Ксении
Когда бессонницы уродец
разбередит печаль-тоску,
сую я в форточки колодец
свою горячую башку.
И так сижу дурак-Емеля,
как пугало от воронья,
то ли страдая от похмелья,
то ли от вечного вранья.
Среди пустых ночных окошек
все пялюсь в непроглядный мрак -
недоразумение для кошек,
недоуменье для собак.
О сигарету уколовшись
и вздрогнув на свою беду,
уронит ночь ко мне в колодец
свою любимую звезду.
И до рассвета будет плакать,
стучаться ветром и дождем,
и угрожать мне вечным мраком,
и татя подсылать с ножом.
А я, от фарта онемевший,
не поумневший в тридцать лет,
над спящей дочкою подвешу
зеленоватый этот свет.
Плывут томительные реки,
ломают полночь поезда...
А ей отныне и навеки -
горит звезда.