Джон Уилмот, граф Рочестер (1647-1680). Несовершенное удовольствие
Её, нагую, я сжимаю страстно,
Я полн любви, а милая – прекрасна;
В обоих нас горит огонь желанья,
Мы таем в неге и в очарованье.
Обняв меня руками и ногами, [5]
Прижав к груди, она мне дарит пламя,
И ловкий язычок её в мой рот
Влетает так же быстро, как Эрот,
Чтоб я, впитав сей поцелуй взасос,
Удар молниеносный ей нанёс. [5]
И я душой, лобзаньем оживлённой,
Парю над ней, блаженной, благовонной,
Но в миг, когда должна она ввести
Мой член, чтоб мою душу обрести,
Я истекаю жидкостию скорой, [15]
Оргазмом наслаждаясь каждой порой.
Но не было касанья: ни рукой,
Ни ножкой, ни прелестною пи…ой.
Она с улыбкой шепчет мне упрёки,
И вытирает липкие потоки, [20]
Целуя мне трепещущую грудь.
«А сможешь ли ещё? хотя б чуть-чуть!
Неужто ты в любовном возбужденье
Свой долг мне не вернёшь – для наслажденья?»
Но я, несчастный, жалкий, чуть живой, [25]
Стараюсь тщетно в стойке боевой:
Целую, но не тр…хаю, хоть вой!
Из-за усердья ввергнут я в напасти,
И свой успех с позором рву на части,
Став импотентом от порыва страсти. [30]
И даже её дивная рука,
Что старцу пыл вернёт наверняка,
Углей касаясь тлеющих моих,
Не разожжёт былое пламя в них.
Лежу уныло, вялый и смущённый, [35]
Я неподвижной глыбой истощённой.
Мой дрот любви! твой кончик, затвердев,
В крови купался сотни тысяч дев,
По-прежнему живо твоё искусство:
Через пи…у посеять в сердце чувство. [40]
Ты смело, но беспечно проникал
В мужей, иль в жён, теряя свой накал:
Щель находил всегда, иль создавал.
А ныне, вялый, в этот грустный час,
Как высохший цветок печалишь нас. [45]
Ты дезертир, предатель страсти пылкой,
Ты славу погубил мою с ухмылкой,
Доказывая магией ничтожной,
Что истинна лишь похоть, чувства – ложны.
Тебе бл…дей-торговок не хватало? [50]
Иль подметальщиц улиц было мало?
Тебя влекут болезни, грех, скандал,
И ты им всем услужливый вассал!
Как уличный крикливый грубиян,
Что задирает честных горожан, [55]
Но прячется и убегает прочь,
Когда страна зовёт его помочь,
Вот так и ты с отвагой показной
Бежишь в бордель к девице площадной.
Когда ж Любовь пришла, как благодать, [60]
К хозяину, ты смеешь не стоять.
Позорный член, ты так меня подвёл!
О, чёртовый, вульгарный, грубый кол,
На ком для каждой шлюхи есть работа, –
Так свиньи с визгом трутся о ворота. [65]
Пускай тебя съедает шанкр жадно,
Иль гной и слизь преследуют нещадно,
Пускай мочиться камни не дают –
Ведь кончил ты чрез несколько минут,
Меня лишая счастья, жалкий плут. [70]
И пусть шипы умелые отныне
Несут восторг обиженной Коринне.
John Wilmot, Earl of Rochester
The Imperfect Enjoyment
Naked she lay, clasped in my longing arms,
I filled with love, and she all over charms;
Both equally inspired with eager fire,
Melting through kindness, flaming in desire.
With arms, legs, lips close clinging to embrace, [5]
She clips me to her breast, and sucks me to her face.
Her nimble tongue, Love's lesser lightening, played
Within my mouth, and to my thoughts conveyed
Swift orders that I should prepare to throw
The all-dissolving thunderbolt below. [10]
My fluttering soul, sprung with the painted kiss,
Hangs hovering o'er her balmy brinks of bliss.
But whilst her busy hand would guide that part
Which should convey my soul up to her heart,
In liquid raptures I dissolve all o'er, [15]
Melt into sperm, and spend at every pore.
A touch from any part of her had done't:
Her hand, her foot, her very look's a cunt.
Smiling, she chides in a kind murmuring noise,
And from her body wipes the clammy joys, [20]
When, with a thousand kisses wandering o'er
My panting bosom, "Is there then no more?"
She cries. "All this to love and rapture's due;
Must we not pay a debt to pleasure too?"
But I, the most forlorn, lost man alive, [25]
To show my wished obedience vainly strive:
I sigh, alas! and kiss, but cannot swive.
Eager desires confound my first intent,
Succeeding shame does more success prevent,
And rage at last confirms me impotent. [30]
Ev'n her fair hand, which might bid heat return
To frozen age, and make cold hermits burn,
Applied to my dead cinder, warms no more
Than fire to ashes could past flames restore.
Trembling, confused, despairing, limber, dry, [35]
A wishing, weak, unmoving lump I lie.
This dart of love, whose piercing point, oft tried,
With virgin blood ten thousand maids have dyed;
Which nature still directed with such art
That it through every cunt reached every heart — [40]
Stiffly resolved, 'twould carelessly invade
Woman or man, nor aught its fury stayed:
Where'er it pierced, a cunt it found or made —
Now languid lies in this unhappy hour,
Shrunk up and sapless like a withered flower. [45]
Thou treacherous, base deserter of my flame,
False to my passion, fatal to my fame,
Through what mistaken magic dost thou prove
So true to lewdness, so untrue to love?
What oyster-cinder-beggar-common whore [50]
Didst thou e'er fail in all thy life before?
When vice, disease, and scandal lead the way,
With what officious haste dost thou obey!
Like a rude, roaring hector in the streets
Who scuffles, cuffs, and justles all he meets, [55]
But if his king or country claim his aid,
The rakehell villain shrinks and hides his head;
Ev'n so thy brutal valour is displayed,
Breaks every stew, does each small whore invade,
But when great Love the onset does command, [60]
Base recreant to thy prince, thou dar'st not stand.
Worst part of me, and henceforth hated most,
Through all the town a common fucking-post,
On whom each whore relieves her tingling cunt
As hogs do rub themselves on gates and grunt, [65]
May'st thou to ravenous chancres be a prey,
Or in consuming weepings waste away;
May strangury and stone thy days attend;
May'st thou ne'er piss, who did refuse to spend
When all my joys did on false thee depend. [70]
And may ten thousand abler pricks agree
To do the wronged Corinna right for thee.