Я обменивал водительские права. Я торопился – в апреле это стоило пол-столька, в июле столько, а в августе ожидалось столько и ещё пол-столька.
Начинать нужно было с медкомиссии. В горбольнице меня помнили и приняли радушно. Я сделал комплименты милым дамам – терапевту и невропатологу, познакомился с обаятельным молодым хирургом, заодно проверил зрение и даже получил на прощание улыбку строгой секретарши.
В наркологии мне поставили подпись, не глядя. Даже не посмотрели локтевые сгибы – не «на игле» ли я.
Там знали, что наркоманы до моих лет не доживают.
Оставалась сущая мелочь, пройти психиатра. Прежде чем пройти, его следовало найти. Покружив по микрорайону, я, наконец, взял след и оказался на втором этаже какого-то здания. В конце полутёмного коридора сидела толстая тётенька в белом халате. Она равнодушно отвернулась от меня, как только я обратил к ней свою вопрошающую физиономию.
Я, было, растерялся, но увидев по правую руку приоткрытую дверь, а за ней двух женщин в докторских одеяниях, одну помоложе, другую постарше, обрадовано спросил:
- Здесь комиссия на права?
- Вы же видите, я занимаюсь делом, я с обследуемым беседую, - заговорила та, что постарше, - я же не бездельничаю, как по-вашему? Я здесь нахожусь, не для того, чтобы…
Она ещё что-то говорила равнодушно-брюзгливым тоном, но я не дослушал. Я уже понял, что попал, куда надо, по военному отчеканил: «Ясно!» и стал ждать.
Очередь подошла быстро и я присел к разговорчивой докторше. Её было далеко за сорок, однако старушкой назвать её никак было нельзя. У неё была приятная наружность и доброжелательный вид. Однако это впечатление развеялось, как только она заговорила:
- Вы же видите, - вернулась она к затронутой теме, - я же здесь… бу-бу-бу, те-те-те, ля-ля-ля…
Я озадачился. Я некоторое время слушал её молча, потом обеспокоился, что этот монолог никогда не кончится и бодро прервал её:
- Я всё понял. Я здесь для медкомиссии. Я у психиатров не наблюдался, у наркологов не лечился.
Но моя доктор не позволила сбить себя с толку:
- При чём тут наркологи? У наркологов своя контора, а у нас другой профиль. Мы к наркологии не имеем никакого отношения. Они сами по себе, а мы … бу-бу-бу, те-те-те, ля-ля-ля…
Я начал терять терпение:
- Я хочу сказать, что я не наркоман и не психбольной!
- А что это у нас такая реакция? – вкрадчиво спросила доктор.
Я спохватился, мило улыбнулся, коснулся её руки и сказал елейным голосом:
- Я хотел сказать, что я здоров!
- Какое сегодня число? – быстро спросила она.
Этого вопроса я боялся больше всего. Я читал «Палату № 6» А.П.Чехова и был убеждён, что задавать подобный вопрос с диагностической целью заведомо здоровому человеку оскорбительно.
В любой ординаторской, в том числе и в ординаторской того же психиатрического отделения, доктора, собравшись утром после выходных, начинают общение с вопроса: «Ой, какое сегодня число?» Уйдя в отпуск, человек теряет счёт дням и спохватывается, когда с понедельника на работу. О чём говорить мне, пенсионеру, который из всех дней недели выделяет только один: раз приехала дочь студентка, значит - пятница.
Я растерялся, но тут же взял себя в руки:
- Число десятое, ой, год десятый…
- Какое-какое число? – быстро спросила меня моя доктор.
- Я оговорился, но тут же поправился! – с некоторым нажимом сказал я. Я уже отбросил свою внутреннюю тактичность и про себя называл её «вредной старушкой».
- Да нет, вы сказали «десятое»… а что это мы так нервничаем?
Она была права, я нервничал. К ужасу своему, я вдруг осознал, что действительно не помню, какое сегодня число.
У меня появилось желание взять свои документы и пересесть за соседний столик, к более молодой докторше, которая, как мне показалось, неодобрительно посматривала на свою, излишне усердную коллегу.
Но, в конце концов, я тоже был старик и тоже довольно вредный.
- Я ошибся, но я поправился, - жёстким тоном заговорил я, - может, мы перейдём к делу? Я прохожу медкомиссию для обмена водительских прав! Что мы битый час толчём воду в ступе!?
И, чувствуя, что говорю лишнее, я добавил:
- Что вы со мной, как с дурачком разговариваете?
Доктор на секунду стушевалась:
- А мы для того и находимся здесь, чтобы задавать всякие дурацкие вопросы и прослеживать вашу реакцию.
- Ну, хорошо, задавайте ваши глупые вопросы, - я почувствовал себя хозяином положения.
Но я рано радовался.
- Уважаемый …, - доктор назвала меня по имени отчеству, показав тем самым, что знает, с кем имеет дело, - я прекрасно понимаю, что мы с вами коллеги. Вы разве не помните меня?
- Ну, как я могу Вас не помнить! - соврал я, мучительно вспоминая её имя отчество.
Да, тогда, четверть века назад, в ординаторской психиатрического отделения она сидела за столиком у окна. К психиатрам я заходил крайне редко, говорил общее «Здрасьте!», с ней мы обменивались приветливыми взглядами и – всё наше общение. Четверть века назад мы оба выглядели иначе и не моя вина, что я не узнал её с первого взгляда. Перед ней же были мои паспортные данные.
- Я сорок лет в медицине, заведовал отделением, закончил карьеру ведущим специалистом горздравотдела, - продолжал я, решив, что самое время склонять весы в свою сторону, - разве психически нездоровому человеку доверят подобную должность?
Думая, что контакт восстановлен и нужный тон найден, я посмотрел на доктора со всей открытостью и приветливостью.
Увы, я скоро понял, что в свете нового времени, знакомство в деловом разговоре, скорее вредно, чем полезно.
- Уважаемый …, - она опять назвала меня по имени отчеству, - лиц старше шестидесяти лет, мы имеем право, при необходимости, направлять на две недели в стационар психиатрического отделения, для определения годности к управлению автотранспортом.
Этой фразой доктор возвращала себе утраченное было лидерство в разговоре. Я же автоматически относился к разряду людей, набивающихся в друзья.
Она взяла авторучку, и я почувствовал, что сейчас мне будет написано направление в психушку.
- Вы с какого года водите машину? - она давала мне шанс.
Я понял, что любое, произнесенное мною слово, может быть использовано против меня. Молчать, однако, было уже поздно.
- С тысяча девятьсот восемьдесят четвертого. С октября месяца! – я ещё пытался держать грудь колесом, но в тон мой уже вкрались подхалимские нотки.
- Тридцать лет, - добавил я и понял, что влип окончательно: каких же тридцать, когда всего двадцать шесть.
- Тридцать лет, - как эхо повторила доктор.
- Ни одного нарушения! – залопотал я.
Доктор перевела взгляд на окно, сделала пометку в карточке, потом расписалась в «бегунке» и вернула его мне со словами:
- Только, потому, что вы коллега…
- Спасибо, до свидания! – тоном человека, который ловко повернул разговор в свою пользу, сказал я. Но это была хорошая мина, при плохой игре.
Я скатился по лестнице и остановился на улице, приходя в себя. Я чувствовал себя человеком, которому дали пинка под зад.
Ко мне подошел сосед по очереди, солидный и седовласый владелец иномарки.
- Там эта, пожилая, такие вопросы задаёт, - он сделал акцент на слове «такие», помолчал, потом продолжил, - непонятно, кто из нас…
Он не договорил и пошёл к своей машине.
Видно, его тоже «проняло».
...
Позже я узнал, что таким образом меня испытывали на стрессоустойчивость.
Будем надеяться, что тест на конфликтоустойчивость не будет начинаться с пощёчины.
Июль-ноябрь 2010 г.
Рис из НЕТа Рисунок "Клизма", художник Игорь Елистратов