Когда я в степном разнотравье лежал,
меж детством и юностью на границе,
мне марились бурка, папаха, кинжал –
всё то, что должно юным всадникам сниться.
Летами летел мой скакун Карагёз!
Башлык был малинов! И небо – бездонно!
Давно уже ветер осенний унёс
былые мечты за людские кордоны.
Им сбыться теперь не судилось, друзья:
длинна, дорога, непосильна дорога.
На ком-то белеет папаха моя…
Башлык полинял на плечах у другого…
На «кровные» даже кинжал и купи –
его ни за что не пропустит таможня…
Но плохо без бурки мне в милой степи:
душе неуютно, уныло, тревожно.
По-прежнему мне ещё снится она…
Даруйте же, горцы, заветное счастье!
Я знаю, подарку стократно цена
превыше убогой покупки частной.
Даруйте мечту хоть на склоне дней –
пусть вспыхнут орлиные чёрные крылья!
И я попрошу, чтобы именно в ней
меня в мою землю, по сроку, зарыли.
Пусть бурка та будет сестрою огня,
ветрами, дождями и ветками бита,
и круто пропитана потом коня,
и, может быть, кровью полита джигита.
Такая нужна мне среди «мертвецов»:
вновь день, кунаки, наступает серый,
и многие, брезгуя славой отцов,
меняют на цепи и слово, и веру.
Даруйте мне, горцы, надежду свою!
На Страшном Суде, где – ни сына, ни брата,
тогда пред Всевышним я даже спою
пять песен мятежного Хаджи Мурата.
И Бог улыбнётся: «Твоё – на коне!
Заждался тебя уж твой вещий каурка!»
Пойду я. И будет вовеки на мне
не риза, не рухлядь, не рубище – бурка.
Тем благословловенный во славу отцов,
там – в мире, где сгинут грехи и химеры,
я вновь возрожу своё племя бойцов,
и силу, и слово родное, и веру!