Пишу тебе опять, дружок мой, Костя.
Далече ты, и снова я одна.
Резвятся духи, видно, на погосте,
Пугает даже сонная луна.
В деревне нашей все переменилось:
Ты за порог и рухнул белый свет.
Я к зеркальцу бегу: «Скажи на милость,
Что в целом мире строже меня нет,»
И зеркальце охотно отвечало:
«Все так и есть, ты - язва еще та -
В деревне многих перевоспитала.
Но зреет Марта, просто красота!»
На зеркало, конечно, я в обиде -
Сказала ему все как на духу:
«Язвей меня никто еще не видел!
Мы поглядим, сравнимся: "ху из ху"?"
И вот случилось СветАпредставленье -
Явилась Марта, да во всей красе:
«Не правильно ты, Юля, служишь вере
И молишься совсем не так, как все!»
Откуда же мне знать как все молились?
«Вы научите, подскажите, как.»
«Ну, что ты, Москвина, в меня вцепилась?
Не знаю как, но знаю, что не так!»
Куда-то подевалась моя строгость,
Забылись нецензурные слова,
Испуг за кару в горле стал мне костью
Хотелось плакать: «Марта, ты права!»
Теперь на шейке ёжится слюнявчик.
На попе памперс, в ручках леденец.
Была попытка даже меня нянчить.
Но тут настал и сказочке конец.
Все рухнуло, друг Костя, все пропало!
Не верю больше, сломана вся жизнь!
И Москвина заткнула свое жало,
Зарылась и до марта не жужжит.