УРОКИ ПОЭЗИИ
ЛОЖНЫЙ МЁД
У литературных консультантов есть несколько педагогических штампов, которыми они пользуются в разговоре с начинающими. Более всего работает штамп: «Читайте классиков! Учитесь у классиков!» Читать классиков надо, но не только для того, чтобы овладеть общими завоеваниями культуры. Хорошие стихи как нарядная бабочка. Подержишь её в руках, отпустишь и, глядишь, - на пальцах осталась золотая пыльца. Только хорошие стихи оставляют такой же след на душе. Научили? Нет. А между тем золотая пыльца на душе копится и копится, входит в её плоть, разбегается по крови…
Как правило, начинающие показывают стихи, когда внешне они действительно похожи на стихи, то есть то, что можно легко взять у классиков, они уже взяли. Начинающие этой поры напоминают мне пчёл, которые умеют делать соты, но не умеют собирать мёд.
А своего мёда классики начинающему не отдают. Научиться собирать свой поэтический мёд не так-то просто. Кстати, даже опытные пчёлы, познавшие вкус нектара, иногда впадают в роковые заблуждения. Так, они соблазняются сладкой росой, проступающей на листьях цветущей ивы, и гибнут, ложным мёдом отравляя настоящий.
У кого же учиться молодому поэту?
Поэту вредно замыкаться в самой поэзии. Всякий выход за её пределы для него благо. Чем больше таких выходов, тем он богаче. Прежде всего – выход в природу, к основам основ жизни и всякого творчества. Открывая что-то в природе, поэт открывает что-то в самом себе. Творчество – это процесс познания. Написать – значит познать.
Литературные консультанты редко советуют учиться, например, у живописи, у музыки, у скульптуры, у архитектуры, а между тем все эти искусства – неисчерпаемый кладезь материала для ученичества в поэзии.
Возьмём живопись. Если смотреть грустную «Осень» Левитана, нельзя не заметить, сколько таких грустных осенних пейзажей было до того перевидено им. Способность накапливать настроения, чтобы потом отдать их одному произведению, также необходима в поэзии. Пусть будет одно стихотворение, чем несколько похожих друг на друга. Если смотреть «Запорожцев, пишущих письмо турецкому султану», нельзя не обратить внимание на удивительное разнообразие человеческих типов, характеров, их контрастное расположение. Над этой картиной стоит поразмыслить поэту, задумавшему большое поэтическое полотно со многими героями.
У живописи можно учиться композиции, главным акцентам в обрисовке человека, его внешнего и внутреннего облика, его состояния. Когда вы видите мадонну Рафаэля, стоящую с младенцем на облаке, вы верите, что она небесно легка и облако её держит. Как подобное изобразить в слове? Поэту необязательно эту мадонну описывать. Ему жизнь задаст земную задачу, которую надо решать в слове. Пушкин, например, нашёл удивительные словосочетания, чтобы описать стремительность и лёгкость танца Истоминой:
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола.
Чувство стремительности достигнуто повторами «и вдруг... и вдруг», «летит... летит», а лёгкость всего тремя гласными «э», «о», «а». Здесь уже начинается музыка.
Были поэты, творчество которых шло под знаком музыки. Андрей Белый называл свои вещи «симфониями». Борис Пастернак признавался: «Мне Брамса сыграют, слезой изойду». Но это, так сказать, их индивидуальная черта, ни к чему не обязывающая других поэтов. Речь идёт о том, что музыка может научить каждого, кто берётся за перо. Сергей Есенин никогда не декларировал своего пристрастия к ней, но вся его поэзия проникнута музыкальностью, которая пошла в его стихи задолго до слушания Брамса и Чайковского от русской народной песни, а может быть, песен рязанских лесов и рек. Путей к музыке много, и все они хороши для поэта.
По сравнению с музыкой слово косно. Чувство музыки помогает и смысловому и эмоциональному отбору слов, чтобы они не нарушали, а закрепляли настроение. Чувство музыки обнажает пластику слова. Не говоря уже о том, что она развивает и возбуждает фантазию. Лично я музыке обязан многим. «Лирическая трилогия» писалась в годы, когда я, как слушатель-новичок, увлекался ею.
О, музыка —
Слепой подкоп
К душе взволнованной...
Мной названо лишь немногое, чему нужно учиться поэту. Скульптура даст чувство объёма, архитектура — чувство пропорции. Всё нужно поэту: и перспектива, и пространство, причастность к истории и мирозданию. Всё по полочкам не разложишь и не укажешь, что где брать. Но есть ещё один точный адрес, от которого никуда не уйти. Это собственный жизненный опыт. Взгляните на него через призму поэзии, и вы обнаружите свое неповторимое богатство. Помните, как начинается «Тамбовская казначейша» Лермонтова:
Тамбов на карте генеральной
Кружком означен не всегда...
Не будь Лермонтов офицером, не знай он о существовании генеральной карты, не было бы этих строк,. У Есенина мы встретим стихи о вывеске мясной лавки, в которой работал его отец. Подобных примеров можно привести много, отсылаясь и к современной поэзии. У кого бы мы ни учились, придать стихам оригинальность может только лично пережитое — даже не столько в смысле факта, сколько в смысле чувства и размышлений.
Как поэту, мне лично много дала моя профессия техника-технолога кузнечно-прессовой специальности. Умение читать чертежи, находить в них связи деталей и узлов развивает воображение, в поэзии оно помогает находить психологические связи поступков, наконец, сама заводская жизнь может дать много поэтических образов самого широкого жизненного обобщения. Не знай я кузнечного дела, в «Золотой жиле» едва ли появились бы строчки о Харитоне и разлюбленной им жене:
Два куска железа,
Что ни делай,
Не сварить на маленьком огне.
Всё сказанное мною может даже напугать начинающего поэта. Мне и самому стало чуть-чуть боязно. Но, во-первых, никто не говорил, что научиться писать хорошие стихи легко; во-вторых, все эти знания, все эти чувства приходят не по отдельности, а совокупно. Чувство перспективы связано с чувством пространства, чувство истории только обострит ощущение современности. В мёде, о котором я говорил вначале, много различных элементов. Пчёлы не собирают свой мёд по элементику. Поэту, как и пчёлам, важно собирать настоящий, а не ложный мёд.
ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
Из Книги «НАШЕ ВРЕМЯ ТАКОЕ…» . 1973.