Здравствуйте.
Безусловно, сказанное мной – субъективно и в большей степени говорит о вкусе и пристрастиях.
Но за одно ручаюсь: понимание чувства языка и культуры слова, которым обучен со времён занятий в литстудиях и руководствуюсь по сей день. С пониманием отношусь к новаторству, в частности, внесению в поэтический лексику новых слов и прочих новоязов, при условии, если ими умело и тактично оперируют.
Стих Галии Непогоды называется: «Трамвай о лете»
Уже само название предполагает концептуальный подход к решению темы.
Именно «трамвай», но не стих, воспоминание и т.д.
Первая строка невольно вызывает встречное возражение: ну не желаете говорить о лете, так и не говорите. Зачем же противоречить?
Но пишем. Надо понимать, что не хочется говорить, а надо.
Так с нежеланием и с неохотой движется авторское повествование: вскользь упоминание о лете. Затем памятная зима со снежными звёздами под фонарями и финал, на внешний взгляд, эффектный, но столь же и безвкусица: «я грею имя твоё во рту».
«Я вдохну этот воздух морозный,-
Выдыхаю любимого имя» - это как пример, как обозначить в памяти любимого человека. Но только не греть во рту. Понятно, что на языке вертится имя, как наваждение, но тут автора подвело чувство слова. Жаль…
Стих в целом оставляет приятное впечатление.
давай запомним...
Клавдия Смирягина Дмитриева
От воплей горестного клина,
который плачет, но не ропщет,
до красных родинок рябины
на обнажённом теле рощи;
от трав сухих лесных проплешин,
от разогретых мшистых кочек
до георгины, почерневшей
к исходу первой стылой ночи,
давай запомним эту осень,
её веснушки и косицы.
Я не пророчествую вовсе.
Но вдруг она не повторится…
Жаль стих… Испортили две начальные строки.
Такое чувство, что ради рифм втиснуты и «вопли горестного клина», и плачущий, но странное дело, не ропщущий клин журавлиный? А как будет звучать тогда ропот?
«до георгинов почерневших» - думаю, что в такой интерпретации исчезли бы вопросы к одинокому «георгину». Обычно говорят георгины, но тут в единственном числе, что опять же вызывает недоумение: один цветок, что ли?
Обычно представляется клумба (грядка, кому как нравится) с георгинами.
Всё остальное – в графе «Достоинства» - тихая интонация, запоминающиеся образы (красные родинки рябины» и бережное отношение к непреходящим и в тоже время безвозвратно уходящим, ценностям текущего времени.
райские яблочки
Евгения Костюкова
-1-
райские яблочки – звёзды, их можно ласково
гладить и прятать в карман, ощущая могущество.
под кожей – смешинки. по коже – мурашки пущие,
словно в детстве, когда – спящих мазали пастою.
иду, насвистывая, по зелёной улице,
в кармане – дыра (в другие миры). я – не крайняя.
падают яблочки. загадываю желания,
зная: любое из них непременно сбудется.
-2-
окна (призраки) после занятий любовью –
все в жемчужинах пота, а смертные думают: "дождь".
коли вышло такое, что по милу стал не хорош –
положу трын-траву у себя в изголовье.
-3-
берёза-нищенка протягивает ветку.
дрожит в моей песочнице кунжут.
ты ищешь кваку зеленей, стреляя метко.
а я не жду – стрелу твою – не жду.
-4-
почки лопнули – стали похожи на клювы птенцов –
ловят солнечных мушек. исчезли сугробы-киты.
а карбид, ловко брошенный в лужу соседским мальцом,
зашипел, будто я, если рядом со мною не ты.
PS
хватит подглядывать в замочную скважину интернета.
нас всё равно настигнет оффлайн-лето.
Из представленных миниатюр Евгении Костюковой понравился под номером 4.
«под кожей – смешинки. по коже – мурашки пущие,» - трудно комментировать подобную вычурность. То ли стремление к новой образности, то ли отсутствие у автора чувства слова и понимание, что стоит за словом, но «смешинки под кожей» у меня вызывают аллергию. Неестественность.
белый стеклярус
Регина Мариц
белый стеклярус
на чёрную твердь
сыплется
динь
дилинь
жизнь вышивает
по клеточке смерть
вслушайся
не отринь
белый стеклярус
поёт об ином
свете
откуда
сны
и зацветает
за чёрным окном
сакура
тишины
не обломи
осторожно раздвинь
ветви
крылам сродни
белый стеклярус
дилинь
дилинь
Господи
вразуми
Негромкий слог. И не столь много слов, но ощущается глубина пространства.
Достоинство, на мой взгляд, ещё и в том, что автор не побрёл в откровенный психоделизм или в космическую метафизику, чаще всего, оторванной от настоящего мироощущения автора. Она лишь присутствует за негромкими словами. А право каждого читателя находить своё.
Не понравилось здесь слово «сакура». Инородное по семантике.
за коленкой
Егор Мирный
погладишь её за коленкой - она замрёт,
на острых губах заиграет студёный свет.
а где-то внутри у неё не стихает рёв.
и - после - когда рукою ведёшь поверх
оплавленной кожи, то ловишь на пальцы звук,
похожий на тот, когда рвётся живая ткань.
она задирает юбку и наяву,
воочию видишь, как плоть у неё тонка.
на ломких ресницах - медь, в глубине - болезнь,
которой названия нет, от которой - сгорать.
ей самое место здесь, на сыром столе,
с такой голенастой душой от крутого бедра,
с таким очертанием сердца, что не посметь
вгрызаться в него, как водится, выгрызать.
коснёшься её груди и отменишь смерть
в то время, когда стекленеют у вас глаза.
Что меня привлекает и изумляет в тоже время, - импровизация. Как некий генератор идей, Егор Мирный перерабатывает иных времён-имён течений отголоски и выдаёт своё. Егоромирновское. Что есть у автора своего? Пожалуй, только импровизация.
Отсутствие то ль опыта, то ль недопонимание (или же понимание по-своему) культуры слова и логически выстраивать авторскую мысль:
«ей самое место здесь, на сыром столе,
с такой голенастой душой от крутого бедра,
с таким очертанием сердца, что не посметь
вгрызаться в него, как водится, выгрызать.» - вот есть выражение «ноги от бедра»,
а вот «душа от крутого бедра» - у меня вызывает недоумение. Как и желание «вгрызаться и выгрызать»? Что-то близкое к извращению. За версту несёт физиологией. Хорошо хоть, что «очертания сердца» не позволяют «вгрызаться».
Понятно, что у автора такая система метафорическая, но опять же возникает резонный вопрос: а чувство языка и культура слова, они тоже – специфические у автора?
герой нашего времени
Йегрес Вокашу
Он – икона для клерков и мелких воришек,
Он – живой образец воплощенной мечты.
В нём кипит беспокойная кровь нуворишей
и князей, что с рожденья не слишком чисты…
Фуа-гра на столе (прометеева печень)
переполнена чаша Грааля вином,
счёт оплачен с лихвой...
он богат и беспечен –
настоящий герой, супермен из кино.
Он по пьяни партнёрам по бизнесу хвастал,
что спустил миллион в золотой унитаз,
что не стоит его называть педерастом –
было дело, по пьяни, всего только раз.
Скукота –
не хватает для счастья чего-то,
не хватает!
деньгами сори, не сори...
Над Парижем развеять мечтает банкноты,
и засыпать к чертям Нотр-Дам де Пари,
чтоб летела, кружась листопадом, валюта,
салютуя богатству широкой души –
бесподобный перфоманс: «абсурд абсолюта»
для того чтоб сходили с ума торгаши!
Пусть плебеи в России скандируют бурно:
«ты побрезговал, сука, родным городком…»
и суют бюллетени протеста по урнам,
и завидуют, явно, но больше – тайком.
…Часто снится ему, как во мраке барака
ухмыляется чья-то недобрая пасть,
а любимая дочь умирает от рака
и не может в парижский перфоманс попасть,
он целует во сне не рождённую дочку,
матерится и плачет, что так, мол, раз так:
«я продам за неё даже печень и почку»,
но цена им на рынке за кучку «пятак».
…К чёрту сны.
Под Парижем ангар арендован,
найден самый непьющий в стране экипаж,
самолёт, размалёванный Пьером Гандоном…
- Миллионы готовы? Грузите багаж…
Стихотворение, которое начинаешь читать и уже заранее знаешь, чем закончится.
Словно скалькированный со сценария модного сериала о жизни и печалях нынешних олигархов.
«Пусть плебеи в России скандируют бурно:» - можно принимать как показатель уровня общественного мнения, уровня культуры и состояния национальной идеи: голимый снобизм возведённый в ранг высшего Арбитража.
Анфас
Башмакофъ
Я не бегу - я прыгаю в анфас, знакомую колодезную яму.
О воду ударяясь, всякий раз окидываю взором панораму,
как в зарослях родного наждака, предательски стреляя из засады,
чужая неизвестная рука терзает мою сущность без пощады.
Я не хриплю - я сплевываю звук, рождающийся в сумраке гортани.
Как брошенная сука близорук, и каждодневно голодом изранен.
И в страхе, обнаруживая дно, казалось бы бездонного колодца,
я понимаю, все предрешено: анфас - мое приватное оконце.
Мудрёный стих у Башмакова….
«Я не бегу – я прыгаю в анфас» -надо понимать, что все по привычке бегут в анфас, а автор вопреки всем – прыгает. Без страха и сомненья. А будь что будет!..
Я понял, что автор не в икону прыгнул – в колодезную яму своего стиха. Вот!
Пожалуй, единственное место, где наглядно можно продемонстрировать авторскую индивидуальность.
Я узрел её. Ну кто бы ещё додумался наделить «анфас» проявлением творческой судьбы? – Башмакофъ!
Не хочу быть: чужой неизвестной рукой, что терзает авторскую «сущность без пощады».
Любопытный стих. Чувствуется умение (способность) автора из ничего создавать нечто. Но это «нечто» - поэтически состоятельное. Меня не удивит, если Башмакофъ сподобится написать об автомобильной покрышке в таком же духе. А ведь не каждому дано!
Мой пиетет автору и стиху.
Т А М
Наталья Малинина
Там — седоков заждавшись юрких,
Припал к стене велосипед;
Там — на щеке моей дочурки
Варенья вороватый след;
Там — переложенных соломой
Созревших яблок аромат...
В сенях родительского дома —
Распахнутое время в сад:
Дрожит в оконце луч упрямый,
И вижу я в дверной просвет —
Мелькает между яблонь мама.
Которой нет.
...Постиран лёгкий сарафанчик,
С бретелек капает на руль,
А под окошком ходит мальчик;
— Усну ль?
Бормочут куры на насесте,
Водворены цыплята в клеть.
Но чья не спит в дому невеста?
— Ответь...
Хорошее, негромкое стихотворение. До этих строк:
«Мелькает между яблонь мама.
Которой нет.» - остальное лишнее.
Безусловно связь поколений прослеживается, но она, на мой взгляд, здесь лишняя.
и не работает на весь стих.
В городе осень
Яна Яблоко
В городе осень.
По улицам сквозняки
Гонят послания в жёлтых резных конвертах
Мимо домов,
По ступеням, на гладь реки,
Мимо афиш отыгравших давно концертов.
В городе дождь.
Его нити, как провода,
Через года протянулись и расставанья.
В зеркале луж
Блики прошлого, как слюда, -
Слайды размытые в кадрах-воспоминаньях.
В городе снег.
Тени зябнущих фонарей
Падают Аннами под ледяные колёса.
Старый трамвай
Переулками в глубь аллей
Тихо увозит из города рыжую осень…
Стих вполне бы состоялся, но вызывают недоумение следующие строки:
«Мимо афиш отыгравших давно концертов.» (?) Если бы стояло вместо отыгравших – извещавших. А так получается, афиши играют концерты.
«Падают Аннами под ледяные колёса.» - воистину неисповедим путь авангардиста! Ни с того, ни чего – Анны Каренины под ледяные (?) колёса.
Эта строка торчит, как борода Л.Н.Т. на задумчивом личике лирической героини.
обозрение
Егор Мирный
непонятно отсюда: движется или стоит колесо обозрения.
подними меня выше: увижу москву, а за ней -
недоступные чувства, непроизводимые впечатления,
неприкаянный воздух, неосязаемый снег,
несгораемый храм.
подними меня за` уши, за` душу.
как легко здесь всему изменять глубину и размер.
говоришь: я умру, чтобы стать в новой жизни ландышем.
где ты, глупенький, видел смерть?
Этот стих Егора мне глянулся больше, нежели первый.
Правда соседство «за уши, за душу» вызывает некое неприятие, что ли.
Тут вовремя сказать о чувстве слова. Даже в плане иронии (где вполне сочетается приземлённое с высоким) эти слова в одном ряду вызывают недоумение.
иногда
Клавдия Смирягина Дмитриева
Иногда так жалко себя, так жалко,
кажешься себе булыжником на обочине,
вросшим в землю по пояс, ветрами сточенным,
мечтающим двигаться хотя бы в сторону свалки.
Потом приходишь ты, гладишь по голове
и берёшь мою голову в свои большие ладони,
и щеке на твоей ладони мягко, как на траве,
и тепло оттого, что знаешь, что не уронят.
Положи меня к себе за пазуху, положи,
пусть я буду там твоим единственным камнем,
и я буду верить, что это и есть жизнь,
пока ты кладёшь ладони на голову, пока мне…
Я поздравлю Клавдию с этим стихом, посколь он целиком вписался в формат моего восприятия. И даже невольная ассоциация с «камнем за пазухой» не вызывает отторжения. В большей степени говорит о жертвенности ЛГ ради любимого и ради быть любимой даже в таком качестве.
Уравновешанное стихотворение по всем требованиям лирики.
И заскрипит, открывшись, дверь...
Юрий Семецкий
Так ноябрило в феврале,
Что год, казалось мне, кончался.
А во дворе фонарь качался,
Гоняя тени по земле.
Его когда-нибудь добьют,
Сорвав рекламу и афиши,
Ведь тянет к подвигам мальчишек
Введённый внутрь абсолют.
Мне в одиночестве тепло,
Но тяготит декор убогий.
Несётся скрежет от дороги -
Там снова снега намело.
И всё не то, не так, и тьмой
Душа топорщится и застит
Потерю сбывшегося счастья
С одной единственной, с одной...
Но кажется, что лишь поверь -
Сонливые встряхнутся клёны,
И замурлычет кот учёный,
И заскрипит, открывшись, дверь...
И всё изменится вокруг,
Ты будешь трепетной и строгой,
А я — любить тебя и трогать
Покорность губ твоих и рук.
Мне знакомо это стихотворение, более того отозвался о нём.
Отрадно, что автор наделён способностью вернуться и доработать.
Удачная вещь Юрия Семецкого.
In nuce
Регина Мариц
Осенняя хандра — с повинною
явилась, жар перетерпя.
Уже дрожит по-воробьиному
худая крыша сентября.
Но там, под зябкими застрехами,
где ветры взяли отступных,
теснится в ладанках ореховых
предвкусие начал иных.
Деревья золотом расплакались:
исход, феерия, огонь.
Орехопад.
Орехоблаговест.
Услышь. Успей. Тяни ладонь.
----------------
in nuce (лат.) – буквально: в орехе;
фигурально: 1) в зародыше; 2) в существенном
Честно признаюсь: стих оставил равнодушным.
Может потому что не довелось видеть ореховых деревьев и их надобно воспринимать в этот период, как ореховый спас. Аналогично с яблочным и медовым. И тут ещё словечко – «перетерпя» с рифмой «сентября» выпирает из общей семантики.
Сказка про маму
Ольга Хворост
На столе горячи оладушки
И сметана белым-бела…
- Расскажи мне про маму, бабушка,
Как она тут жила-была,
Как её ты растила-холила,
Как дедуля погиб у вас,
Как всю ночь шила платье школьное,
И потом как водила в класс,
Как пекла ей блины и шанежки,
Как лисичкой её звала,
Как она потеряла варежки,
Потеряла – потом нашла,
Расскажи про на щёчках ямочки
И про русую косу в пол,
Как на сцене однажды мамочка
Пела песню на смотре школ,
Как потом она стала взрослою
И уехала из села,
А однажды, зимой морозною
Вдруг меня тебе привезла,
Подарила платочек в крапушку,
Обещала купить палас…
Расскажи мне про маму, бабушка,
Может, помнит она про нас?
Немного о логике в последних строках. А точнее о причинно-следственных связях.
Рассказать про маму бабушке, ещё не означает, что мама помнит о них.
В целом симпатичный, без претензий стих., с описанием подробностей, которые трогательны своей прописанностью и передают состояние ЛГ.
Держи
Анна Дэ
а я заклинаю тебя – держи
город, разлившийся под ногами,
ветру пожертвованные чертежи
так и не вылупившихся оригами,
эти ночные мосты-миражи
с надвое ломаными хребтами,
август, растянутый в целую жизнь,
(с)нежность, которая не растает,
эхо греха, в предрассветной тиши
спешно разболтанного каблуками,
к небу прилепленные этажи
в тайне. как держат в кармане камень.
вход в летаргически-сонный режим
в спальне зияет невидящим оком.
и я умоляю себя – держись.
рвутся бумажные птицы из окон.
Откровенно признаться, ничего в этом стихотворении не понял. Держать город, что разлился, эхо греха(?) разболтанного каблуками и к небу прилепленные этажи, а главное в тайне (!) и всё это на эмоциональной основе. С тавталогией – «летаргически-сонный режим»… А главное – «рвутся бумажные птицы из окон», словно сигналы SOS. Но может быть, найдутся до кого эти сигналы дойдут…
Полыхают на небе костры созвездий
Иван Андрощук
***
Полыхают на небе костры созвездий,
Изнывают равнины под лунным звоном
И всплывает забытое в неизвестном:
Я давно уже умер и похоронен
Этих снежных равнин голубые чаши
Отдаленно на что-то во мне похожи.
Растворяется прошлое в настоящем,
Как толпа сумасшедших в толпе прохожих.
Может, снова моими шагами некто
Где-то мерит пустыни тоски и снега,
Может я еще жив на других планетах –
Но,конечно ,не здесь. И не в этом веке.
И не зная о том, кто бесплотней тени –
Невидимце, которого нет в природе –
Незнакомые люди, дожди и стены
Сквозь меня и куда-то во мне проходят
Сдаётся мне, что метафизика Андрощука единственная тема. Она у него вселенская (непременно! Иначе не впечатлит) и умозрительность питается авторским мироощущением. Выйти за рамки одной темы автор попыток не делает, благо фантазия работает и можно что угодно подать в обёртке строфики. К примеру, представить себя живущим на других планетах и в других временах.
Эффектная концовка с «невидимцем» ( подчёркнуто!) и дух автора во вселенском размере , сквозь который проходят, как у известного персонажа А.Беляева, люди, стены(?) – оне тоже ходят?, дожди и, наверняка, паровозы.
20 июня 2010
Анна Дэ
Трисмегист плетётся, под ноги глядя,
по парку, куда и зачем – неведомо.
Затея рискованна, а по правде,
выглядит страшным бредом. Он
настроен на поражение априори,
с цветами к Ане, как на гильотину.
Она, в заброшенной обсерватории,
в ожидании пускает по венам вина.
Аня стесняется вахтёрши зоркой,
боясь кривотолков, проводит втайне,
угощает гостя солнечной долькой,
"Алыми небесами" в стакане.
Он скрещивает ноги, шпаги, руки,
но Аня - психолог (беседует вкрадчиво).
Гермес признаётся, какие муки
притворяться студентом из Гатчины.
Как по конспекту (пациент шизоиден,
пик по восьмой шкале психотеста).
Всё очевидно, как Божий день...
но... что если... что если?
Да и какая разница, думает Аня,
и люди, и боги хотят участья
(тем более, сердце ее не камень).
У Гермеса, кстати, гладки запястья
(синкретический бог - не бывал распятым),
забавно бессвязны его рассказы...
А у Ани - низкие баллы по пятой.
Сошелся пасьянс. Сложились пазлы...
Необычно начало, а вот исход
предсказуем у этой истории:
чуть больше, чем через год
отреставрируют обсерваторию,
да так, что до неузнаваемости...
Жаль немного. Но в целом, без разницы.
У неё от него появится стих.
У него от неё ничего не появится.
Как много написано!
А ведь тема вполне могла уместиться в восемь строк.
Словно женский разговор по телефону. Многозначительно о пустяках…
Страшилки
Регина Мариц
сестре
Ходят звёзды тихо-тихо,
сон по следу — скрип да скрип.
Ель дрожит в снегу — трусиха.
Леший вскрикнул и охрип.
Лешачиха учит-жучит
сопленосых лешачат
ухать чище, ухать жутче.
Боже правый, свят-пресвят!
---
Что, не страшно? Ну и ладно.
Помнишь дачу? Долгий путь...
Мама — к печке: «Ох, прохладно...»
Папа — лихо: «По чуть-чуть?»
Суп варил да чудоюдил.
Юркий нож мелькал в руках,
и картофельные люди
нам являлись — просто страх!
Серый скальп, оскал беззубый,
беззрачковые глаза...
Кто-то полз, шипя безгубо.
Не очистки, нет. Гюрза.
Сказка шла тропой мурашьей
по девчачьим позвонкам.
Булькал суп, томилась каша.
Город, холод — где-то... там...
Смех, страшилки, сон в обнимку.
Нерастраченная высь.
---
Сядь поближе. Вот сединка.
Хочешь, вырву? Не бои'сь.
Печёная картошка
Йегрес Вокашу
Растительный орнамент на стекле!
Морозно.
Нелогично и нелепо
почудилось обугленное лето,
картошка, запечённая в золе…
Цветы в горшках кичливо зелены.
Не дом, а экзотические джунгли…
Ах, где же взять магические угли
и дни такой же солнечной длины?
Завидуйте мне пленники квартир,
затворники, заложники высоток.
Я – совладелец трёх с лихвою соток,
где дом, сарай и во дворе сортир…
Никто, ничто не сможет помешать:
ни управдом, ни снег…
Найдется повод,
чтоб утолить мой сумасбродный голод,
разжечь костёр, как требует душа,
стоять, гипнотизируя огонь
и ждать его горячую кончину,
шептать стихи не к месту, не по чину
смешно жестикулируя рукой.
Пусть в погребе моём не «Божоле»,
есть у меня причины быть счастливым:
домашнее вино из тернослива,
картошка, запечённая в золе…
...и та, что терпит пиршество со мной
и не желает участи иной.
Никаких претензий к этому стихотворению не имею. С настроением написано, с гордостью за своё житие- бытие, что не захочешь да позавидуешь ЛГ с картошкой печёной, и вином с терносливом. Зажиточный житель и владелец трёх с лишком соток!
Прядёт удалая пряха
Ольга Домрачева
Стрижёт, стрижёт недотёпа-ангел
барашков тучных - метут метели.
Вдыхают снег отрешённо парки
И выдыхают под вечер тени.
Окутан город куделью белой.
Прядёт, прядёт удалая пряха.
Дома таращат слепые бельмы,
а нитка вьётся себе упрямо.
Вороны шумно добычу делят:
всю снедь накрыло небесным пухом.
Свились минуты в часы... недели,
а ты как будто ни сном, ни духом...
Ну ладно ангел стрижёт без толку –
о белом-белом он вечность грезит.
Ты носишь в сердце зимы осколок...
... а он одно и умеет - резать.
У стиха неплохое начало, а затем смысловые неточности, вроде «слепые бельма» и «всю снедь накрыло пухом» Представляю снедь на осенней предзимней земле…
Если только помойки и мусорные баки?
Совершенно невнятно написана финальная строфа. Кто там режет? Ангел? Но он стрижёт. Или резать и стричь – одно и тоже? Странно если так..
молчание ягнят
Евгения Костюкова
почти исчезла ночь, но травы крепко спят,
они, перегорев, не молятся о свете.
томится под землёй молчание ягнят,
которое слова и музыку не встретит.
в ещё бесцветный мир из норки голубой
мышиные дожди спустились тихой сапой.
всё будет проще, чем... мы думали с тобой.
проснёшься покурить и не нашаришь тапок,
а только "облака" по пояс – что ковыль,
ни ангелов, ни птиц, ни райского подворья.
закончится клубок твоих змеиных миль.
гирлянды чертенят гнездятся на заборе.
за ним прозрачный дом, где виден каждый жест,
натянутый скандал с тетёхою безвкусной.
поморщишься, вздохнёшь, тебя проглотит бес
и станет ворковать, поглаживая пузо,
о том, как налегке ты плыл, топя утят,
изящно обходя пороги – не пороки.
всё будет проще, но... увы, не для тебя.
гори, гори, гори, баюн кофейноокий.
Читал этот стих ранее, вот и сейчас перечитал с желанием найти в нём нечто, что зацепило бы или оставило некое послевкусие.
Не получилось, Евгения.
Оно слишком личностное, на мой взгляд.
«томится под землёй молчание ягнят»… Обречённые авторским произволом на молчание и музыка со словами до них не дойдёт.
Жалко… Как и баюна кофейноокого, которого проглотит бес, - будь он неладен!
Всё-таки, Евгения, стихи ложатся на душу, когда они душевным сознанием продиктованы. Но не придуманные.
В ночь на Михаила Архистратига
Евленья
Устав сражаться с ледоставом,
Река давилась мёрзлой кашей.
Сужаясь, берега заставой
Путь преграждали где-то дальше.
Ночь расходилась, раскачалась
Пургой над кафедральным храмом.
Колоколам звучать случалось,–
Петь отголоском дальней драмы.
Нельзя не слушать, не смотреть,
Как под фатой зимы венчальной
Безвольно, тихо и печально
Терзалась вековая медь.
Непонятно: для чего понадобилось менять размер в финальной строфе? Дабы сымитировать колокольный звон? Не услышал я его.
Безвольно, тихо и печально
Терзалась(?) вековая медь. Это слово «терзалась» противоречит смыслу и семантике.
Лунный свет
Ольга Хворост
Волны, толкаясь боками,
Берег песчаный лижут,
Жёлтый небесный камень
В море лимоном выжат.
По вертикальному тракту
Лунность стекает с неба
Вслед за финальным актом
Ночи, ушедшей в небыль.
Утром под чаячьи крики,
Путь завершив небесный,
Лунной тропою блики
Тихо сползают в бездну.
Где-то в подводных глубинах
Море хранит секреты:
В пятнах на рыбьих спинах
Плавают капли света.
Плавают капли света в пятнах (?) Для чего упоминать «пятна»? Чтоб заполнить метрическую протяжённость?
Явная натянутость видится в первой строке: волны толкаются боками. Что понимать под «боками волны»?
Печать лунного света, хорошо, что не «перерождает воздух».
Шесть стихотворений, которые понравились:
1.Юрий Семецкий: «И заскрипит, открывшись, дверь ;
2.Егор Мирный «обозрение»;
3.Йегрес Вокашу «Печёная картошка»
4. Клавдия Смирягина-Дмитриева «Иногда»
5.Башмакофъ «Анфас»
6. Регина Мариц «Стеклярус»
С уважением и извинениями за задержку с обзором, Виктор Коврижных
стихотворения, попавшие в шорт Виктора, получают по 5 баллов
здесь проходит голосование на звание стиха месяца -
http://stihi.ru/2012/01/03/5773