Это было весной в кинотеатре «Ударник»,
Чёрно-белый просмотр в две тыщи двенадцатом мае,
«Севастопольский вальс», невесомые пары,
Старики с неизвестными мне именами.
Возле входа маячили ленты, знамёна,
Кумачом пламенели столбы и каркасы,
И звучал марш победный как марш похоронный,
И молчало окно зарешёченной кассы.
Загорелось экрана квадратное солнце,
Кто-то кашлял, посыпались камешки свода,
Старикам открывались глубины колодца,
Из которых хлестала их судеб порода.
В мхах таёжных костров и на горных отрогах
Проступали наивные юные лица,
Поездами подвод громыхала дорога,
Вверх несла. Старики становились как птицы.
Вот один приподнялся, повторяя присягу,
Зашуршали крылами летучие фразы,
Чуть заметно качнулась медаль «За отвагу»
Под ремнями винтовки и противогаза.
Сбился хронометраж, часы обратились в качели,
Бликовали зарёй госпитальные дужки,
В кинозал хлынули ароматы сирени,
Что стояла на тумбочке возле подушки.
Сталинград, Ангара, Воркута и Магнитка,
Начинался над степью разбег, продолжался над льдами,
И упрямо не гасла проектора нитка,
Хоть показ прекратил перепуганный киномеханик.
Старики – тонконогие светлые дети,
Окликали друг друга, в рассветах горели,
«Ну-ка песню пропой нам, весёлый брат ветер!»,
Взялись за руки и полетели.
Полетели стремглав, как на бой, как с последних уроков,
Полетели домой, не чувствуя страха и веса,
Полетели легко вертикалью высокой
Над своею страной, над родным нескончаемым лесом.
Это было весной в кинотеатре «Ударник»,
Чёрно-белый просмотр в две тыщи двенадцатом мае,
Навсегда улетели девчата и парни,
Старики с неизвестными мне именами.