Бурич у каменного забора,
взирающий на построенный им дом на берегу Оки
в Соколовой пустыни.
Владимир Бурич. Тексты. Книга вторая. Стихи. Парафразы. Из записных книжек.
М. 1995. 352 стр.
Вторая, посмертная книга Владимира Бурича (1932 - 1994) - практика и
теоретика новой волны русского свободного стиха - издана Музой Павловой,
вдовой поэта. Она дополняет первую, как подводная часть айсберга надводную, и
не столько стихами, сколько личным, биографическим материалом, той
реальностью мыслей и впечатлений, что сгущаются в сон творчества. Ее
дополнительность, подчиненность первой и главной книге подчеркивается тем же
названием и тем же оформлением.
На черном поле обложки - белый квадрат. Не только как символ вечного
противостояния света и мрака, но и как полемика с черным квадратом - ведь в
белом - для Бурича - "всегда тайна и возможность". Черно-белый контраст,
вынесенный на обложку, - это еще и характеристика сознания поэта,
романтически-поляризованного ("или - или"), поэта, прожившего жизнь - прежде
всего литературную - по принципу инакомыслия: "Я думаю иначе -
следовательно, существую".
Инаковость становится экологической нишей, в которой личность с высоким
уровнем самооценки может сохранить себя. И поэтому поэзия для Бурича - "не
отражение действительности", но "одна из форм психологической адаптации,
прикладная психология". И в качестве таковой она не нуждается, по Буричу
(словами Пушкина), в "условных украшениях стихотворства".
Открывают книгу символы противостояния (в этом стиле и фотография поэта -
"бодающий Бурич"), закрывают - взаимопроникновения: железная ограда,
"ассимилированная" деревом. Четкая графика стихотворений, их
"последовательный рационализм" нейтрализуется в итоге многозначительным
образом-символом. Что это - светлый рацио расписывается в своей
беспомощности или трезво осознает пределы, которые ему не доступны?
"Я не верующий, а думающий, / Сомневающийся я", - признается поэт. Вся
гуманистическая культура выросла на таком фундаменте, правда вследствие
этого постоянно колеблемом и проверяемом на прочность. "Гуманист-одиночка"
(самохарактеристика), Владимир Бурич обходится без смысла жизни, но признает
ее цель - биологическую адаптацию. И тогда, по Буричу, не существует
литературы хорошей и плохой, а есть литература адаптирующая данного индивида
или нет.
Поэтому поэт и писал о том, что в любом социуме и во все времена встает
перед каждым человеком, о том, ради чего люди обращаются к искусству и
религии, а если те не дают спасительных ответов - к алкоголю и наркотикам.
Стихи мои
профилактические прививки
от страха
отчаяния,
ужаса смерти.
В стихотворении, открывающем книгу, вечная тема неизбежного старения и
убывания жизни воплощена в образах еще недавно современного ритуала. Жизнь
проходит, как демонстрация трудящихся. Жизни перепадает казенного оптимизма,
только оттеняющего трагизм бытия, а демонстрация приобретает характер
тягостно-повторяющегося мифа. Личность оказывается под двойным гнетом
социального и природного. Сознание фиксирует положение в дурной
бесконечности, из которой выход только один - за пределы жизни. Но следующее
стихотворение напоминает: ты не вправе распоряжаться собой, ты "на вершине
стройплощадки, называемой родом", ты - "единственное, из-за чего они жили".
Сознанию поэта присуща жесткость познающего разума. И прежде всего по
отношению к самому себе ("и снова / желание заглянуть в себя / в дырочку от
пули"). Бестеневое освещение операционной преобладает в стихах Бурича.
Поражает сочетание в одном человеке инструмента и объекта исследования. В
сущности, единственное, чего он по-настоящему боится, - это "умереть на
самом интересном месте". Вероятно, это так и случилось: он умер в Македонии,
во время Стружских вечеров поэзии, после яркого, взволнованного выступления.
Бесстрастно "любопытные глаза" - обязательный атрибут поэта, по Буричу, -
компенсируются постоянным ощущением себя "внутри удара и боли", что и
превращает его предельно лаконичные, холодновато-сдержанные стихи в сгустки
целящей энергии. Метод Бурича, в сущности, акупунктура: легкие, отвлекающие
поглаживания и - точный, всегда неожиданный укол с расходящимися волнами
ассоциаций.
Дуешь в волосы своего ребенка
Читаешь названия речных пароходов
Помогаешь высвободиться пчеле из варенья
Каким предательством ты купил все это?
Он не покупал ни житейского, ни литературного благополучия. По его глубокому
убеждению - "жить стыдно". Вообще жить. А не только хорошо или, скажем, за
границей.
Даже соглашаясь с Буричем ("Мы отстали на целую стихотворную систему, более
точно отражающую психологию современного человека"), хочется заметить, что
любой стих - это всего лишь методика. Она вовсе не гарантия успеха, скорее,
веяние времени, предлагающего иные технологии. В поэзии, разумеется, все
определяется уровнем личности. Ее технологические предпочтения - всего лишь
добавочная информация о ней самой, так же как и ее современность - всего
лишь радужная пленка на поверхности вечного источника. В сущности, совесть -
единственная традиция русской поэзии. И в этом смысле Владимир Бурич - поэт
вполне традиционный.
Опубликовано в журнале:
«Новый Мир» 1996, №10
страница Владимира Бурича по адресу
http://stihi.ru/avtor/burich3294