На лугу стрекозы, стадо и слепни,
из-за речки ветер мчится в наши дни,
к пропотевшей майке я его прижму:
навевай прохладу сердцу моему!
Что-то перегрелось и стучит оно
словно барабанщик юный из кино,
где идёт в атаку Русь на ту же Русь –
жёлтые погоны и мужская грусть.
Серые шинели, чёрная земля,
не хлебнёт убитый дома киселя,
мама не приветит сына у ворот,
молока парного в кружку не нальёт...
В городе знамёна, в сёлах суховей,
на тетрадях школьных профили вождей,
сколько их сменилось, разве перечесть?..
Мне в сорок четвёртом было ровно шесть.
Книжки-растрепашки, с ятями и без,
Робин Гуд и Разин, Данко и Кортес,
шелестят страницы, вспугивая тишь,
переплёты сгрызла домовая мышь...
Вишня на пригорке кислая – дичок;
радуга над полем и в щели сверчок,
стережёт покой он в доме у реки,
и пекут картошку в углях мужики.
Это те, кто с фронта выжившим пришёл,
я о них сегодня сочинил стишок,
но прочесть не смею, ибо стыдно мне
предъявлять солдатам сказки о войне.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»