Есть извращенное, такое, одиночество,
Когда со всеми ты, но все равно один.
А может вавилонское пророчество
Меня толкнуло в этот жесткий сплин?
Что говорю – никто не понимает,
О чем молчу – додумают, соврут.
На веру ничего не принимают,
Проявишь слабость, сразу же сожрут.
О стену башни долго можно биться,
Весь мир сегодня – новый Вавилон.
Я думала, что все мне только снится,
Но оказался жизнью дикий сон.
Я в скорби к небу руки простираю,
К Всевышнему свой обращаю лик.
Прошу, шепчу, отчаянно взываю:
«Верни всем людям общий их язык».
Я бью ногами по кирпичной кладке,
Скребу ногтями «М500» цемент.
Мне говорят: «С мозгами не в порядке,
Не надо было в водку лить абсент».
Я задыхаюсь в давке от удушья,
Ворота все закрыты на засов.
По кругу башни пропасть равнодушья,
А все твердят, что, то – защитный ров.
Мне не увидеть глубину той бездны,
На то и бездна, чтобы быть без дна.
Одна надежда, что не бесполезна
Моя с той башней странная война.
Вокруг растут понятий ложных стены,
Клаустрофобным ужасом полна,
Я жду, вот-вот начнутся перемены,
Молюсь, пусть рухнет первая стена.
А те, кто вылезет из-под обломков,
Не важно, буду среди них я или нет,
Дадут раздумий почву для потомков,
Увидят новый необычный свет.
Послав по-русски глупые сомненья,
Смысл жизни в том тогда смогу найти,
Что я во власти грез и вдохновенья,
Была на нужном, правильном пути.
В той схватке не одна я в поле воин,
Хоть на счету и каждый здесь боец.
И всякий, кто идет на бой, спокоен,
Лишь чуть быстрей пульсация сердец.
Я вижу их, с тротиловой взрывчаткой,
Сквозь глубину событий и времен,
И зубы скалю, радуясь украдкой,
Что все сердца здесь бьются в унисон.