Великий Тот решился умереть.
Другие мрут и он ничем не хуже.
Всего-то праздников рождение да смерть,
А Тоту праздник очень, очень нужен!
Иные праздники все были да прошли.
Родился, жил, любовь и то случалась,
Бывало, в заколдованной тиши
Вдруг, ни с чего брала и приключалась.
Тот становился сразу идиот
Цветочки нюхал, птичек разных слушал,
Но утешало то, что всё пройдёт,
И проходило. Тот как прежде кушал,
Ел, пил и жрал, нагуливая тело,
Чтобы любви дурацкой не хотело.
Все праздники проходят непрерывно,
Их преходящесть Тоту надоела.
Смерть не проходит... Это-то и дивно!
Не как любовь - была, и улетела.
К тому же в смерти Тоты хороши!
И, говорят, что их жалеют, плачут.
Бывает, искренне и даже от души,
А это праздник! Умираем, значит.
Савицкая... Ох, как она вздохнё-ёт...
И скажет проницательно - Я знала,
Что эта сволочь как-нибудь помрёт,
Но не дождётся, чтоб ему писала!
А Верочка! Нет, Верочку за скобки.
Тут предсказать что-либо невозможно.
Тот будет здесь предельно осторожный
Застенчивый, стеснительный и робкий.
Так, Дашкова... Красавица, вестимо,
Сторонница изысканных размеров.
Вздохнёт, конечно, что размерчик мимо
Утешится, что грубоват, к примеру.
Вот Яночка! Она-то оторвётся!
Любимица... Чего уж там скрываться
Махнёт стакан и сразу понесётся,
Чтобы от горя хоть кому отдаться.
Вишнёвая... С Татьяной всё сложней
Её и Пушкин, помнится, уважил.
На мёртвом Тоте горечь. То по ней.
Такая незабвенная пропажа.
Оксана Стомина... Тяжёлый случай.
Коса и камень. Не закончен спор.
Там, где-нибудь в кустах, вернее, кущах
Тот с ней продолжит вечный разговор.
Мой Свет, однако! Да. За скобки тоже.
Здесь личное, здесь очень тонкий лёд
Любовь и дружба, нежность и, похоже,
Она заплачет если Тот умрёт.
Но это грустно! А у нас же праздник!
Хороним Тота! Как он надоел!
От имени его Амур, проказник,
Уже всадил в сердца немало стрел.
И если бы Тот по'д руку не вякал,
Народ бы женский сразу весь заплакал.
Великий в смерти потирает руки
И предвкушает сладостную сцену:
Полина Лин, как бывшая Харуки,
С катаной и набором сюрикенов
Кошачьей поступью выходит на арену...
И надо же - приветик! Мёртвый Тот...
Валяется, скотина, и не дышит
Её танка, конечно, не прочтёт
И монолог учтивый не услышит...
Не поцелует, не обнимет... Гад!!!
И от пощёчины не будет харакири...
Недосягаемый теперь, чему и рад.
А как же ей без Тота на стихире?
Увы, увы... Оливочка у моря,
Застыв, глядит на лунную дорожку
И, как Пилат, хлебнув вина от горя
Заместо Тота нежно гладит кошку.
В степях Прибалтики наследница шатров
И табунов монгола Темучина
Слезу в бокал роняет... Виардо!
И сожалеет - не её мужчина...
Великий умер! Ну, и слава богу.
Всегда надоедает, кто живёт.
Лишь для живых все эти недотроги,
А умершему каждая даёт
Хоть толику любви и состраданья
И вечно запоздалого лобзанья.
Однако же хоть умер, меру знай!
Не утомляй читателя, покойник,
Несостоявшийся поэт и друг-любовник,
Уж если умер, так и нафиг, в рай!
И вот подходит эта, в балахоне,
Становится у Тота в изголовье,
Темнеет маска в чёрном капюшоне -
То Москвина, пошли ей бог здоровье!
Душеприказчик и телохранитель
Распорядитель Тота похорон.
Не обольщайтесь, снят предохранитель
И не один раздастся хрип и стон!
Ужо она-то вас не пожалеет,
Она вас тоже любит, как умеет.
Людмила Станева! Тебе и всем другим,
Кому великий, не жалея сердца,
Отдал тепло, пока он был живым,
Но он не солнце. Всем не отогреться.
Сгорел как маленький. Прощайте и привет.
Но, всё же, всё же, хоть на миг поверьте,
Что вас любили, любят! Даже в смерти
Иные звёзды посылают свет.
Уж вы простите, если против правил
Тот как умеет, так вас и поздравил!