Нередко приходится слышать мне уныло-разочарованные голоса, твердящие, что время нынче не то, и жизнь стала не та, да и люди вокруг – сплошное тьфу! В общем, плохо всё. И когда я сам уже готов почти согласиться с ними, я вспоминаю одну женщину…
Звали её Надежда Андреевна, к моменту знакомства нашего было ей 84 года, поскольку родилась она (!!!) в ОДНА ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОМ году. Человек она была удивительный.
Ну, во-первых, была она мне пратёщей, то есть бабушкой моей жены.
Во-вторых, более светлого и лёгкого по жизни человека трудно встретить. Рассказы её о жизни я слушал, затаив дыхание. Родом из глухой деревеньки под Можайском, в девять лет была отвезена в Москву и отдана "в люди", то есть стала прислугой в семье управляющего шереметьевским Странноприимным Домом (это где сейчас институт Склифосовского). Далее – работа горничной в нескольких богатых семьях. В 18 лет – замужество, пятеро детей, в 30 стала вдовой. Охотников на вдову с пятью детьми не нашлось, и воспитывала детей одна. И всех подняла, выучила. Двое сыновей погибли в Отечественную войну. Подвёл младший – пил, трижды сидел в тюрьме. Вырастила, кроме своих, бесчисленное множество внуков, племянников, двоюродных, троюродных, внучатых, крестных, золовкиных и прочая – был талант у неё к этому делу. Читать умела, но писать так и не выучилась – то отец помер, то революции, войны, коллективизации, индустриализации, то детишки болеют, словом, не до письма было.
Жили мы вчетвером – пратёща, тёща, жена и я. Мы все работали, а Надежда Андреевна вела дом. Магазины, рынок она нам не доверяла. И дочку нашу старшую до трёх лет растила – помоет, переоденет, покормит, и погуляет, и спать уложит. И всё между делом. Вспоминаю, как сказку: с работы придёшь - в квартире всегда чисто, тихо, всё убрано, приготовлено, на столе скатерть постелена, дочка моя сидит с бабой Надей, а та рассказывает что-то, дочке пальчики загибает – считать учит, напевает тихонечко. Век бы так жить…
Так к чему я всё это? А, вспомнил, лёгкость характера. Вот случай был. Дочка уже в сад пошла. А баба Надя с утра как-то отправилась на охоту - на рынок и по магазинам. Накупила всего на рынке, и на обратном пути решила зайти на всякий случай в магазин "Диета", что был рядом с нашим домом. Заходит, а в магазине – никого и ничего. Даже мух нет. В мясном отделе - только продавец, мужик лет сорока, мелко трясёт его, руки дрожат, на лбу испарина, и глаза белые. Баба Надя болезнь распознала сразу, опыт у ней был немалый. Подошла и спрашивает: "Что, совсем плохо?" Мужик только замычал в ответ. "А рассольчику хочешь? Холодненький..." И протягивает бидончик. У болезного от слов её даже сознание в глазах промелькнуло. Осторожно взял бидон, поставил на витрину, наклонил к себе и стал пить, только кадык вверх-вниз, вверх-вниз. Когда оторвался, сознание уже воскресло в его глазах. Хрипло спросил: "Бабуля, а огурчик… можно, а?" Баба Надя ему по-матерински: "Да возьми, сынок, несколько, и сам съешь, и угостишь, может, кого".
Мужик вгрызся в огурец, а баба Надя с полегчавшим бидончиком пошла неторопливо к выходу. Проглотив огурец, мужик прошептал хрипло ей вслед: "Бабуля… да я ж тебе… завсегда, бабуля…" Замолчал и махнул рукой.
Через несколько дней Надежда Андреевна снова зашла в "Диету". Магазин был полон народа – привезли мясо. Баба Надя вздохнула – не до вечера ж стоять здесь, да и не хватит мяса, небось – и повернула к дверям. Остановил её громкий мужской голос: "Бабуля, бабуля, ты куда? Иди скорее! Эй, граждане, ну-ка, пропустите старушку!" Послышались голоса отдельных несознательных граждан: "Что это, почему, да она не стояла…" В голосе мясника зазвучал металл: "Персональная пенсионерка!"
Домой баба Надя принесла чудесной вырезки килограмма два, кусок с мозговой косточкой и грудинки. И несколько лет была она почётной персональной пенсионеркой в "Диете", пока мясник не уволился. И это всё за пару солёных огурцов…