Побережья топлёное сало. Сок
раскалённого жира стекает с плеч
в убелённый размахом времён песок,
чьё обычное дело – века стеречь.
Человечий пляж чуть тюленеват..
Археолог, портвейну глотнув, пробой
изоляции чтит, помня, чем чреват
пятки лижущий нам прибой.
Набегающих волн монотонен плеск.
И рассыпчата памяти пахлава.
Голоса, завиваясь в сорочий треск,
отдаляются…
Море, а не слова
остаются в итоге, и я молюсь.
И карабкаясь к пятке моей, оно
подбирается медленно, как моллюск,
безнадёжной нежностью сведено.