Тезиковка… Тезиковка…
Как цыганочка- воровка
Ты манила пёстрой лентой
нас- давнишних пацанов!
И шалея от влеченья,
предвкушенья приключения,
убегали мы из дома
и тащили со дворов
чугунки и топорища,
грузила и удилища-
что под руку попадёт…
Чтобы сесть на бойком месте,
со своим товаром вместе,
и глядеть во все гляделки
на собравшийся народ!
И кого тут только нету,
-Эй пацан, гони монету!
Угадай, где под напёрстком
Тебя выигрыш твой ждёт!
И напёрсточки мелькают,
«Алик» фиксою сверкает,
подставные ставки ставят,
но народ купюры жмёт.
Здесь игра пойдёт к обеду,
«по закону Архимеда»-
жжёт карман деньга шальная,
сердце требует- Ещё!
А пока, стоят- торгуют
да над барахлом колдуют,
чтобы впарить шубу летом,
а зимой- от солнца зонт!
Тезиковка, Тезиковка,
Ты на счастье мне подковка!
Узких улиц многолюдье,
«Качай» мост через Салар,
вкусный плов на ярком блюде
и самсы горячий пар…
Пар ли, дым, воспоминанья
мне напомнили о ней…
Всё прошло, и лишь названье
живо в памяти моей.
Больше не сыскать тех улиц,
не вернуть «Малюкин» дом,
только лишь рисует память
мне картины о былом!
Все жители Ташкента во все времена делились на две категории - на тех, кто хоть раз что-нибудь покупал на Тезиковке, и тех, кто хоть единожды там же торговал. По крайней мере, так было до 1991 года, когда распался Союз. Теперь в узбекской столице можно найти людей, которые ни разу на Тезиковке не бывали - ни как продавцы, ни как покупатели. Да и сам блошиный рынок фактически исчез - там теперь торгуют дешевым ширпотребом, а сама Тезиковка переехала в ташкентский пригород Ягниабад.
Название Тезиковка, согласно наиболее распространенной версии, происходит от фамилии русского купца Тезикова. Здесь, на тогдашней окраине Ташкента, неподалеку от железнодорожного (Северного) вокзала, располагалась его дача, вокруг которой позже и появился одноименный рынок. С другой стороны, "тезиками" в те далекие времена называли бухарских купцов, приезжавших торговать в Россию. Многие из этих купцов впоследствии, приняв российское подданство, расселились на территориях нынешних Тюменской, Омской, Томской областей. В принципе, легендарный купец Тезиков мог быть одним из таких предпринимателей, который вернулся в Среднюю Азию торговать уже как российский купец.
Народная молва приписывает Тезикову также основание кожевенного производства, на котором работали переселенцы из России. В книге А.И. Добромыслова от 1912 года "Ташкентъ въ прошломъ и настоящемъ. Историческiй очеркъ" указывается, в частности, что в 1873 или 1874 году некто Кувайцев устроил на Саларе (река в Ташкенте), недалеко от генерал-губернаторской дачи, второй русский кожевенный завод. 1 января 1878 года завод был уничтожен наводнением. После этого "землю под заводом и часть уцелевшего завода у Кувайцева купил его же мастер Тезиков". "Последний вновь устроил завод", - пишет Добромыслов, подтверждая версию о купце-промышленнике.
Еще в дореволюционные времена рядом с дачей купца через речку Салар был переброшен "Качай-мост", названный так из-за того, что вибрировал под ногами. Мост имел дурную славу - там было место сходок не только местных жуликов, но и подпольщиков из расположенного неподалеку железнодорожного депо.
После революции рынок получил новое название - "Первомайский", хотя в народе он так и остался Тезиковкой. Дача самого купца со временем стал библиотекой, рядом с ней появился кинотеатр. Оба эти здания впоследствии сгорели во время пожара. Сейчас поблизости расположен ресторан "Тезикова дача", сохранивший в названии народный топоним.
По-настоящему всесоюзную известность Тезиковка приобрела с началом Великой Отечественной войны. Ташкент, как известно, именно тогда стал "городом хлебным", куда стекались десятки и сотни тысяч эвакуированных. Они прибывали целыми предприятиями, заводами, даже театры и киностудии эвакуировались сюда в полном составе. И почти у каждого человека, сорвавшегося с родных мест, было что-то припасенное для продажи на крайний случай. Как только этот крайний случай наступал, человек шел на Тезиковку.
Во время войны Тезиковка не только разрасталась, но и криминализировалась. Здесь промышляли мошенники всех мастей, карточные шулеры, перекупщики краденого, карманники и продавцы фальшивых документов. Советский писатель Яков Кумок, ребенком эвакуированный в Ташкент, рисует такую картину начала 40-х: "Ах, Тезиковка, вече безродное, слезы голодные, сухие подсчеты и драки инвалидов… Дачи-то никакой не было, как и ее владельца, купца Тезикова. Это все было когда-то. А потом на ее месте расцвела, наверное, без санкции горсовета, знаменитая на весь Туркестан толкучка. О, какое обильное разнообразие лиц, говоров, жестов и товаров. Приобрести здесь можно было буквально все: от польской конфедератки до университетского диплома. Партию маргиланского шелка - пожалуйста, дагестанские кинжалы, хлебные карточки, американское исподнее и консервы… Да что перечислять, пустое дело. Умолчу я и о дымчатых бутылях с самогоном и о приветливых женских взглядах...".
"Птичьего" рынка на Тезиковке еще не было. Зато здесь имелся собственный скотный двор, который Кумок описывает так: "Там пахло мочой и жмыхом, лежали верблюды и рядом - велосипедные седла, спидометры, тележные колеса, подшипники, хлопали хвостами коровы и гонялись друг за дружкой ишаки".
Дина Рубина в своем романе "На солнечной стороне улицы" также описывает Тезиковку 40-х: "Вывалишься с толпой на конечной, перейдешь по деревянному мосту через Салар, тут тебе сразу и толкучка - начинается прямо на железнодорожных путях. Торговали здесь всем, кроме мамы родной. Уже перед полотном стояли рядами бабы, держали товар на руках или на земле, на расстеленной газете. Ряды пересекали железнодорожное полотно и тянулись влево, туда, где кипел муравейник базара. Громадная асфальтированная площадь с утра была запружена людьми - все толкались, пробивались, искали в месиве толпы протоки, по которым можно протиснуться вглубь, дальше, в шевелящуюся, торгующуюся, матерящуюся кашу".
Лаконичнее всех о главном блошином рынке Туркестана отозвался Александр Солженицын, написавший: "На Тезиковке можно купить все". Впоследствии его дополнил поэт и прозаик Вадим Муратханов, на своем собственном опыте убедившийся, что "Тезиковка - это место, где можно продать все".
________________________________________
Одна студентка водила Клару советоваться о покупке на знаменитый Тезиков базар - первую толкучку Средней Азии или даже всего Союза. За два квартала там толпился народ и особенно много было калек, уже этой войны - они хромали на костылях, размахивали обрубками рук, ползали, безногие, на дощечках, они продавали, гадали, просили, требовали - и Клара раздавала им что-то, и сердце ее разрывалось. Самый страшный инвалид был самовар, как его там звали: без обеих рук и без обеих ног, жена-пропойца носила его в корзине за спиной, и туда ему бросали деньги. Набрав, они покупали водку, пили и громко поносили все, что есть в государстве. К центру базара - гуще, не пробиться плечом через наглых бронированных спекулянтов и спекулянток. И никого не удивляли, всем были понятны и всеми приняты тысячные цены здесь, никак не соразмерные с зарплатами. Пусты были магазины города, но все можно было достать здесь, все, что можно проглотить, что можно надеть на верхнюю или нижнюю часть тела, все, что можно изобрести - до американской жевательной резинки, до пистолетов, до учебников черной и белой магии.
Александр Солженицын, "В круге первом"
________________________________________
Драматург Валерий Печейкин, работавший одно время с известным ташкентским театральным режиссером Марком Вайлем, полагает, что на Тезиковке сложился собственный "механизм взаимообмена" (например, можно было обменять чайную ложку со свастикой на нагрудный знак "За борьбу с басмачеством"), при котором цены позволяли даже самым неимущим слоям населения поддерживать свой прожиточный минимум. Рынок еще в середине прошлого века, писал Печейкин в 2006 году, обзавелся собственной мифологией и инфраструктурой, искусственно воссоздать которую не смог бы даже самый блестящий менеджер. При этом поначалу на Тезиковке почти не было перекупщиков. Каждый торговец являлся полноправным хозяином той вещи, которую выставлял на продажу. Только ближе к развалу Союза здесь появились специалисты по антиквариату, скупавшие товар у нуждавшихся жителей Ташкента.
Пережив всплеск активности в 40-х, Тезиковка уже не сбавляла оборотов до самых 90-х. В позднее советское время рынок и приобрел свои "птичьи" черты. Причем, по размаху ташкентский рынок домашних животных не уступал своему московскому аналогу, хотя обычно на периферии Союза ассортимент товаров был беднее столичного. Особенно много тут было экзотических животных, которых в силу особенностей климата в Ташкенте содержать легче, чем в Москве. Всевозможные тропические рыбы, змеи, черепахи, попугаи и прочая живность тут продавалась, и по более низким ценам. Птичьему рынку Ташкент обязан и пополнением своей фауны - в речушке Салар и прилегающих арыках расплодились рыбки гуппи, которых кто-то из продавцов или покупателей, видимо, отпустил на вольные хлеба.
Из воспоминаний c форума aquaportuz.borda.ru: "Помню свою первую проданную рыбку. Это была голубая акара - подросток сантиметров в 6. Склеил я переноску небольшую (до сих пор она у меня стоит!), посадил свой первый опыт разведения в виде десятка акар, и пошел на базар (засунул переноску аж в дипломат!). Стоял, как бедный родственник. Мало кого интересовали мои рыбки, но где-то к концу базара наконец дождался своего покупателя, вернее покупательниц - мама с дочкой заинтересовались моими акарами. И что вы думаете - купили!!! Правда, всего одну... И, таким образом, я заработал свои первые трудовые деньги - целых ТРИ советских рубля! Эх, жизнь-жестянка! Как ее классно вспоминать!!!" (орфография и пунктуация оригинала)
________________________________________
Но, конечно, всякой живностью дело не ограничивалось. Постепенно набирал обороты и радиоэлектронный сектор барахолки. Ташкентский журналист Сергей Ежов, в советское время заведующий отделом права республиканской газеты "Правда Востока", а позже создатель интернет-издания "Узметроном", вспоминает: "Когда я собирался на Тезиковку, семья приходила в панику. Я тащил оттуда все, что нравилось, а нравилось всегда очень многое. Медицинские саквояжи - кожаные или из дерматина под "крокодила". Новые и старые, потрепанные и не очень. Патефоны и граммофоны, комплекты пластинок из серии "Петр Лещенко с гитарой", выпущенные в Харбине. Офицерские кожаные ремни со звездой в центре образца 1934 года... Ламповые радиоприемники "Балтия" и "Урал". Последний "ловил" в диапазоне от 19 метров, и по нему можно было слушать запрещенные тогда "Голос Америки", "Би-Би-Си", "Немецкую волну", "Свободу"… Магнитофон "Тембр" я тоже купил на Тезиковке. Килограммов в двадцать весом и скоростью 19 м/сек, в футляре из прессованной фанеры, он был воплощением мечты и казался вершиной технической мысли СССР. А еще книги. Помню, купил неполное собрание сочинений Ленина в красном сафьяновом переплете под редакцией Троцкого, Каменева и Бухарина".
В 1991 году Тезиковка пережила вторую волну ажиотажа, связанную с распадом СССР и оттоком из Ташкента русскоязычного населения. На блошиный рынок потянулись те, кому нужно было собрать деньги на отъезд в Россию, Украину, Грецию, Израиль.
________________________________________
Эли Катамон, с сайта "Проза.ру": "Прошли еще несколько месяцев, которые, связаны в моей памяти с огромным толчком, заполнившим несколько улиц в районе железнодорожного вокзала. "Русские" всех национальностей и я, в их числе, распродавали вещи. Электрички привозили из районов колхозников, которые деловито интересовались ценами, но у них самих денег было мало, да и наша европейская утварь была, в основном, им ни к чему.
Стою я как-то с рыбным блюдом дореволюционного кузнецовского фарфора, наследством прабабушки, у нас дома служившим по назначению (гефилте фиш на праздничном столе), но запрещенным к вывозу из страны как "художественная ценность". Подходит сельский узбек, долго разглядывает. "А барашка сюда положить можно?" - "Конечно". Начал торговаться. Хочет взять, буквально, даром. Я не отдаю. "А ведь вы, - сказал он, - все равно все нам оставите!". В нем говорила глубокая народная местная мудрость. Так, примерно, оно и вышло. Продав за бесценок две квартиры, "ливанский" участок и кое-что из утвари, побросав все остальное, одним из январских утр 94-го года мы приземлились в аэропорту Бен-Гурион" (орфография и пунктуация оригинала)
________________________________________
Маховик истории начал раскручиваться в другую сторону - теперь здесь торговали не новоприбывшие, как во времена войны, а убывающие, причем подчас они находились не в лучшем положении, чем эвакуированные - когда нужно было срочно достать наличные деньги, чтобы оплатить контейнер с необходимыми вещами, обустроиться на новом месте и так далее. По словам Валерия Печейкина, особенной популярностью в этот период Тезиковка пользовалась у рабочих авиационного завода имени Чкалова. Коллектив предприятия, оставшегося практически без заказов, а следовательно, и без средств к существованию, повадился на толкучку.
В начале XXI века узбекские власти всерьез взялись за упорядочение рыночной торговли. Не стало многих самобытных базаров, которые переехали в наспех отстроенные павильоны. Пострадала и Тезиковка - на ее месте нынче проходит трасса Малой кольцевой автодороги, а сама барахолка переместилась из центральной части города на самую окраину Ташкента, где на жилых домах еще осталась мозаика советского времени. Здесь, на отшибе, подпираемая заборами и железнодорожным полотном, легендарная барахолка продолжает свое поблекшее существование. Теперь только изрядно постаравшись, тут можно найти редкую антикварную вещь, например, портрет Леонида Ильича Брежнева, зато на прилавках полным-полно б/у-шных мобильников и компьютерных комплектующих. И все же, если вам нужны американские армейские ботинки за смешную цену в 50 долларов, это то самое место.
Фотографировать и производить видеосъемку на Тезиковке нынче запрещено, как, впрочем, и на большинстве других рынков Ташкента. Да и торговцы не столь жизнерадостны и разговорчивы, как раньше. Хотя заметно, что в них борются традиционные восточное гостеприимство и общительность с подозрительностью нынешних властей, которые в каждом чужаке видят потенциальную опасность. Только по выходным дням, когда к блошиному рынку добавляется и птичий, жизнь здесь начинает играть красками былого великолепия. Снять бы еще с нее постоянный пресс местного руководства, заставляющий людей скучнеть лицом. Китайская мудрость гласит: "Если не умеешь улыбаться, торговлю не открывай". Так пусть улыбаются. И торгуют.