Пока арбитры оценивают стихи финалистов, приглашаем завсегдатаев и гостей конкурсной площадки Золотой Пегас принять участие в народном голосовании.
Внимание! Под данной публикацией любой автор сайта стихи.ру, чья страница зарегистрирована не позднее 1 апреля 2011 года, может оставить свой шорт-лист. Он должен быть оформлен следующим образом:
1 место - № стихотворения
2 место - № стихотворения
3 место - № стихотворения
4 место - № стихотворения
5 место - № стихотворения
6 место - № стихотворения
7 место - № стихотворения
8 место - № стихотворения
9 место - № стихотворения
10 место - № стихотворения
11 место - № стихотворения
12 место - № стихотворения
13 место - № стихотворения
Стихи, соответственно, получают от 13 до 1 балла.
В конце голосования ведущие подведут общий итог.
Оценка народного голосования является составной частью всех оценок, влияющих на результаты финала.
!!!Принимаются только полные шорт-листы!!!
!!!Народное голосование продлится до получения оценок от всех арбитров!!!
№ 1. "Явление"
Две женщины зашли в панельный дом.
Подъезд был по-домашнему изгажен,
Лифт раскурочен, но не в этом даже
Особенность явления, а в том,
Что женщины зашли. Сквозь бездну лет,
Сквозь двери с вечно сломанной пружиной.
Их вынесло из тьмы, подобно джинну,
От трения влекомому на свет.
Протёрлись иль притёрлись жернова
Небесных мельниц. Остроту момента
Я сознавал с бесстрастьем монумента,
К подножию которого слова
С венками возлагают в процедуре
Ненужной и бессмысленной тоски.
И боль скреблась в зудящие виски...
Так что ей всё же нужно, этой дуре?
А также той? Зачем пришли за мной?
Ведь столько лет – ни окрика, ни взгляда.
Я не хотел командовать парадом,
Я просто обручился с тишиной.
Открылась дверь.
– Не заперто. Прошу.
Не надо разуваться, ради бога.
Устали? Да, тяжёлая дорога.
Конечно, помню. В памяти ношу
Ваш светлый лик... Какой, простите, стёб?
Мне так же грустно, так же больно, право.
Я помню наши юные забавы.
И взрослые. И времени сугроб
Давно растоплен и вскипел, чтоб слиться.
И видеть вас мне радостно. Почти...
Что мемуары? Вот лежат. Прочти.
Пардон, прочтите. Думал, мне двоится...
Две женщины, два омута, два срока.
Два взгляда. Я, сутулясь, леденею…
Одна была Надеждою моею,
Другую звали Верой. До того, как
Всех совратило сумрачное время.
И надругалось, просто и со вкусом.
Я рядом был. При этом не был трусом.
Нас развели. Как водится. На племя...
Две женщины. Вой рвётся сквозь завязку,
Что я скреплял вином, тоской и страхом...
У них в руках простая урна с прахом.
Моя Любовь.
Два слова чёрной краской...
Но даты нет рождения и смерти!..
Жду наставленья. Свыше. Или сбоку...
– Вот кисточка. Вот место. Вышли сроки...
Дописывай. Мы, собственно, за этим...
***
№ 2. "Тени"
Мамочка, будь со мною,
Мне этой ночью страшно:
Кто-то за дверью воет,
Горлышку больно кашлять,
Тени кружат хороводы,
Тянут кривые лапы…
Мамочка, пусть уходят
И не качают лампу!
И прогони с подушки
Мёртвого пса с глазами...
Мамочка, душно, душно!
Что им тут нужно, мама?!
***
№ 3. "И стынет день"
Только наличие цели приносит жизни смысл и удовлетворение ...
(24 02 1955 - 05 10 2011)
И стынет день.
И дерево – не ты –
худеет с каждым осторожным вздохом.
У корневища, в слое бересты –
ползущий шмель.
И было бы неплохо
продлить его желание листвы.
Что может быть разумнее природы?
За стенками шмелиной головы –
пластичный шар синеет первородный.
И тянется, и силится бежать,
минуя свет – за запахи, за звуки.
Упорней перочинного ножа,
он кажется и мягким, и упругим.
И стынет день. И дерево скрипит.
Цепляется за вытертую крошку.
Ссутулившись от пыли и обид,
труху как мелочь сыплет на ладошку
твою. И в этом мнится суть,
положенного Богом мирозданья:
вот, вьется шмель, снуя куда-нибудь,
а вот – шмелиный разум отрастает;
вот, ненасытным видится песок,
желтеющий за наши корневища.
______________________________
Худеет дерево. Худеет каждый вздох.
Худеет обедневший водосток.
А ты живешь, ----------------------------
но кажешься остывшим.
***
№ 4. "На кладбище"
Здесь тишина такая, что слышишь, как
бьются мгновенья о мраморный холод плит,
шепчут деревья, вросшие в облака,
в уши небес обрывки земных молитв.
Здесь пламенеет память... а жизнь тиха –
хрупкая бабочка, божья коровка, шмель...
Небо – всего лишь облачная стреха,
мира, в котором как свет, неизбежна смерть.
Здесь, расправляя крылья, летит тоска.
Чёрные птицы стаей рванутся ввысь.
И, сквозь воронье протяжное "краа-а...",
чётко услышишь: "родная, живи, держись."
***
№ 5. "И выпал снег... "
И выпал снег, и все переменилось:
река застыла в белых берегах.
Чего еще, скажи-ка мне на милость,
ты ждешь? Уже ль, чтоб бабушка-яга
к твоей постели в тихом закоулке
прошла неслышно в стареньких носках?
Чтоб память, вздрогнув в тесной караулке,
сыскала длинный матушкин рассказ
про время двухведерных самоваров,
в котором так любили рождество?!
Свеча дрожит, причудливый огарок
меняет свет, и белоснежный строй
забытых блюд степенно облетает
твой чуткий сон, где оттиски стихов
видны на небе: точка, запятая…
И прячет ель таинственных волхвов
под сень дождя, живого серпантина.
Твой хрупкий мир хранимым будь, пока
седой кудесник в шубе на ватине
идет дарить подарки из мешка.
***
№ 6. "дождило"
Дождило как обычно. Нарочит
был вид домов, взлетевших на пуанты.
Двускатных крыш понурые грачи
о чём-то говорили безвозвратном.
На перекрёстке стыла канитель
привычной смеси матов и авосек.
В отделе рыбном раскупали сельдь,
свои жиры набравшую под осень.
Вокзал с не закрывающимся ртом
таращился на всех своим барокко,
как бы моля о помощи при том,
что ничего не падало из окон.
В билетной кассе лет под пятьдесят
кассирша с видом победившей тёщи
мне продала билет, исколеся
при этом взглядом и меня, и площадь.
Каким-то чувством выспренним влеком,
высматривал я поезд как мессию.
Вот он пришел, и я зашёл в вагон
и почему-то сразу обессилел.
И почему-то виделась мне сельдь,
идущая сплошной стеной по рекам,
когда вокзал во всей своей красе
вдруг дёрнулся и медленно поехал...
***
№ 7. "Под тихий плеск вечернего прибоя..."
Под тихий плеск вечернего прибоя,
под сонный свет загадочной луны,
струила можжевеловая хвоя
разлив благоухающей волны.
Цикады захмелевшие шумели,
их песни долетали до небес,
и ты на самом краешке постели
сидела в ожидании чудес.
Окно раскрыто, штора недвижима,
негромко кто-то пел на берегу,
а время, пролетающее мимо,
чуть медлило у плеч твоих и губ,
и мягко можжевеловые лапы
касались подоконника слегка,
где в свете серебристом очень слабо
твоя светилась лёгкая рука…
***
№ 8. "лихо"
не буди лихо, пока оно в обмороке,
в чёрном/красном море/кагоре распластанное валяется.
в каждом услышанном шёпоте [не говори – шорохе]
улавливается одно слово из десяти-двенадцати.
запоминай их, сколько сможешь, выстраивай
в случайную цепочку, вроде: "ничего пока не напрасно"
"папа бросил маму", "мама пишет стихи... прям Цветаева",
надувайся от негодования, становись надувным матрасом,
выплывай сразу, как стукнет любовь первая,
к пятой-шестой обязательно будешь рядом с нами.
косяк надувных матрасов [резервация]. вспененное
море/неволя цепляет нас волнистыми коготками.
в глубинах моря омуты тихие, черти равнодушные,
наверху – бездонная пустота надувного мира,
иногда появляется ветер, небом укушенный,
от него тянет конопляной свободой, а иногда – медицинским спиртом.
только не поддавайся, малыш, на его прерывистые стенания,
поелозит пространство и свинтит отсюда к долбаной матери,
в душе у него – рак одиночества, в промёрзлой гортани – яд
несоответствия штормовым помыслам, он, как и мы, несостоятелен
в выборе цели пути, в добыче средств для завоевания мира.
надувные матрасы сдуваются, но очень-очень медленно.
должно быть, это и есть для нас самая высшая милость.
слышишь, лихо очнулось и тянет к нам запах свой мертвенный.
***
№ 9. "После... "
За сотню километров после ссоры.
Летит авто. Дорога – бесов дразнит.
Ненужный риск, как продолженье спора,
И возбужденья эфемерный праздник.
Крутой вираж. Тревога вспыхнет встречным.
Педали в пол. Истошный визг резины.
Короткий тормозной, а дальше Млечный.
Призывный плач вселенских муэдзинов
Прервут врачи. Палата – куб картона.
Борьба за жизнь под карканье латынью.
В костер заката опадают стоны.
И отдает прохладный бриз полынью.
***
№ 10. "Наваждение"
Улыбнётся милый плут,
а меня опять сожгут
на костре.
За желание одно,
за чужое колдовство –
приговор.
Выдох ветра на свечу,
жёлтой птицей улечу –
на заре.
Только взглядом проводи,
только сам не пропади,
милый вор!
Изношу я два крыла
и вернусь юна, бела –
в дом рабынь.
Ты придешь ко мне, к другой,
разомкнёшь разрыв-травой
сень дверей.
В ночь любви истратим жизнь,
утром старой скажут: "Сгинь,
ведьма, сгинь!"
Улыбнётся милый плут,
а меня опять сожгут...
пожалей!
***
№ 11. "амок"
Мне приснилась картина военного времени:
по дорогам бродили человечьи детеныши,
рядом с ними собаки дворового племени,
а командовал всеми товарищ Найденышев.
Мне запомнились детские мятые курточки,
кожа в цыпках, как будто бумага наждачная,
и внушал что-то главный, с лицом проституточьим,
словно допинг в спортивные вены накачивал.
Попадались палатки, белье на веревочках,
комиссары ООН и ковры азиатские,
безразличная мать прижимала ребеночка
к некормящему телу, одетому в штатское.
И звенело тревожное боя собачьего,
где чужие по виду, по цвету, по запаху
разрываются в клочья, и кровью запачканы
рукава и манжеты. Казалось – что завтра.
***
№ 12. "С кровью по нежной коже"
С кровью по нежной, нетронутой временем, коже
Жизнь вытекает и гаснет на левом предплечье.
Да, я любил тебя так, как влюбиться не может
Ни популярный артист, ни мажорик беспечный.
Вдохи и выдохи, чуткие сны и ангина,-
Беды делили, а радость на два умножали.
Я без тебя – пустота, я – твоя половина,
Острая грань на изящном холодном кинжале.
Слов было мало, и губ, и объятий, и ласки.
Небо к ногам. Мы по звёздам гуляли ночами.
Дура-луна от смущения жмурила глазки
И вековые дубы головами качали.
Но зашуршала засохшими листьями осень.
Ветер колючий, скитаясь по сумрачной чаще,
Сотни снежинок в шершавых ладонях приносит...
Редко со мной, а с иными ты ласкова чаще...
И не моя... Но другим ты достаться не можешь!
Слёз покаянья и скорби не примешь. Навечно
С кровью по нежной, нетронутой временем, коже
Жизнь вытекает и гаснет на левом предплечье.
***
№ 13. "Вслепую"
ненужному – не верить, затереть,
свести на нет в графических программах...
мы были и ранимей, и острей,
и не казалось страшным или странным
играть вслепую, без поводыря,
ходить на красный, танцы на перилах,
и блефовать, по правде говоря
/но руки только правду говорили/.
и не было важнее дела, чем
поймать новорождённую минуту,
спасая от непрошеных врачей –
от времени, от стрелок, что бегут, но...
но смерти нет – пусть даже вытек газ,
пусть корчится в полураспаде атом,
а если есть – то точно не для нас,
представивших, как на восьмом и пятом
спешат тела соединиться встык,
покуривают, свесившись с балконов,
мужья блаженны, сладостно-пусты,
а жены обрывают телефоны,
заранее продумывая месть -
с подругой в бар, покраситься в блондинку.
да будет каждый встреченный самец
ремейком пресловутого Эдипа,
который полагает, что прозрел,
глаза заливший розовостью стёкол.
при свете роковая дама треф -
вульгарная стареющая тётка.
кривлянье масок, тонкокожесть ширм...
участвовать нельзя уйти, увы мне.
но отвернись, себя развороши,
и выпорхнут – цветные, как живые,
слепцы-слова, шагнувшие за грань,
в паденье потянувшие за платье,
и я, переведённая на брайль,
и ты – мой проницательный читатель.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Всем удачи!