Пиво!
Удивительный, божественный продукт цивилизации!
Представьте себе: заморённый тяжким трудом организм, испаривший до крайности водный запас в раскалённую атмосферу, пересохшая гортань, со скрипом проталкивающая шершавый воздух в скукоженные лёгкие, облупленные солёные губы и серый язык, способный лишь только шипеть. И нечем плеваться и плакать...
А теперь: высокая, тонкого стекла кружка (или бокал), и в неё с непостижимой высоты, с мягко журчащим звуком падает прозрачно-золотая струя, бесконечная, томительно нежная, упадает на дно, завивается пенным барашком, набухает, деля весь объём на воздушный, загадочный призрак мечты и янтарную тяжесть живого напитка. Стекло от волнения тут же бледнеет, исходит слезой благодарности и призывно шуршит увядающий пены цветок...
И тогда: замутнённый желанием взгляд обласкает стоящее перед ним чудо, грудь судорожно, словно в последний раз, выдыхнет ядовитый воздух, задержится на мгновение и в едином порыве с губами, гортанью, с болезненным спазмом заждавшегося желудка, распахнутыми крыльями вспотевшего носа втянет в прожаренное пыльное нутро благоухающий туман нежной пены, осадит его на замертвевшие стенки лёгких, увлажнит их и медленно выпустит из себя оскудевшие остатки.
И только потом прохладный поток плесканёт по зубам, омоет шершавое нёбо, и глухим водопадом помчится от горла в глубокую тьму иссохшего организма резкими клокочущими толчками, и, заполнив желудок, мгновенно сквозь жадные стенки пронижет тончайшими струйками кровь, и бойкая жизнь возродится в душе и во взгляде, и мир обретёт очертания – Эх! – красоты...
Пиво на Севере – предмет особого обожания.
Потому что его там нет.
Вернее, оно там случается. Ещё точнее, его туда доставляют по случаю. А случаи эти редки и нерегулярны.
В этом-то всё и дело...
А рыбы, кстати, на Севере – завались.
* * *
Тринадцатого июля, в самый разгар не по-северному жаркого лета Слава Кольцын получил задание: слетать в Урай и привезти немецкие газовые задвижки фирмы «Борзиг». Плёвое дело: два часа туда, час – погрузка и два – обратно. Плёвое дело.
Связавшись по радио с урайским портом, он выяснил, что груз на месте, дозаправка обеспечена, погодные условия позволяют. И, словно бы между прочим, Урай весело прибавил:
– А нам пиво привезли, «Пильзенское», в бочках...
И отключился.
У Славы дрогнула рука, когда он принимал путевой лист. До вылета оставалось тридцать пять минут. Второй пилот и сопровождающий уже топтались на бетонке, стараясь не выходить из пузатой тени вертолёта.
– Деньги с собой есть, – спросил Слава, – сколько?
– Есть, командир, есть. А что?
– Покажите, – сказал Кольцын и сам вытащил из кармана четвертак.
– Чего это ты, – удивлённо покосился сопровождающий, – таксистом заделался? – но сотенную из бумажника достал.
– А ты? – и Кольцын похлопал по карману второго пилота.
– Не приставай, командир, есть деньги, есть. Полсотня и мелочь какая-то... Может, мы в другое место летим? В Берёзово, например, где ресторан «Сосьва», а?
– Порядок, ребята! – повеселевшим голосом ответил Слава. На пару бочек наскребаем. – По местам!
Вертолёт раскрутил винты, подтянул к ним пустое брюхо и, задрав хвост, косо пошёл набирать высоту.
Пока грузчики таскали на борт задвижки, Кольцын и компания ломились в закрытый склад у железнодорожной ветки. Кладовщик – красномордый пузатый дядька – рыгал пивным духом и отмахивался от наседавших обглоданным рыбьим хвостом.
– Нету, нету, только для своих. И так мало привезли. Отхлыньте, говорю!
– Ты пойми, братан, – проникновенно убеждал сопровождающий, – там же люди – год без пива, усохли все на такой жарище, а вам же то и дело возят! Какой ты, однако...
– Какой я? Ну, какой?! Досказывай! Жмот, да? – огрызался кладовщик. – А ты знаешь, чё мне за это будет?.. Две бочки... С ума сошли! Да мне за это... Да меня за это премии лишат, понял! А то и вообще уволят... Две бочки! С ума съехали, вообще...
Налётчики отошли, пошептались. Сопровождающий хрустнул в кармане бумажками и пошёл на второй заход в одиночку.
– Слушай, земляк, я вижу, ты свой мужик, из хохляндии. Давай по-нашему договоримся. Мы покупаем две, а берём только одну, чуешь?
Мордатый свирепо потёр вспотевшую шею. Бумажки хрустнули уже в кармане его куртки. Он оттянул клапан, скосил глаза и ощупал сквозь ткань объём содержимого.
– Ч-чёрт, заколебали в смерть... Эх, повесят меня за... Ладно, только по дружбе даю. Выкатывайте в темпе. Да на бетонку задами катите, не через поле! А то – не ровен час...
Воспрянувшая духом троица нежно выкатила девяностолитровую алюминиевую бочку из склада и, скатив в кустарник, повлекла её к вертолёту.
– Я вас не видел! – крикнул вдогонку кладовщик, – вы меня тоже!.. Земляки... из хохляндии... – и, ощупав ещё раз карман, усмехнулся, – а я здешний, однако.
* * *
Бочка покоилась среди груды задвижек, словно усталый бегемот в обществе рукастых и хвостатых обезьян. Турбины натужно ревели, поглощая жаркий разреженный воздух. Командир вертолёта, Слава Кольцын, вёл машину домой, к широкой белой скатерти, расстеленной на лужайке у самой воды прохладного Казыма и уставленной тонкого стекла высокими кружками (или бокалами), вперемешку с копчёными лопатообразными муксунами, кучками просвечивающих на солнышке чебачков и розовыми спинками распластанного пыжьяна. За пределы белой скатерти Славина фантазия не распространялась.
Второй пилот дремал, направив на себя струю воздуха от прилепленного к стеклу микровентилятора.
В грузовом отсеке сидел сопровождающий, не отрывая вожделенного взгляда от круглого, беременного долгожданной влагой бока пивной ёмкости.
Через час полёта в глазах сопровождающего мелькнул сумасшедший огонёк. Он поднялся с откидной скамьи и недоверчиво стал ощупывать бочку. Не найдя искомого на торцах, он перекатил бочку поближе и, смахнув рукавицей подсыхающую грязь, удовлетворённо хмыкнул: – Ага, вот она. В боку обнаружилась горловина, завинченная большой пробкой заподлицо с поверхностью. Центр пробки представлял собой квадратное углубление под специальный ключ. Сопровождающий ещё раз протёр пробку, успокоился и сел на место.
Мерная вибрация грузового отсека убаюкивала, и сопровождающий смежил веки. Сонная память заскользила в прошлое. Он увидел себя в скверике недалеко от родного дома. Привалившись спиной к дереву, он держал в руках ребристую кружку, полную холодного пива и купленную в только что открывшемся с утра чапке на последние, оставшиеся после вчерашнего, двадцать четыре копейки. Голову сжимало чугунным обручем, ноги противно дрожали, а горло и рот наполнялись тягучей горькой слюной. До спасительного глотка оставались считанные секунды, а там... а потом...
...Вертолёт выполнил резкий вираж, уточняя линию курса, бочка шевельнулась, придавив ногу дремлющего человека, и он, коротко ойкнув, выпустил кружку из рук.
Холодный пот высыпал на лбу сопровождающего. Он открыл глаза и долго смотрел перед собой невидящим, полным отчаяния взглядом. Наконец лёгкая боль в ноге привела его в чувство.
– Господи, привидится же такое!
Он, откатив бочку, подложил под неё задвижку и пошевелил ступнёй. Всё в порядке.
Но покоя уже не было.
Второй пилот дремал.
Сопровождающий перебрался к двери кабины и, просунув голову, крикнул:
– Слав! Скоро мы, что ли?
– Скоро, скоро, минут сорок осталось... Не терпится, да?
Второй пилот открыл глаза.
– Сменить? Давай я порулю.
– Дрыхни, дрыхни, я не устал, это вон пассажир торопится, как бы пиво не прокисло.
Второй пилот задумчиво произнёс:
– А ведь может... Может, я говорю, прокиснуть-то. Вибрация-то, вон какая... Я про такие вещи слышал.
Он отвернулся, пряча улыбку. Сопровождающий забеспокоился:
– Да ладно трепаться-то... В самом деле, что ли?
Кольцын скосил взгляд на коллегу и серьёзно кивнул:
– А ты думаешь, чего я тороплюсь? Все силы из движков выжимаю...
По лицу сопровождающего прошла тень сомнения:
– Чушь мелете.... Не может такого быть.
– Ну, не может – так не может, – равнодушно отозвался второй пилот. – А проверить, на всякий случай, не мешало бы.
В памяти сопровождающего мелькнуло видение падающей кружки:
– Так мне что, проверить, что ли?
– Проверь, всё равно пеньком сидишь.
Голова пассажира исчезла.
Второй пилот обернулся к командиру:
– Слав, а вдруг он и в самом деле вздумает проверить?
– Да ладно тебе, дурак он, что ли?.. Пробку на торце без специальной приспособы не выбьешь, а заливную горловину на боку только псих отворачивать будет. Давление.
В проёме двери снова возникла голова сопровождающего:
– Мужики, ведро чистое есть?
Второй пилот вздрогнул:
– Ты что, открыл, что ли?
– Да нет ещё, никак не получается... Ведро чистое дайте, а то попрёт – сливать-то куда-то надо.
Кольцын, давясь от смеха, вытащил из бардачка трёхлитровый термос и, не глядя, сунул в проём двери:
– Хватит тебе, а то упьёшься.
– Ага, – деловито кивнул пассажир и снова исчез.
– Слушай, Слав, не нравится мне всё это. Больно настырный, и взгляд ненормальный, хищный какой-то...
– Да брось! Мы разок вчетвером такую бочку вскрыть пытались. Без спецпробойника ни хрена не получилось... Пусть упражняется, через десять минут посадка.
...И снова белая скатерть легла на зелёную траву, и ноздри щекотнул едва уловимый запах копчёной рыбы...
В грузовом отсеке что-то грохнуло.
Второй пилот перегнулся через кресло и заглянул в дверь:
– Кантует, сердешный... Может, остановить?
– Отвяжись, следи за приборами, подлетаем.
Прямо по курсу из тайги жёлтой змеей выползала трасса газопровода и упиралась в серебристые кубики компрессорной станции. Серые блинчики бетонных площадок медленно подплывали под брюхо вертолёта, выполняющего последний перед посадкой контрольный круг.
Диспетчер порта толкнул в бок Кудряшова:
– Твой садится. Сейчас разгрузится, дозаправится, и полетишь в свой отпуск... Завидую... Мне в этот год обломилось, подмены нет... Вот чёрт! Чего это он?
Заходящий на посадку вертолёт вдруг резко дёрнулся вбок, словно облетая невидимую преграду, взмыл вверх и, выписывая замысловатые фигуры, заметался над полем.
– Что случилось?! – заорал диспетчер в микрофон. – Борт триста шестой! Слава, что случилось?!
Динамик выдал какую-то несусветную чушь, вперемешку с отборнейшим матом. Спустя несколько секунд тирада повторилась, но уже в рамках приличий:
– Всё в порядке. Земля – борт триста шестой, у нас всё в порядке... почти... Садимся, шеф, сейчас сядем.
И что-то совсем уже непонятное:– Готовьте воблу... А впрочем, поздно уже... поздно... Всего три литра осталось в термосе.
* * *
Через месяц безуспешных попыток промыть внутренности вертолёта от пива, его поставили на прикол в дальнем конце аэродрома. Проветриваться.
Экипаж летать на нём наотрез отказался: хлебный запах дефицитного напитка сводил с ума, а пассажиры, стоило только взлететь, уничтожали весь запас спиртного, так и не довезя его до места назначения, и прекратить это пивное безумие не было никакой возможности.
Ладно, хоть рыбы здесь, на Севере, завались.