдов, да за невольников!”

Грянул волхв щуку наземь из короба. Черный дым взвился с грохотом облаком, появился в нем Пес бен Пейсахович. Голова его, что пивной котел, над губою нос загибается, как кабан зарос шерстью черною и глаза горят черным пламенем. А в руке его сабля острая, сабля острая десятипудовая, а у пояса палица свинцовая, палица тяжелая, весом сто пудов: “Наконец то Ивана Хазарина я убью за грехи его смертные!”

Зазвенел меч о саблю хазарина. Был силен в бою Пес бен Пейсахович. Но и Претич прославлен недаром, не уступит в бою кривоносому. Обломились клинки их булатные, стали биться нахвальщики палицами. Как ударил жидовин своей палицей: только гул пошел по над теремом, треснул щит Ивана на щепочки, по колено ушел в землю ристалища. Удержался на ногах, не скопытился, дала силу землица родимая, берегиней Любавой хранимая.

Извернулся, да и ударил сам проклятого: гром разнесся над стольным град-Киевом, разлетелся щит жидовина на перышки, по плечи в землю ушел Пес Пейсахович. Тут ему и конец пришел. Отрубил ему Претич голову, покатилась голова с гулом и грохотом, через золотые ворота на заставы жидовские.

Узнавали хазары голову Пейсаховича, поснимали шатры свои золоченые, поднимали табуны свои с выпасов и бежали в ужасе по полюшку Дикому, на восход бежали от Киева до самой реки до Смородины.

И пошла гулять свадьба по Киеву. Поднялась тут и голь перекатная. Заходили в кварталы жидовские, приглашали с собою попраздновать. Кто добром шел – поили тех допьяна, отпускали живыми в степь дикую: “А идите вы в страны далекие, возвращайтесь туда, где вас вытерпят, и откуда слетелись вы к Киеву!”.

Кто упрямился – тех в глубокий ров! Ох не любит народ непочтения: “За наш счет живут захребетники! Давят Русь они черною силою! Мочи нет, надоели проклятые! Дань рабами берут прямо в Киеве! Защитим от них землю родимую! Вам конец пришел, толстопятые! Нынче с Вами за все рассчитаемся!”

И бежали хазары от Киева кто к древлянам, кто в полюшко Дикое. Перестала Русь платить дань с этой свадебки. На княгиню русский люд не нахвалится, славит люд честной Ивана Хазарина, а над Игорем – насмехается. Ревновал князь княгиню к боярину, воеводе Ивану Хазарину. Он не мог позабыть своей свадебки, когда Претич убил Пса Пейсаховича, а сам князь перед ним смалодушничал.

Была мужу княгиня помошницей. Беззаветно любила горемычного. Да что сделать могла с его норовом, против силы и голоса зычного. Понесла от мужа княгинюшка, Киев смотрит на нее, не нарадуется.

 

Второе гадание в священной роще

Ой, да как в городе стольном да Киеве, ой, да по сроще священной у капища, по траве мураве да по шелковой, гуляла молодая княгинюшка, мужа из похода дожидаючись, молодая княгинюшка Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова:

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Моря Черного! светит ласково Ярило весеннее, в небе жаворонок поет, разливается, воздух свежестью пахнет Славутича. Где то там в небесах в саду Ирие, Берегини пируют славянские. Берегиням Всеславовна молится, призывает и Карну в советчицы:

“Пришло время мое, берегинюшки, пора мужу родить мне наследника, непутевому мужу, горемычному, мужу суженому, мужу любимому. помогите родить мне заступника, Руси матушке в горе защитника, жидовинам жестоким супротивника и кагана в бою победителя”.

Зашумел ветерок над Славутичем, отозвался в саду тихим шепотом:

“Ты угодна богам, Ольга матушка! Тебе будет Любава заступницей! Подари земле русской заступника, роди Игорю в радость наследника, воспитай из него мужа могучего и волхва в чародействах премудрого, князем киевским корня великого. Стань ему нежной ласковой, матушкой! За тобою вся сила Любавина, берегини любовь материнская.

Нареки Святославом с рождения, когда вырастет – Волхвом Всеславичем. Возьми в дядьки Ивана Хазарина, пусть научит его делу воина. Завтра ночью родишь сына, матушка, всей земле русской в радость, страдалице.

Той же ночью родится у Претича побратим Святославу - Вольга Иванович. Будет сыну твоему он товарищем, от измены бояр охранителем, в грозной сече кровавой заступником, перед боем нахвальщиков вражеских будет Вольга всегда победителем, сыном верным Земле Русской матушке , и изменникам Киеву мстителем”.

 

Рождение и возмужание Святослава

Задрожала мать сыра-земля, посветлел в небе месяц полуночный. родился в Киеве Волхв Всеславович, богатырь могучий, князь киевский. И вновь задрожала земля, задвигалась, сверкнул месяц на небе полуночном, звезды с неба горстями посыпались. Родился у боярина Претича сын Олегушка, богатырь могучий, нахвальщик киевский.

Прокатился гром от заката до восхода, от немецких стран до царства хвалынского. Сине море из берегов выплеснулось, чисто небо молниями засверкало, затряслось от страха царство иудейское. Кагану сон вещий привиделся, что летит он с башни вниз птицей бескрылою, да на землю камнями мощеную. А на башне стоят добры молодцы, что родились в ту ночь в стольном Киеве: Волхв Всеславович, богатырь могучий, князь киевский, с ним Олег Иванович, брат его названный.

Ушла рыба в омуты глубокие, Улетела птица в небеса высокие, могучие туры поднялись к вершинам гор заснеженным, все звери кто куда попрятались: зайцы да лисицы - в гусом оснничке; волки, да медведи – по ельничкам; соболи да куницы - по ключикам; выдры, да бобры – по реченькам; барсуки да вепри - по дубравушкам. родился в Киеве Волох Всеславович, богатырь могучий, князь киевский, Святослав, по батюшке Игоревич и его брат названный, Олег Иванович.

День прошел, просит Святослав свою матушку: “Не пеленай меня матушка в пеленочки, не надевай на меня повивальнички , не подпоясывай шелковым поясом. А пеленай ты меня матушка в латы булатные, а клади мне на голову – золотой шелом, на руки клади - поручи, на ноги клади- поножи”. Не отстает от князя и Олег Иванович, о том же просит свою матушку.

Год проходит, просит Святослав княгинюшку: “Не давай ты мне игрушки деревянные, не дари ты мне свистульки глиняные. А давай ты мне лук со стрелами, подпоясывай мечом харалужным, в руку правую дай свинцовую палицу”. Не отстает от князя и Олег Иванович и о том же просит свою матушку. Сговорилась Ольга со своим боярином, великим воином Иваном Хазарином: “ Сделаю сынов волохвами премудрыми, ты, ж боярин, научи их делу воинов”. Тут и взялся Претич боярин обучать их делу воинов, что и как держать, как чем пользоваться. И учил их оружию главному: языку иудеев хазарскому, что в плену, пока ранен был, выучил.

А на пятый год Ольга матушка отдавала сына в обучение: книжной грамоте, письму хитрому, языкам соседей затейливым. Научился Святослав всякой грамоте: книги мог читать и письмом писать, и резцом свои мысли вырезывать, языкам научился затейливым. Изо всех детей лишь один Олег успевал за его обучением.

А на год седьмой взялась матушка обучать сына волхвов премудростям. Научился он первой премудрости: оборачиваться ясным соколом. Не отставал от него и Олег Иванович. Научился князь

второй премудрости: оборачиваться серым волком стремительным. Не отставал от него и Олег Иванович. Научился Святослав третьей премудрости: оборачиваться туром- золотые рога. И тут не отстал Олег Иванович. Научились они и четвертой премудрости: оборачиваться ласками да горностаями, выдрами, да куницами, да другим зверушками мелкими. И тут Олег не отставал от брата названного.

Осиротел в этот год Святослав Игоревич. Овдовела его любимая матушка. Стал Святослав князем Киевским. А и было ему только восемь лет.

А как пошел Святославу девятый год, начал он дружину собирать хоробрую. Помогал ему в том боярин Претич с каликами перехожими, помогала матушка, помогал и Олег Иванович, братец названный. Помог и кесарь греческий, сам того в мыслях не ведая. Обхитрила его Ольга Всеславовна выпросила калик у грека хитрого. Собирали дружину три года да три месяца, да и учили еще три года с четвертью. И набрали они десять тысячей: молодцы - храбрецы со всей Руси матушки, все ровесники Святославовы.

А как стало Святославу пятнадцать лет, стали звать его Волхв Всеславович за его в чародействах умение, за успехи его в обучении. И пошла по всей земле слава великая, что дружина русская не умеет пятиться, в чистом поле ей в бою равных нет, да и в крепости от нее никому не спрятаться.

А как исполнилось ему восемнадцать лет, стали обходить стороной киев лихие кочевники, далеко по степям о князе слава катится.

Хороша дружина Святославова, да не рады лихие дружинники: “Вот уж нам восемнадцать исполнилось, но не исполнить нам заветы Ореевы, не слыхали мы смеха девичьего, не видали хороводов узорчатых нет невест для нас в княжестве киевском. Забирает каган русских девушек и увозит всех в царство иудейское.

 

Поход в царство иудейское

Услыхал каган царства иудейского от хазар, своих псов прирученных: “Появились у нас в Киеве супротивники. Не дают они уводить полон, в поле дикое - русских невольников. не дают они в дань красных девушек и не платят нам динарий серебряный!”

Приказал каган к походу готовиться, ко стольному граду к великому Киеву. Собирал по всей степи конницу, созывал всех степных он нахвальщиков, обещал платить чистым им золотом, тем, кто с ним пойдет, обещал и невольников.

Услыхал Святослав, Волхв Всеславович: собрается идти на Русь каган , Киев взять на щит выхваляется, разгормить дружину Святославову, в неволю забрать всех дружинников, всех волхвов хочет предать казням египетским, всех гостей-купцов - казням Кощеевым, разорить и на дым пустить капища, и на месте престольного Киева тлен оставить, разор и пожарище. Самого князя Волха Всеславича, его дядьку Ивана Хазарина обещал каган у семи дорог, у семи ветров на кресте распять, словно подданных , словно беглых рабов из Хазарии.

“Так и нам пора!” решил Волхв Всеславович, раз каган воевать собирается. Далеко идти ему до Киева - от Смородины реки утомительно. Да и не приведет он с собою пленников, не вернет красных девиц дружинникам. Мы окажем кагану почтение, придем сами к нему с угощением. Слал кагану он грамоту краткую. В ней слова все с великим значением, иудеям тревожной загадкою: то ли грозным, заоблачным громом, то ли шорохом тихим травы, он четыре короткие слова начертал им: “Иду я на Вы!”.

Получили хазары послание. Думу думают мудрецы иудейские, что задумал мальчишка князь киевский. В том великую выгоду увидели : “Если русские к нам собираются, на походы к ним можно не тратиться. В их дружине всего десять тысячей, а у нас по сто сорок на каждого. В этот раз рабы к нам сами пожалуют.”.

Вот пошла в поход дружина Всеславовича, по горам, по долам в царство Кощеево, царство иудейское царство хазарское. День бегом бегут, ночью мертво спят. Вся дружина спит, только Волхв не спит, да еще не спит братец названный. Обернулся Волхв ясным соколом, полетел на море он синее, бил он там лебедей, гусей, не щадил, ловил серых уточек. Приносил к стану русских дружинников. Серым волком обернулся Олег Иванович, поскакал, побежал по лесам, по горам, бил там вепря свирепого, бил сохатого, не щадил, ловил соболей, белочек. Приносил и их к стану дружинников.

И кормили по утрам братья названы каждый день десять тысяч дружинников. А и шубы у дружинников соболиные, а на смену им шубы беличьи, не страшны им морозы весенние.

Вот дошли они до Итиль реки. Волховать начал Волхв Всеславович, ворожбу чинить, чародействовать: “Ой, вы гой еси, добры молодцы, нас немало здесь - десять тысячей, есть ли кто из Вас, из дружинников, кто обернулся бы туром, иль соколом, да проведал бы царство иудейское, и царя его, Салтана ставрульевича, их кагана – волхва хитромудрого, да и планы его бы повыведал?”

Лист весенний из почки проклюнулся, трава новая со старой мешается, но никто из дружины Всеславича к жидовинам идти не решается. Отвечают ему добры молодцы: “Среди нас – лучший ты в волховании, идти некому в землю жидовскую опричь князя Волхва Всеславовича, да побратима его, Олега Ивановича”.

 

В гостях у Салтана Ставрульевича

Слово доброе слышит Волхв Всеславович, оставлял дружину с братом названным, грянулся о землю студенную, обернулся туром златорогим, поскакал к царству иудейскому. Раз скакнул – на версту скочил, за другой скок – скрылся из виду, третий скок – вот и заставы жидовские. Обернулся он тут ясным соколом, дальше полетел к царству иудейскому, прилетел в Итиль – иудеев град, сел на окошечко узорное, да в палатах кагана белокаменных.

Ветерок весенний окошечком поскрипывает, царь с царицей разговоры говорят. Говорит царица Азвяковна: “Собираешься царь ты Русь воевать, а того еще видно не ведаешь: народился на Руси могуч богатырь, чародей хитроумный Волхв Всеславович! Он достойный тебе супротивник. Воевать с ним быть может опасно. Таки в бой может рвешься напрасно?”

Отвечает царице Салтан Ставрульевич: “Сам идет в Итиль этот молодец, голова его непутевая, чародей- богатырь Волхв Всеславович! За товаром идет он осбенным, и нужны ему красные девицы, по невесте дружиннику русскому. А в дружине его - десять тысячей!

А у нас по сто сорок на каждого! В погребах мы собрали оружие для Орды всей Полюшка Дикого: там для конницы сбруи наборные, богатырские сабельки острые, луки со стрелами калеными, кистени, палицы, копья булатные. А для русской дружины, Азвяковна, дорогие гостинцы приготовлены: кандалы, да цепи невольничьи, хватит в погребах их на каждого, да еще и на Русь всю останется. И сейчас двести тысяч невольникогв гнут на нас свои спины, Азвяковна. А и Волхв приведет десять тысячей, им работу найдем к нашей выгоде. Подойдут когда русские к городу, раздадим мы Орде все оружие и напустим всю силу несметную на дружину его несчастливую.”

Услыхал Волхв Всеславич, что сказано, обернулся горностаюшкой маленькой, проскользнул в подвалы бездонные, где жидов охранялось оружие.

Наконечники стрел он повынимал, тетивы он у луков перекусывал, подпруги седел перетачивал, кистеням отрывал петли кожаны, ручки палиц свинцовых переламывал, у щитов упоры с петлями – повыдергивал, всю добычу свою в землю закапывал.

Обернулся потом ясным соколом, полетел ко дружине своей храброй.

Вся дружина спит, лишь Олег не спит, встретил с радостью Волхва Всеславича. Разбудил князь своих добрых молодцев: “Ой, вы гой еси, дружина моя храбрая! Вам не время спать, а пора вставать и идти воевать царство иудейское!”

 

Разгром царства иудейского

Вот пришли они в Царство иудейское. Не тронул неба Ярило еще и лучиком. Высоко стоят стены города, сорок башен в небо упираются, за зубцы этих башен в поднебесии, облака проплывая цепляются. Перед городом, вдоль стен подножия течет речка небольшая Смородина, корабли по ней ходят под парусом, осетры в ней живут стопудовые. Перекинут через речку Смородину Калинов мост подъемный, бревенчатый, на цепях к главной башне прикованный и ведущий к воротам серебрянным. Охраняет тот мост в башню главную, жидовинов отряд в сорок тысячей, остальные за стенами прячутся, и дружину русскую дожидаются. Как увидели это дружинники стали думу они думать крепкую:

“Да туда ль мы пришли, Вольх Всеславович? Разобъют нас жиды здесь проклятые. Или мало здесь наших невольников, что готовишь нам участь злосчастную?”

Успокоил Вольх русских дружинников: “Не ждут, братья, они нападения. В своей силе жидовской уверены. Двести тысяч там русских невольников ждут от нас своего избавления, и подмогой нам будут великою”.

Зачерпнул он воды из Смородины, брызнул ею на шлемы дружинников, в муравьев обратились дружинники, в незаметных для глаза букашечек. Поползли мимо стражей внимательных по мосту через речку Смородину, проползли через щель под воротами они в царство обмана Иудино, зашли в город Салтана проклятого, где в неволе трудились столетия на жестоких жидов люди русские, где томились в плену красны девицы.

Обернулись вновь в русских дружинников, обнажили мечи свои острые и пошли рубить нечисть жидовскую по всему злому, хищному городу. А врагов было в стенах бесчисленно, как клопов в старом доме заброшенном, в погреба за оружием кинулись, да негодно их к бою оружие:

Наконечники стрел то повынуты, тетивы то у луков перекушены, подпруги у седел переточены, у кистеней петли кожаны оторваны, ручки палиц свинцовых переломаны, у щитов упоры с петлями – повыдернуты.

Первым делом дружинники русские по кварталам невольников кинулись, дали волю всем русским невольникам, дали в руки мечи им и палицы: “помогайте сражаться с хазарами!”. А потом уже миром всем принялись бить дружину Салтана Ставрульевича. Бились насмерть Салтана дружинники. Да куда им до русских нахвальщиков, обученья Ивана Хазарина. Перебили жидов тех бесчисленно за их зло и за их злодеяния.

Добрались до дворца до каганова, попытался на башне тот спрятаться. Но нашел его князь с братом названным, взял Салтана за бороду длинную да и сбросил на камни брусчатые. Вспомнил в миг свой последний Ставрульевич, сон тревожный, когда то им виденный, как летит каган птицей бескрылою да на камни под башней брусчатые. Пал на камни под башнею с грохотом. Содрогнулась земля всей Хазарии от Ловати - до моря Хвалынского, от Древлянской земли до Булгарии, донеслось до Байкала далекого...

Тут Салтану царю и конец пришел, и всему его царству жидовскому.

Побежали хазары из города, как бегут тараканы от холода: кто в страну за песками Бухарскую, кто за море Хвалынское в Персию, кто в Орду басурманов Булгарскую, кто с отчаянья в Кафу отправился.

А дружина, покончив с погаными, дала волю всем русским невольницам. Дождались женихов красны девицы, разобрали их в жены дружинники, нарядили в атласы хвалынские, повезли с честью к стольному Киеву.

 

Третье гадание в священной роще

Ой, да как в городе стольном да Киеве, ой, да по роще у самого кпища, да по саду, усыпанному яблоками, по траве мураве да по шелковой, гуляла мать княгиня Киевская, сына из похода дожидаючись, княгинюшка Ольга Всеславовна, внучка младшая Гостомыслова, вдова Игоря безутешная.

Высока ль высота поднебесная! Глубока ль глубина Моря Черного! светит ласково Ярило усталое, в небе птицы перелетные перекликаются, воздух свежестью пахнет осеннею. Где то там в

небесах в саду Ирие, Берегини пируют славянские. Берегиням Всеславовна молится, призывает и Карну в советчицы:

“Где мой сын ненаглядный сражается?!! Жив ли он, мой родимый, кровиночка?!! Отомстил ли за батюшку иродам? Или тяжкою раною мается?!! Смог ли стать земле Русской заступником, жидовинам жестоким противником и кагана в бою победителем?!!”.

Зашумел ветерок над Славутичем, отозвался в саду тихим шепотом:

“Ты угодна богам, Ольга матушка! Тебя любит Любава заступница! За тобою вся сила Любавина, берегини любовь материнская. Воспитала Руси ты заступника и волхва в чародействах премудрого. Жив он! Жив твой родимый, кровиночка!! Отомстил он за батюшку иродам!! Смог он стать земле Русской заступником, жидовинам жестоким противником и кагана в бою победителем?!! Он идет со дружиной хороброю, возвращается в Киев с победою! Стала Русь вновь Державой Великою!!! Будут славить в веках люди русские – сына Ольгина Волхва Всеславовича, князя киевского, князя великого, в чародействах и битвах премудрого. Злых жидов на Руси истребителя и державы хазар погубителя.

Их встречать созывай народ киевский, накрывают столы пусть дубовые, выкатывают пусть бочки с медами старыми, готовят подарки красным девицам, - невестам дружинников Святославовых. Да сыграй им веселую свадебку. Дети их Русь навек унаследуют, не сдадут землю Русскую ворогу, никогда не смирятся с неволею.

К Вам вернется покой и веселие. Пития Вам не надо для этого, и не надобно пьяного зелия. Пусть играют детишки на улицах, пусть смеются на радость родителей”.