Из пятидесятых - Literarus, 1-2012

Михаил Окунь
ИЗ  ПЯТИДЕСЯТЫХ

Во дворе, за сырыми досками,
Есть надёжный вход в никуда.
Там у граждан лица неброские,
И сочится из стен вода.

В тёмной кухоньке – медные краники,
Краски масляной кожура.
И болезненный мальчик маленький
Пьет цикорный кофе с утра…

ЛЕНИНГРАДУ

Как время ни мычит, ни телится
В  стране напрасного труда,
Как воздух пополам не делится,
Так я повязан навсегда
Железными слепыми узами
С тобой, с ночами без огня.
Твоя мучительная музыка,
Полупокойник, – для меня!

***

Что там было? – только вот:
Будни, будни, выходные,
Институт – КБ – завод,
Бары, якобы пивные.

Иногда – пыланье щёк…
Где ты, маленькая Таньша?
Девяностые ещё
Как-то помнятся, а раньше?

Почему же почему,
Почему такое дело?
Меркнет день. Потом пойму,
Что мне время прохрипело…

***

Лето в разгаре. Летят волоконца.
В водочной склянке осталось на треть.
Не убоявшись полдневного солнца,
Выполз червяк на миру помереть.

Прёт в огороде. Дурманят левкои.
Черная туча над лесом видна.
Даже в субботу не зная покоя,
По телевизору дышит страна.

Благостней этих картинок – едва ли...
Велосипеды. Купанье в прудах.
Что говорили мы, как танцевали...
(Как Ходасевич – «на дачных балах».)

В КАФЕ «СОВОК»

Ильичи, побольше и поменьше,
Трудных лет смурной агитплакат,
Член политбюро товарищ Пельше
И другие члены – все подряд.

Их харизмы надо мной нависли,
Дядька-реализм в лицо кричит!
Но приходишь, натурально, к мысли,
Что совок сей слишком нарочит.

Этакая дряхлая страшила
Подмигнула через тридцать лет.
И на стойке бара довершила
Впечатленье надпись: «Пива нет!»

ПАМЯТИ МОЕГО СОСЕДА МИХАИЛА

Как сидел у подъезда Михаил? –
Днями сидел, никуда не уходил.

Похмельный сын страны огромной –
Иногда скромно просил на пиво, иногда нескромно.

Водку закусывал  крупной  солью –
Иногда с любовью, чаще с болью.

Вид имел ледащий, малокровный.
Иногда ровно сидел, иногда неровно.

Супругу величал  «моя пантера».
Утверждал, что свою знает меру.

Вот, бают, помер Михаил.
А еще один хмырь по ящику говорил,
Что быть алкашом нынче не модно.
Прощевай, тёзка! Место твое свободно.

РЮМОЧНАЯ

Как бы ни был день твой безобразен,
Загляни!.. Сто грамм, потом ещё…
А потом, допустим, «Стенька Разин»
С золочёным икряным лещом.

И дневная отойдет запарка.
Лучше ничего не будет, нет,
Чем, откинувшись на лавке парка,
Замедлять движение планет.

***

Злачных мест объехавши немало,
Постигаешь алкогольный стих
Пиренейских золотых подвалов,
Мюнхенских готических пивных.

Но душа по-прежнему блуждает
В городе единственном-одном,
И себя портвейном услаждает
Во дворе четвёртом проходном.

РЕПИНО

Словно временем палимы
Этого посёлка дни…
До «Пенат», Илья Ефимыч,
Не добрался, извини!

Но зато по Первой Новой
Шел – а там без сверхзадач
Доживают век хреновый
Скелетоны финских дач.

У «элит-кафе „Барашка“» –
Пищевых отходов бак,
Облюбованный компашкой
Непородистых собак.

От гостиничной рутины
Тошно барышне одной,
И амбре гниющей тины
Носит ветер заводной.

*** 

Сунешь нос в свой город,
и последней точкой –
сунет он под рёбра
лиговской заточкой
из пятидесятых…
И уйдешь едва ли
от ночей лохматых
через сад Сан-Галли.

***

Пиши: родился в прошлом веке,
В том самом городе. И жил,
Где Невский зимами пуржил,
Где стыли римляне и греки.

Но, заявившись с половины
Столетья, срок мотал, как зек.
И видится ему недлинным
Текущий, двадцать первый век.

ПИВНОЙ ЛАРЁК

В кармане перемолотые чипсы,
А в голове похмельные мечты.
И очередь, и блеск железной фиксы,
И с лёгким матерком: «Последний – ты!»

Тот мир, тяжеловесный, словно глыба,
Но, как ларёк, пошедший на дрова...
Не виноват никто. И всем спасибо
За «жигули»,  за тёплые слова.

***
                А.Гельгиссеру

Забыть о ленинградской пьяни,
Которая «поэты тож»,
Снимать квартирку в Перпиньяне…
А впрочем, душу не тревожь, –
Нам никогда не жить у моря,
Наш век до тошноты другой.
И не пытайся априори!
(И рыбный рынок – дорогой).

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ

Белизна двухэтажных сараев,
Воробьиных дворов желтизна.
Он выходит и видит: до края
Дымный воздух слоистый – весна!..

Он к своей равнодушной отчизне
Прикипел коммунальной душой.
И, участвуя в маленькой жизни,
Твердо верит в причастность к большой.

***

И было нам кино отличное,
И собирало полный зал.
И помнят все Бориса Сичкина
И как он лихо всех срезал.
И Крамаров свое загробное
Твердил, твердил, как на току.
И лопнула страна огромная,
Сказав последнее “ку-ку”.
 
***

Не умея радоваться жизни,
Шляясь черт-те где который год,
Все тянусь, дурак, к своей отчизне, –
А она живет себе, живет.

С тем же КПД коловращенья,
С трескотней об этом и о том.
Но ясней при каждом возвращенье –
Все быстрее рушится мой дом…

***

Нет, не изгойство виновато.
Никто не гнал меня взашей
Оттуда, где слова как вата,
Сюда – в круг сизых алкашей.

В стране, где стоило родиться,
Но где, увы, не стоит жить,
Неустановленные лица
Мычат, пытаясь говорить.

Среди сгустившегося смога
Чем лучше мы слепых котят?..
Верхи по-прежнему не могут,
Низы – в дурдоме – не хотят…
 
* * *

Скучны и проза и стихи,
А жизнь – подавно.
В тени забора лопухи
Балдеют славно.

Летят в речную глубь тела
Легко и метко.
И в мусорном бачке пчела
Сосет конфетку.

***

Помотался – и в ящик,
Ни судьбы, ни молвы.
Всё в тени уходящей –
Уходящей, увы.

Были ахи и охи
Там, где Спас-на-Крови,
Да стихи вышли плохи...
Вот те Лета – плыви.

«Хоть последний стаканчик,
Хоть один поцелуй!»
Опоздал, старый мальчик!
Дуй, Харонушка, дуй.

В ЛЕСУ
                Сыну

Глядит, ощерясь, тьма тугая,
А по верхам гуляет шквал.
Но Царь Лесной зазря пугает –
Я в жизни не таких видал –
В той жизни, встречно-поперечной,
Убогой, бывшей не по мне…
А два еловых человечка,
Сынок, – на нашей стороне!


ПОЕЗД  ЛЕНИНГРАД – МОСКВА

                Славе Пьецуху

Командировка, запой? – совместилось и то, и другое.
Фляжечка, полбутерброда,  сырой привокзальный закат.
Вот потянулся предместьями вслед Ленинград,
Вот среди ночи подмигивает Бологое.

Утро, похмельный чаишко ценою в пятак,
Подслеповато моргают бетонные хаты.
Небо укутано серым рабочим халатом.
Восьмидесятые… Воздух московский пока что за так.

Что же, не вышло по жизни к столичным местам воспылать.
(Может быть, служба сказалась в ОМСДОНе*   железной?)
А и была бы любовь – так совсем бесполезной
Стала бы нынче…
                Прав был тот римлянин –
К  чёрту,  в глубинку, капустные грядки копать!

----------------------------------------------------

* Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения (ОМСДОН) им. Дзержинского.