Городецкие были небыли

Алексей Горбунов 4
    
                РАДИЛОВ
Среди просторов, что за Волгою – рекой,
Где бор могучий, кроны в небо поднимает,
Лес низкорослый, извивается змеей,
Его Батыевой дорогой, называют.
Дорогой этой, Батухан на Русь пошел,
Творил убийства, грабежи, сжигал деревни,
Он не щадил дитяток малых, старцев жег,
Все истреблялись им, до крайности последней.
На том пути, лежали села, города,
Поля ржаные, чистым златом колосились,
На сей земле, в непозабытые года,
Роды большие в месте новом расселились.
И никого тогда Батый не пожалел,
Ведь города ему, без боя не сдавали,
И коли кто то оставался в битве цел,
Того без жалости монголы убивали.
За ним тянулась полоса пустой земли,
Лишь полыхали села, и тела лежали,
Смертельным ядом, По земле они текли,
Прочь от монголов, даже волки убегали.
Все было выжжено, и все умервщлено,
поля боев белели русскими костями,
Против Батыя, как в Руси заведено,
Везде вставали мужи русские, полками.
С тех пор, средь бора и деревьев вековых,
Малые сосны, потянулись снова к свету.
И те, кто некогда, осталися в живых,
Со скорбью в сердце, нам поведали об этом.

Уже полгода по лесам Батый идет,
А эти русичи, выходят смело драться!
Никто село и дом, без боя не сдает,
И без надежды станут яростно сражаться,
Батый пол армии в походе потерял,
Но даже к Волге подойти не получилось.
Против него, и малый камушек стоял,
С ним, в страшных схватках, дети с бабами рубились!
Весной к Родилову, Батый стал подступать,
Метать готов свои пылающие стрелы,
Пускай в огне, упрямцы – русичи сгорят,
За то, что нет у них, в Аллаха правой веры!
Но заскрипели воротины на петлях,
Выходят ратники с суровыми очами,
Георгий с ними, крепок княже в стременах,
Его приветствуют звенящими мечами.
Построил витязей, Радилов заслонить,
Князь поднял меч свой, Русь на битву призывая,
Готов он ворога без устали рубить.
Он Князь земли родной, и знать, судьба такая
Ему дана. На поле брани боевом,
Он должен первым, с черным ворогом сражаться!
Поднял Георгий светлый меч над головой,
И стали луки, звонким свистом распрямляться!
Взметнулись в небо тучи злобных метких стрел,
Ордынцы падали, под ливнем оперенным,
Князь на врага очами гневными смотрел…..
А сам, года, едва ушедшие, припомнил.
Он видел, как на землю падали враги,
А перед ним, совсем иные виды были,
Как он, с дружиной, в этом месте, у реки,
Для града нового, дома, смеясь, рубили!
Как ставят други, самый первый частокол.
Как в колокольне, первый колокол ударил,
Как взмыл над волгой монастырь, взлетел собор,
И как Симон, в молитве первой, бога славил!
Вскипела кровь у князя, дух его в огне,
Не опустить меча! Нет мочи отступиться!
Он прав в делах, на православной сей земле,
И он, за правду, помереть не убоится!
Раздался громкий голос, с вражьей стороны,
Орда пошла вперед, и битва закипела,
Князь громко свистнул, звонче порванной струны,
И за кровавое, взялась дружина дело!
Взметнулись сабли, ярче солнечных лучей,
И в миг один, они от крови потускнели,
Смерть изрыгала сотни пламенных мечей,
Они, как гром гремели, в правом своем деле!
Ордынцы храбрые, и русичи смелы,
С врагом рубиться могут днем и могут ночью!
Монголам дань нужна, а русичу милы,
Земля, река, жена, и девы милой очи!
Стоит дружина, словно вкопанная в холм,
От черных воронов, мечами отбивались,
А вражьи рати, аки старый утлый чёлн,
О каменистый волжский берег, разбивались!
Батый, Чингиза внук, жесток был и умен,
Бросал людей вперед, за сотней, сотня билась.
Он ждал: устанет русских витязей заслон,
И город к ночи, будет сдан ему на милость.
Но от Батыя, Россы милости не ждут,
Дружине трудно биться, люди понимают.
И вот, на помощь, горожане к ним идут,
Они с земли, мечи и сабли подымают.
Все меньше, меньше бьется витязей в строю,
А войско хана, все упорней с ними бьется,
И вот решение, за родину свою,
Сражаться в битве, даже инокам, дается!
Вооружилися монахи напослед,
Идут на помощь погибающей дружине,
Все видят явно, что спасения им нет,
А смертна участь, - благодать для них отныне!
Монах седой, в сраженьи князя отыскал,
Тот был в крови, и на себя был непохожим,
И, глядя в очи, он Георгию сказал:
- Ты уходи отсель. А мы тебе поможем.
Погибнуть ныне, нету проку для людей,
А Бог, тебе поднять всю Русь на бой положил.
Пусть не ликует, твоей гибелью злодей,
Ведь ты, не просто князь, отец ты, и надёжа!
Князь опустил главу, и боль души, слезой,
По бороде его седеющей сбежала.
Конечно князь он, пережить он должен бой,
Но честь и совесть, средь друзей его держала.
Монах же, гридням свои мысли огласил,
Те князя, сильными руками подхватили,
Так конь могучий, его с поля уносил,
И три коня, путем незнаемым, пылили…

Весь день сражаются, и силы боле нет,
Монахи гибнут, горожане и дружина,
Темнеет, солнца угасающего, свет,
Ждет неминуемая, русичей кончина.
Ордынцы витязей, все яростней секут,
С не меньшей яростью, ударом отвечают
Сыны земли своей. Лишь смерти они ждут,
И друг за другом, в битве с честью, погибают.
Вот на закате, прокатил монголов вал,
Навстречь  мечи, еще протягивали руки,
С лучом последним, наш последний витязьпал,
И замерли на поле, грозной сечи звуки.
Спустилась ночь, над колокольней и рекой,
Под небом звездным, плачут волжские затоны,
И лишь над полем боя, в тишине порой,
Бойцов израненных, слышны мольбы и стоны.
Но вот рассвет, на чистом небе засиял,
И осветил, убитых тягостные раны,
Батый орде своей немедля приказал,
На поле брани, разобрать из тел завалы.
Посредь убитых, он Георгия искал,
И ждал донос баши, с незнаемой тревогой,
Коль не найдут его, так значит ускакал.
Куда укрылся? И какой ушел дорогой?
Но нету князя, средь поверженных бойцов,
Его на поле, целый день везде искали,
Средь старых мужей, среди средних и юнцов,
Его мурзы, всех оглядев, не опознали.
И вот, в Радилов вводит хан свои войска,
Стоит нард кругом, лишь женщины и дети.
Лежит не лицах, как черна печать, тоска,
Ведь знают все, что им не жить на белом свете.
Лишь в монастырь войти не может грозный хан,
Ворота заперты, и их не отворяют.
Но почему? Ведь князем город ему сдан!
Так почему они сдаваться не желают?
А это время, все служители Христа,
Отцу Небесному, молитвы возносили,
Чтоб защитил он, православные места,
Лишь за спасенье душ людских, они просили.
Молитвы те, господь услышал или нет,
Но все ж, Господь в тот день явил монахам милость,
И засиял над храмом негасимый свет,
Так благодать, на божий монастырь спустилась!
А те, кто видел, разносили эту весть,
Что Бог, от ворога упрятал храм под землю!
Что храм подземный, в тех местах, и ныне есть,
Я, вместе с вами, этой чистой правде верю!

Темнел обрыв крутой, кругом монастыря,
А его маковки, все ниже опустились.
И с грозным рокотом, озерная вода,
Но монастырь осевший в землю, Устремилась!
Батый увидел: Бог тут чудо сотворил,
Он видел, входят его воины в сомненье.
Не понимал, за что же руссов, бог любил?
И грозным голосом, отдал распоряженье:
- Я город, вам на разграбленье отдаю!
В толпе раздались звуки радостного смеха.
- Детей и старых, я сейчас убить велю,
А девок русских, забирайте на потеху!
Но только помните, рабы мне не нужны,
Нам надо двигаться вперед, в Москву и Киев!
Когда насытитесь, избавиться должны
Вы от неверных! Не оставьте их живыми.

Потом к Батыю, два нукера подошли,
И новость радостную, хану рассказали:
Что в старом доме, руссов раненых нашли,
И что жестоко они витязей пытали.
Один, молоденький мальчишка, не сдержал.
От боли он кричал, нукерам на потеху.
А перед смертью, он монголам рассказал,
Что в Китеж - град, намедни князь один уехал!
Батый вскочил, и минбаши своим велел,
Наутро, войско в Китеж – град, вести походом,
А коль в Радилове, хоть кто то, уцелел,
Велел он город, сжечь дотла, со всем народом.

Те, кто до битвы укрывалися в лесах,
После ужасной этой ночи, рассказали,
Что сотни девушек, качаясь на волнах,
В то утро мертвыми, по Волге проплывали.
Иных нукер зарезал утром, и столкнул
В волну речную, но такие, там бывали,
Кто убежали, как насильник их уснул,
И в темном омуте, позор свой укрывали.

Наутро выступил Батый на Китеж – град,
Он, молча ехал, злобным мыслям улыбался,
В душе жестокой, был убийца очень рад,
Что град Радилов, пеплом по ветру умчался!
Батый надеялся: Радилову конец!
И, жизнь этом месте, боле не проснется.
Но в этот день, уже родился Городец!
Он духом подвига народного вернется!

Прошло пять дён уже, до Китежа в пути,
Батый готовится с Георгием сражаться,
Не просто град найти, среди лесной глуши,
Зело пришлось его нукерам постараться.
А весть печальная, до Китежа дошла,
Её несли волжане, тропкой неприметной,
Дурная весть, с утра Георгия нашла,
И стал готовить князь, сражение в ответку!
Себе Радилова, не мог он извинить,
Ведь город этот, он рубил своей рукою.
Нет боле сил ему, на этом свете жить,
После того, как ускакал он, с поля боя.
Сбирает князь для грозной сечи сильну рать,
Он выйдет в поле, что бы с ворогом сражаться!
Не устрашить его, не станет он бежать!
Георгий смерти, в своих мыслях, улыбался.
Твердило сердце: нет возврата из войны,
Но светлый дух его, звенел стальной струною,
Ведь для того князья по городам нужны,
Что бы за Русь идти на смерть, и сгинуть в бое!

Дорогу прочно князь дружиною закрыл,
Не сладка будет участь воинов Батыя,
Здесь, всяк мечом, аки косой траву, рубил,
И на земь падали ордынцы, а иные
Бежали в страхе. Нету сил, врага сломить.
Стоит Георгий со товарищи, стеною!
Ордынец шел, что бы пограбить и пожить,
И не хотел ломиться в стену головою.
День отстояли, ночь сражались, снова день.
Без страха. бьются люди, Китеж защищая.
То коротится, то длиннее станет тень,
Но, ни на шаг с пути, бойцы не отступают!
Уж трое суток храбро князь сечет врага,
Но на ногах, так мало витязей осталось,
Уж ослабела их дружина, к ним тогда,
Подмога свежая, из Китежа добралась.
То были юноши, монахи, старики,
Они с дружиной, не могли в бою равняться,
Их в рабстве, смерть ждала, от вражеской руки,
Уж лучше вольным, с черным ворогом сражаться.


Батый взбешен:
                - Ужель так русичи сильны?
Ужель Георгий так отважен, что нукерам,
Не по зубам, его разбитые полки?
Ужели так сильна в сердцах у Русов вера?
Пять дён сражаемся, а где же Китеж – град?
Где русский князь? Его в подарок обещали!
Скажите всем: не пожалею я наград,
Хочу, чтоб голову Георгия прислали!
Текут ордынцы в бой, как Волга по весне,
Устали русичи, бойцов туманны взоры,
Тяжеле камня, меч становится в руке,
Но смерть для них милей пленности, позора!
Как сосны стройные, под острым топором,
Дружина падает, скользя в крови ногами,
Но меч взлетает, чтоб врага рубить потом,
Он взят у мертвых братьев, женскими руками.
Узнав историю Радилова, княжна
Собрала женщин перед храмом и сказала:
- Жизнь без мужей и чести, разве нам нужна?
И меч сверкающий, над головой подняла.
- Довольно нам, над прялкой песни тихо петь,
Довольно пол мести, пора вставать на сечу!
Бесчестью, мы предпочитаем, в битве смерть,
Она, с погибшими мужьями, дарит встречу!
Собрали женщины, все косы, топоры,
И вышли в поле, за своих мужей сражаться,
Враг лютовал, но через женщин, до поры,
К воротам Китежа, Батыю не прорваться!
А в граде Китеже, молились старики,
Они должны погибнуть. В этом нет сомнений.
Они с врагом сражаться, в поле не могли,
Просили Бога, лишь избавить от мучений.

Лицом, на зверя Бату – хан похож уже,
Погиб Георгий, пали гридни и дружина,
Но китежанки встали валом, в стороже,
Их не пугает, ни сраженье, ни кончина.
Взбешенный хан своим нукерам приказал,
Добить пораненных, и в рабство не неволить,
Чтоб каждый воин, всех русийцев убивал,
А после битвы, башню из голов, построить.
Сраженье кончилось. Все в поле полегли.
Лежат вповалку: мужи, женщины и дети.
Они для Китежа, свершили, что могли,
Но в память их, никто лампаду не засветит.
Батый с войсками, к воротам уже идет,
Кипит в нем ненависть, он злобою пылает,
Он видит ясно, как он город подожжет,
Но в этот миг, земля войска его, шатает.
Кто устоял, а кто, и с ног долой, упал.
Но все увидели, как Китеж стал качаться,
Вспенил у берега, широкий  Светлояр,
И град пресветлый, стал под воду опускаться!
Такого чуда, не видал могучий хан,
Он победил, но не вкусил плода победы.
А может, знак ему господний свыше дан,
Что ожидают его горести и беды?
Град оказался под водою. Глубоко.
Вода бурлила в Светлояре, и кипела,
Потом унялось, отразив закат светло,
Лишь тишина, по всей округе, зазвенела.
Батый задумался:
                - А град, взаправду, был?
А может, град ему привиделся однажды?
Но, ни один нукер, к воде не подходил,
Хоть каждый после сечи, изнывал от жажды.

Прошли века, но часто люди говорят,
Те, кто у озера, по вечерам сидели.
Порою видно, как на дне огни горят,
И что со дна, колокола порой звенели.
Не всем местам, пришел с легендою конец.
Там, где Радилов, ветры пеплом раздували,
Стоит теперь известный город, - Городец!
Его, когда то, - Малым Китежем прозвали.
Что здесь надумано? Наверно ничего.
А приукрасил, если что, так только малость!
Над Светлояром, вы увидите легко,
Как храмы Китежа, на небе отражались!
А не увидели? Так значит, не судьба.
Вы на рассказчика, за это не сердитесь.
И коли, прибыли сюда издалека,
То за Георгия и предков, помолитесь.
Их имена узнать, теперь нам не дано,
Ведь не за славу, в битвах предки умирали.
Пусть позабыты те события, давно,
Они погибли, чтоб потомки, лучше стали.


 ЦАРЕВНА - КРОВОПИЙЦА

Батый, от Китежа ушел, и станом встал.
Его войска, от русских, знатно поредели.
Мурзы своих он на совет в шатер позвал,
Что бы решить, к какой он далее двинет цели?
Сказал один мурза:
                - Нельзя на Русь идти,
Владимир, Суздаль и Рязань о нас прознали.
Легко, мой хан, конец свой можем там найти,
Уж больно крепко, князь и русы воевали.
Пойдем на север, через горы, может там,
Найдем народ, и дань хорошую получим?
Другой спросил:
                - А разбегутся по лесам?
- Отыщем, как зверьё, и до смерти, замучим!
Поднял глаза, совсем седой уже старик.
Глаза слезятся, руки, равно побрякушки.
Он слухам всем, к речам воинственным приник,
И подал знак, что бы Батый его послушал.
Старик бессильно, тихо начал свой рассказ,
Все молча слушали, страшась утратить слово.
Так, чья - то память, донесла его до нас,
Про горы Пана, не слыхали мы такого!
Старик поведал хану повесть нараспев:
- Там, за горами, племя Панов, обитает.
Они сильны богами, что живут в земле,
И всех пришельцев, бессердечно убивают.
Для Пана бог, - его разящий острый меч,
Его заступник, - щит, что саблей не прорубишь,
Его жена, - кольчуга, для защиты плеч,
А встретишь Пана, то вовек не позабудешь!
Вождем у Панов, был Соловушка – ведун.
Могуч плечами, и душой, железный воин!
Жену из Таврии, хотел себе колдун,
Считал, что только он красавицы достоин.
С друзьями верными, он в Таврию скакал,
Ему царевна, сердце ранила любовью.
Он в состязании, её завоевал,
И взять царевну в жены, он поклялся кровью!
Царевна Руна, красотой своей слыла,
И стать Соловушке женой, она хотела.
На самом деле, злою ведьмою была,
И замышляла против Панов, злое дело.
Не распознав, что муж Соловушка не прост,
Ей тайный замысел, укрыть не получилось,
Колдун Соловушка, прозрел её наскрозь,
И тайна страшная, глазам его открылась.
Негодовал колдун, жену он повязал,
Чтоб колдовать средь Панов, Руна не сумела.
Средь двух столбов хрустальных деву приковал,
Цепями тяжкими, обвив нагое тело.
Жену колдун, поболе года умолял,
Чтоб отказалась вред чинить его народу.
Но день за днем, из сердца девы утекал,
Яд самой дикой, ненавидящей всех, злобы.
Весна настала, понял бедный Соловей,
Что не вернуть жене в добро, святую веру.
И чтоб спасти от злобы, землю и людей,
Он опустил жену, в глубокую пещеру.
Проделал это с девой, Пан уже давно,
Уж много лет, ей цепи тело истязают,
Но сделать с девой, невозможно ничего,
И даже крысы на нее не нападают!
Она прекрасна, красотой своей нагой,
И только Паново заклятье, держит деву,
Но если кто то, вдруг пленится красотой,
То пусть свой путь направит, в страшную пещеру.
Тогда заклятию, должон придти конец.
Ей надо только крови девственниц напиться,
Из принесенных ей, двенадцати сердец,
И весь ушедший яд, к ней в сердце возвратится.

Старик запнулся, попросил воды, подать,
Хан молча слушал, саблю пальцами сжимая,
Так не хотел он старика перебивать.
Уж интересная история такая.
- Но если кто то, те сердца ей принесет,
Свой обречет народ, на вечные страданья,
А сам, любовь он неземную обретет,
И еженощные, с красавицей, свидания.
Но до сих пор, ее любовь, кого - то ждет,
Но нет того, кто согласится стать убийцей,
Ради колдуньи, ну а время, все идет.
И Руна ждет в горе, когда такой, родится?
Порой, ночами, цепи могут отпустить,
И Руна, птицей, из пещеры вылетает!
Там, над дорогою ночной она парит,
Девицу чистую, для жертвы, выбирает.
Коль жертву сыщет, на дороге в Городец,
И сможет крови, чистой девушки, напиться,
Хотя заклятью Соловья, и не конец,
Но срок заклятия, на год укоротится!

- Так значит, там она до сей поры живет?
Батый у старца начал интересоваться:
- Там без еды она, так много лет не пьет,
Не мерзнет даже! Ведь ей нечем укрываться?
- Да, верно, там она, в пещере. Меж столбов.
И также, цепи тело девы обвивают,
Жуки ползут по телу, с низких потолков,
Слетают к ней, но тело девы, не страдает.
- Ну, хорошо!
                Сказал Батый, -
                - Пускай сидит!
Пусть даже ночью, над стоянкой пролетает.
Ведь дев невинных, посредь нас, не разглядит,
А лица воинов, - шайтана испугают!
Ответь одно мне: Там я золото найду?
И серебром, разжиться воины сумеют?
Хочу до верха я, набить мою казну!
- Прости, мой хан, что возражать тебе посмею.
Сказал старик:
                - Ну, да. Сокровища там есть!
Ведь Паны много злата с пришлых натащили.
Каменьев ценных, серебра… - не перечесть!
И это все, в лари волшебные набили.
- Так значит, надо те лари мне отыскать?
Ведь далеко их спрятать, Паны не сумели.
Они могли лари под землю закопать,
Иль на ветвях большого дерева висели?
- Конечно, прав ты, мудрый хан! Там есть сосна.
Она пещеру, с черной ведьмой охраняет.
Древнее гор, лесов, небес, она одна,
Её сосенкой, даже небеса не знают.
Она всегда была, могуча, велика,
Но, не похожая на прочие деревья.
Там ветка каждая, как чудища, рука,
И сто нукеров, эту ветку не подьемлют!
Стоит сосна та, от рождения земли,
Корнями сильными, всю землю обнимает,
Крестом русийским ветки две, как две руки,
От темной силы, землю Панов охраняют.
Там, у корней, зарыты сорок сундуков,
Их сорок зубров от напастей охраняют,
Сидят на страже, сорок страшных белых сов,
И сорок ястребов, округу озирают.
- Охрана эта, - не забота для меня!
Нукеры пустят стрела, раза три по сорок!
Сосна крестовая, сгорит в клубах огня!
Еще, какой ни будь, у клада будет ворог?
- Там нет врагов, и нет тебе к сосне пути.
И не узрить тебе креста сосны сожженной,
И сундуков среди корней нам не найти,
Ведь клад Соловушкин, от глаз заговоренный!
И кто б тебе, и сколько б время не копал,
Никто тебе, сундук с добром не откопает.
Пан не спроста, свое заклятье налагал,
Добро его, водой сквозь пальцы, утекает!
- Тогда зачем вести на север войско мне?
Коль ни добычи, ни добра не завоюю?
Уж лучше я пойду на Русь, и в той стране,
С хорошей выгодой для нас, я полютую!
Пришел в подмогу с сильным войском хан – Толгат!
С ним, печенеги, и татары из Казани.
Я их отправлю, разорить Владимир – град,
А сам отправлюсь, получить всю дань с Рязани!

Совет окончен. И окончен мой рассказ.
Но продолжались беды, по земле России,
По городам и селам кровь бойцов лилась,
Ордынцы горя всем российцам приносили.
А что услышали про Панов, что ж, скажу.
Такие случаи, наверно где то были.
И я, сказителей, за сказки не сужу.
Ведь сберегли они, и небыли, и были.


               КОНЕЦ?