На Стихире воздвиг я памятник
сам себе, и теперь торчу
замыкающим малограмотных,
испуская стихов мочу.
Исписался до паранойи я,
так щебечут мои «друзья»,
изошёл на любови знойные
средь стихирского бытия.
Посыпаю тонзуру перхотью
и молчу, как во тьме судак,
ну, а вы продолжайте, перхайте,
обсерайте мой лапсердак.
Но оглядывайтесь на зеркало,
отражение не солжёт,
что вас более исковеркало
за истекший хотя бы год...
И чего вы создали путного,
дорогие мои «друзья»,
кроме фарса одноминутного,
где изъяном рулит изъян?
Ну, а я, постамент снасиловав,
с голубями веду борьбу
или с чайкою белокрылою,
отстрелявшейся мне в судьбу...
«»»»»»»»»»»»»»»»
Держите семеро меня,
иначе нервною башкою
я вдруг воткну в трухлявость пня
своё сознание людское!
Опята ссыплются на плешь,
прикроют ссадины и шишки,
и рожки от былых надежд
в реале или понаслышке.
А, впрочем, можно не держать,
пусть унесёт меня кривая
в глухие дебри куража,
нетрезвым басом завывая!
И да трухой заткнётся боль,
в мицелий прорастив навеки
мою отыгранную роль
в попытке выжить человеком!
И пусть хихикнут на пеньке
опята осени последней:
да, много было в мужике
на удобренье годных бредней!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»