Шаромыжье весны беспокойно блуждает по венам,
Иссякает в крови иссечённый до звона февраль,
Заставляя искать не сочувствий, душевно неверных, -
Пониманий любви с невозможностью мелко соврать.
Мир посеял бельканто и стал невесомо-неслышен
И пронзительно глух к разноречью мелькающих лиц.
Бесприютное солнце растерянно жарит по крышам,
Не найдя отражений в проёмах оконных глазниц.
Предложи умиранье, весна, поделиться-то не с кем
Инфернальностью жизни, настигшей, как в сердце копьё.
Мой фальшивый божок, мой обрюзгший в лубочности нэцке
Февралиный покой из блестящего черепа пьёт.