Из века двадцатого - в новое тысячелетье

Лев Аксельруд
 Со времени выхода в свет двухтомника Лев Аксельруд, кроме
других произведений, написал еще несколько книг пятистрочий,
и теперь собрание миниатюр в четырехтомнике значительно
возросло. Сам факт нынешнего издания имеет еще и символическое
значение: из двадцатого века, как из «своего корабля», поэт
уверенно шагнул в открытый «космос нового тысячелетья».

Стихи Л. Аксельруда последних лет по-прежнему необыкновенно
образны, наполненно-лаконичны и по-мужски
сдержанно-эмоциональны. Для них характерны тот же широкий
тематический диапазон, то же пристальное внимание к подробно-
стям бытия по принципу «остановись, мгновенье, ты прекрасно!»,
та же высокая простота, подобная многозначной простоте
солнечного луча с его «жгучим спектром непокоя», та же крупная,
нередко с космическим разворотом, подача материала.

На эти воды, будто Ной – с ковчега,
я с берега высокого смотрю.
Сам океан к земле многострадальной
сегодня возвращается приливом
горько-солёной памяти своей.
1996


Каждый раз – с небом звёздным один на один –
я себя человечеством ощущаю.
Днём, когда так легко утонуть в суете,
Космос, чувствую, держит меня на плаву –
тот, что с ночи во мне остаётся.
1997

Свежесть и точность метафорического языка, глубокое отношение
к слову как к таковому, к его корневой, этимологической
и семантической сущности, обновление слова посредством
неологизма, гармония содержания и формы, отличающейся как
щедрым разнообразием ритма, строфики, звукописи, так и
изобразительным многоцветьем стиха, – все это сочетается у
Л. Аксельруда с приоритетом поэтической мысли. При этом следует
особо подчеркнуть: его талант, в силу своей неуемной энергетики,
от первой до последней строки настроен на творческие поиски,
новизну, художественные открытия, которые являются для этого
несравненного мастера главным мерилом поэзии вообще.

Вот лишь несколько примеров из его последних по времени стихов,
как раз и отмеченных такой новизной. Здесь автор в самом
обыкновенном умеет находить незаурядное, как в отработанных
жилах иной старатель все еще находит золотые слитки:

*«Курильские дымятся острова – // окурки в синей пепельнице
моря». * «А тут, и впрямь набравши в рот воды, // вулкан
молчит. Но, озеро, тебе // спокойно ль в пасти кратера
лежится?» * «Огни, огни… Пред ним бессонный город // как со
свечами юбилейный торт». * «В просторах тундры светится окно
// далёкой ложкой мёда в бочке дёгтя» Или:

Туча днём водолеем работает.
Устаёт, но домой не спешит.
Там её ожидает холодная,
та ночная постель белоснежная,
что в горах разлеглась ледником.
2000


Стихия. Небо в молниях и грохоте.
Одновременно под церковным куполом
звучит орган аккордом в двадцать труб.
Как будто предо мной – громоотвод,
грозу преобразующий в гармонию.
2002

Изданная в 1983 году многожанровая книга Л. Аксельруда
называлась – «Тембр». Голос автора, его лирико-философское
стержневое звучание, поддержанное обертонами, действительно
отличается от других голосов в русской поэзии своим
неповторимым тембром. К разряду обертонов поэта мы бы отнесли
веселую гиперболизацию, словесную игру и прямо-таки живую
изобразительность в его стихах для детей, а также мягкую
иронию, порой сарказм в произведениях для взрослых читателей.

Здесь мы встречаем Кефира Петровича, поучающего: «Ну куда
торопишься! Ты ещё молоко. // Скиснуть успеешь». * Рыцаря,
страдающего запорами, как будто «даже со своим дерьмом //
(не говоря о злате в сундуках), // он, скупердяй, не в силах был
расстаться». * Чиновника: «Он многих, говорят, на службе "съел".
// Гляди: кадык его и тот похож // на кролика, торчащего в удаве».
И еще две миниатюры:

Как чеховское ружьё, на стене
висит мухобойка из тонкой пластмассы,
готовая выстрелить в акте последнем.
Вот только успеть бы – покуда из мухи
не сотворили слона.
1993


«Ах, няня, так?! Тогда не буду какать», –
с горшка поднявшись, объявил малец,
увенчанный белёсыми кудрями.
Не с той ли первой в жизни забастовки
и начался когда-то путь вождя?
2003

Стихи этого плана характеризуются у Л. Аксельруда прежде
всего остроумием, а то и парадоксальностью мышления, когда
поневоле вспоминается пушкинское «и Гений, парадоксов друг».
Вот, к примеру, прекрасный парадокс из аксельрудовского, даже
не сатирического, скорее – лирического двустишия «Полюс зноя»:

Июль. В такие пекловые дни
тень ищет, где бы спрятаться в тени.

В этой нашей мозаике, где жанр заметок на полях сочетается
с широтой литобозрения, нами процитировано фрагментарно и в
полном объеме около ЗОО произведений высокой пробы, среди
которых, на наш взгляд, немало шедевров. И хотя применительно
к одному автору такое обилие художественных удач – явление
беспрецедентное, тем не менее достоинство поэзии Л. Аксельруда
этим не исчерпывается. Великолепных примеров в ней достаточно
еще для нескольких таких же больших подборок цитат, стоит лишь
обратиться к остальным сотням и сотням миниатюр поэта, а также
к его относительно протяженным стихотворениям и поэмам.

Такова фантастическая щедрость художника, сотворившего
целый мир самобытных образов, как будто явились они к нам не
из-под авторского пера, а из сказочного рога изобилия! Мы
благодарны Л. Аксельруду, который продолжает радовать нас
лирической напряженностью своей неутомимой мысли, смелостью
и размахом ассоциаций, живой осязаемостью и яркостью тропов,
а также врожденным чувством меры, чувством формы, чувством
единственно точного слова. И еще поэт импонирует нам энцикло-
педически широкой амплитудой тематики, идущей от его чуткого,
открытого всему миру сердца .

Короче говоря, вослед многим известным литераторам и просто
любителям поэзии, мы не можем не признаться в том, что нам
ИНТЕРЕСНО читать Льва Аксельруда. А интересен он не только
способностью открывать необычное в обычном, не только
эстетической стороной своих стихов, но также их удивительной
информационной наполненностью, их познавательностью, так как,
в отличие от лириков, вертящихся только «вокруг своего пупа»,
поэт впустил в свои стихи и поэмы весь окружающий мир с его
природой, с его историческим прошлым и современностью.

За пределами этих заметок осталось еще много вопросов, много
наблюдений, но и теперь каждый фрагмент, где затронута та или
иная тема, может послужить отправной точкой для отдельного,
глубокого исследования поэтического феномена. Ну а пока, будучи
лишь первым (с нашей стороны) прикосновением к творчеству поэта,
наша работа могла бы быть названа эскизом, скажем, монографии.

Произведения Л. Аксельруда – это поэзия на вырост, и потому
большое Время, которому всегда было свойственно производить
переоценку, работает на него, новатора по сути своей и, похоже,
неисчерпаемого Художника слова, кому, не сомневаемся, суждено
занять достойное, только ему предназначенное место на русском
литературном Олимпе.

Убеждены: стихи Л. Аксельруда, особенно его миниатюры (к ним
вполне применимы слова Л. Толстого о том, что «простота,
краткость и ясность есть высшее совершенство формы искусства,
которая достигается только при большом даровании и большом
труде»), достойны того, чтобы войти в сокровищницу не только
отечественной, но и мировой поэзии.

Работу свою завершаем высказыванием замечательного поэта
Е. Винокурова, которое как нельзя лучше подходит к теме нашего
разговора, посвященного Льву Аксельруду, великому мастеру
малой (да только ли малой?) формы: «Если человек может создать
афористическую миниатюру, ему ни к чему ту же мысль или
ощущение разводить в ведре воды. Лирика – это мгновенный удар.
Наговорить лишнее – значит погубить мысль, погасить искру
ощущения. Древняя китайская поэзия учит изяществу и краткости,
важнейшим, на мой взгляд, качествам лирики. Красивая капелька
мудрости переживает тысячелетия, доходит к нам через
пространство и время, и мы вздрагиваем, как вздрогнул первый
читатель...» Воистину так!

2001 – 2003, 2005. Москва

==================================================
КОНЕЦ СТАТЬИ ДЕВЯТОЙ, которая соответствует девятой главе
послесловия «Лирическая энциклопедия века» к четырехтомному
Собранию сочинений поэта Льва Аксельруда.
Авторы послесловия – Наталья Ивановская и Иннокентий Ермаков
при участии выдающегося русского ученого, культуролога,
литературоведа, поэта, переводчика,
академика Сергея Сергеевича Аверинцева (1937 – 2004).