Я помню Вирту.
В поднебесье взлетал,
Туда, где парили вожди.
Главреж мне шепнул: «Будет пьеса – мечта.
Единственный шанс.
Приходи».
Мне снилось: романов воинственный строй,
Тамбовские волки в огне
И фильм, где звенела Вертинского роль,
Как вечная нота в струне.
Предбанник стараясь пройти стороной,
Скользнуть попытался я в зал,
Но властного автора взгляд ледяной
Меня от других отделял.
«Газетчик,-сказал он,-а ну - подойди,
Известен ваш прыткий народ.
Писаки ничьих не щадили седин,
Достань-ка при мне свой блокнот.
Я все продиктую от «а» и до «я»,
А лишних нам букв не дано,
Пусть будет полезной подсказка моя,
Когда ты соврешь все равно».
Ударила в уши чеканная дробь
Навеки заученных фраз.
Медали и званья – не путаться чтоб,
Портретные профиль, анфас.
Потом его пьесу читали с листа,
Напрягся в безмолвии зал.
Взлетела и рухнула вниз пустота -
Такой небывалый скандал.
И прятали молча актеры глаза,
И грустно мычал режиссер.
«Ах, голый король!» – кто-то громко сказал,
А кто-то воскликнул: «Позор!»
Вращал изумленно глазами Вирта,
Уже закусив удила.
Но реплика: «Батя, эпоха не та»-
Разрядку и смех принесла.
И он, не готовый еще ни к чему,
Под бешеным градом острот,
В забвенье ушел, в неизвестность и тьму,
Оставив мне старый блокнот.
И медленно годы листая назад,
Споткнувшись о странную быль,
Встречаю я вновь немигающий взгляд,
Усмешку любимца судьбы.
Венчали на царство и пели хвалу,
В бессмертные выси взлетал.
Но жизнь не осилила бездны заслуг
И выдала горький финал.
Р.Маргулис