Мои ленинградцы

Клавдия Смирягина Дмитриева
День 27 января в нашей семье всегда был особенным. День памяти, день маминых именин. А не за горами - 4 февраля - день рождения папы и 6 февраля - годовщина свадьбы родителей.

Стихотворения этой подборки посвящены памяти моих родителей,
которые всю блокаду жили и работали, несмотря на юный возраст,
в осаждённом Ленинграде.

Дмитриев Валентин Егорович (1926-2007)
Дмитриева (Горина) Нина Васильевна (1925-2006)


ПРО ПИАНИНО

А и правда, как без пианино,
если ходит девочка в кружок.
Доченька, единственная, Нина…
Доченьке двенадцатый годок.
Вот в многотиражке на заводе
дочкин напечатали портрет.
Пишут, что талантливая вроде.
Жалко, инструмента в доме нет.
Клавиши рисует на газете
да играет в полной тишине.
Пальчики испачканные эти
видятся родителям во сне.
А девчонке снятся песни Грига,
Сольвейг на заснеженной лыжне.
Толстая растрёпанная книга
дремлет рядом с ней на простыне.
И однажды утром на рассвете
в доме появился наконец,
перебудоражив всех соседей,
новый удивительный жилец.
В Стрельне, у немецких колонистов
куплен и доставлен, как хрусталь,
вымечтанный, красно-золотистый
беккеровский сказочный рояль.

Мне бы вас порадовать, да нечем.
В сорок первом, где-то в декабре
выменяли «Беккера» на гречу,
слёзы мимолётно утерев.
Пальцы огрубели от работы,
ссадины, мозоли, волдыри…

А без пианино в доме, что ты!
Всё мечтала внукам подарить…


В БЛОКАДУ

Шаркающей старческой походкой
Он вошёл в нетопленый барак,
За фанерной хлипкой загородкой -
Тишина и серый полумрак.

На кровати - старых тряпок ворох
И пятно костистого лица.
И ни звука - ни малейший шорох
Не тревожит странный сон отца.

На полу - расколотая чашка,
Видно, удержать в руках не смог,
На гвозде - отцовская фуражка
("Подрастёшь - тебе отдам, сынок").

Подошёл, ступая косолапо,
Наклонился, в лоб поцеловал...
Кончилось мгновенно детство папы.
Сиротой и взрослым сразу стал.


ЛЕНИНГРАДКА

Ей исполнилось только шестнадцать в сорок пушечном пыльном году.
Лето, дача, каникулы, танцы были - сплыли в военном бреду.
На окопах, на свежих руинах, где, дымясь, догорало жилье,
не спасали ни шерсть, ни овчина музыкальные пальцы её.
Стали дымкой за призрачной гранью, отодвинулись в дальнюю даль
нежный шепот наивных признаний, школа, книги, любимый рояль.
По щекам площадей, как морщины, легких санок следы пролегли.
Вкус у голода - вязкий, полынный - длинной ночи и мёрзлой земли.
Доза жизни на день - как в аптеке - липкий, тёмный кусочек скупой,
и отдали породистый «Беккер»* за холщовый мешочек с крупой.
Эти дети взрослели так рано, торопились и выжить, и жить.
Стала девочка помкапитана на буксире, таскавшем баржи.
Ей на полузатопленной барже доводилось болтаться в Неве,
сныть с крапивой отыскивать в ражей, на погосте подросшей траве.
И ни разу ни тени сомнений в том, что в город враги не войдут,
Что она доживёт, что сумеет, что увидит победный салют.
Мамы нет, но из ирия душу призываю в свидетели я...
На гитарах играют «Катюшу» подрастающие сыновья.


ИСТОРИЯ СТАРОЙ ФОТОГРАФИИ

                Посвящается памяти моего отца Валентина Егоровича Дмитриева
                и его друга Василия Никифоровича Бухтина.

Папа умер 9 мая 2007 года.

Друзья сидели рядом в школе, гуляли вместе допоздна
И распрощались поневоле, когда нагрянула война.
Угасла в марте тихо мама, потом - отец. Весна в цвету!
И сын живёт, живёт упрямо, хотя порой невмоготу.

Беда одна, увы, не ходит – украли карточки его.
Не в школе он, не на заводе. А одному - страшней всего.
Пытался честно заработать: дрова соседям распилить.
Да кто заплатит? В огородах лишь лебеда росла да сныть.

Упал. Прохожие - под мышки в больницу - хлебец, кипяток.
Но так ослаблен был парнишка, что даже пить уже не мог.
Врачи нашли его сестренок в МПВО, и те, собрав
Паёк солдатский немудрёный, ему отдали. Младший брат!

А он не ест. Селёдки просит… Блокада, голод, хлеба нет...
Нашли в обмен на папиросы и притащили в лазарет.
Его спасли любовь и юность. Чуть-чуть поел – сумел попить.
Конечно, было больно, трудно, но снова вьётся жизни нить.

И вдруг на улице парнишка встречает школьного дружка!
- Живой?! - Живой пока, братишка! А ты откуда?- Из полка!*
Пожары тушат комсомольцы. Всё есть: паёк, одежда, кров.
Пойдешь, приятель, в добровольцы? - Ещё бы! Вместе? Я готов!
Едва сравнялось восемнадцать - призыв, чужая сторона.
И снова с другом расставаться велит разлучница-война.
Потом – победный сорок пятый, за город Кёнигсберг медаль.
Служить семь лет должны ребята: Балтийский флот, морская даль.

Портовый город Свинемюнде, у стенки – наши корабли.
Сошли на берег с борта судна те, кто добрался до земли.
Веселье, сутолока улиц, вокруг – толпа, причала гул,
И вдруг два парня оглянулись, как будто в спину кто толкнул!

- Валёк! - Васёк! И ты с Балтфлота! И снова вместе. Что сказать?
На старом чёрно-белом фото сияют мальчиков глаза.
И никогда уже ребята не разлучаются потом…
- Один ушел пораньше - в пятом, другой – в две тысячи седьмом.


*В помощь пожарным в августе 1941 года из студентов, старшеклассников и рабочей молодежи был
сформирован Ленинградский Комсомольский противопожарный полк, насчитывавший 1 тыс. 600 человек.
 Бойцы полка не только тушили пожары, но и строили оборонительные сооружения, работали на лесозаготовках.
Фотография- из семейного архива Дмитриева В.Е. Мой отец - в бескозырке с надписью "Ангара"


09.05.2007 ОТЕЦ

Он лежал на уютной несмятой постели,
Не пытаясь уже забытье превозмочь,
А по радио песни военные пели
Про землянку, Катюшу и тёмную ночь.

Он лежал по-солдатски, спокойно и прямо,
В тёплых, щедро струящихся майских лучах,
Что он видел? Быть может, покойную маму?
Или площадь в победном огне кумача?

А на столике  - ампулы,  чистые шприцы
И медали в коробочке с красным сукном -
Те, которыми сам он стеснялся гордиться.
Ими правнуки будут гордиться потом.


ГРАНИТ

В полумраке сарая пляшет луч золотой,
Старый мастер склонился над тяжелой плитой,
Цепкий взгляд изучает фотографий листы,
И на черном граните проступают черты,

Дорогие черты сердцу памятных лиц,
Возвращающих в мир, не имевший границ,
В безмятежный, исполненный счастья покой,
Где красавица мама и отец молодой,

Где от сладкой надежды кругом шла голова,
Где приветно шептала молодая листва,
Было все впереди: боль, и радость, и те,
Сердцу милые лица на гранитной плите...