Среди лжи бесконечной и фальши
дней бесцветных и грязных газет
позабытой, родной, настоящей,
злой зимы ослепляющий свет.
Мы раздавлены. Сникли и скисли,
растеряли и гордость, и стыд
от одной, всё сминающей мысли,
что земля наша нам не простит.
А земля нам дарует такое,
что другим никогда не дала:
этот жгучий простор, ледяное
врачеванье, что выше тепла.
Исхлестала зима, исстудила,
до печёнок морозом прожгла,
видно, что-то как мать нам простила,
что, казалось, простить не могла.
И за все за грехи наши тяжкие
мы целованы вьюгою в лоб.
Словно белою смертной рубашкою
на морозе расстелен сугроб.
Мы такими слезами заплакали!
Это гордость проснулась на миг.
Побрели по дорогам собаками,
чтоб по следу почуять своих.
На ветру, обжигающем лица,
под метельный отчаянный вскрик,
может, хоть на мгновенье явится
в белом венчике праведный лик.
И снегами, бинтов ослепительней,
как рентген, просветивший насквозь,
это знак нам последний, спасительный
от погостов, холмов и берёз.