1.
Страница белая жива.
Чему послужишь ты основой?
Какие нанести слова
на белый плат листа живого?
Страданье музыки самой,
лес опрокинутых деревьев
и сон сирени голубой
и золотые солнца перья.
О посети меня печаль,
пусть красота охватит душу,
чтоб не один еще корабль
постылую покинул сушу.
2.
Дуба даром не дам я -
дуба даром возьму.
Все пути мирозданья
нас уводят во тьму.
Только тот и свободен
кто, задвинув на речь,
пустоте соприроден,
каковой - не изречь.
Напоследок раздеться
и в себя заглянуть -
путь имеющий сердце
самый подлинный путь.
3.
Я воздух сумрачных черешен,
мой голос вкрадчив как змея,
на кронах отческих развешен...
О путник, посети меня!
Я был влюблен и околдован,
сражались с эльфами цветы,
когда благоухал и цвел он,
сей сад в котором - я и ты.
Его покинуть я не в силах.
Вдыхай же глубже, человек -
закончен век и гибнут гривы
глобальных, сумрачных дерев.
4.
Полудень, знойный и слепящий.
Молчим задумчиво давно
в беседке, в виноградной чаще,
вкушая вечности вино.
Порой, на неживые лица
наводят сумрак облака...
Молчанье длится, длится, длится
и не прервётся никогда.
И льётся свет неутомимо,
нисходит пух мерцая в тень.
И суета проходит мимо,
за чешуёй зелёных стен.
5.
Свалка солнечного лома
на отшибе бытия
смерть - предельная свобода
от всего, что вижу я
Воздух дышащий сравненьем
с мириадами миров
станет просто уравненьем
в математике богов
Что ж прочтём, честнЫе люди,
в райские входя врата?
Пусть надежды ПОЗАБУДЕТ
всяк допущенный сюда?
6.
Я расскажу кинжалом острым
тебе историю мою,
а дуги сабель словно косы
в ответ мне о тебе споют.
Мы будем драться осторожно
вплетаясь в вечер плотью тел.
Остер язык из темных ножен:
чуток запнулся - не у дел!
Но то не мне - тебе сердешный
внимать остаться в темноте
скалАм сырым, деревьям вешним
и тихо льющейся воде.
7.
Медузой ангелообразной,
люминисцентной и пустой
хотел бы бороздить пространство
я с потаенной красотой.
Я выражал бы телом страсти
вольней, чем душу - облака,
и нити солнечного счастья
тянул бы в мелких пузырьках.
А после - выброшенный бурей,
когда придет тому пора -
на камнях высох бы к полудню
и не оставил бы следа.
8.
Покуда движется перо,
лицо становится печальней,
мечты летят дорогой дальней
и сердце видит глубоко.
Как в лучезарном полусне
нас позабыли в запустеньи,
где дрейф пылинок - откровенье
и облик Господа везде.
О как же сладостно молчать,
не превзойти молчанья звуку,
ползут улитка и минута
и тонут в знающих лучах.
9.
Я кровью мою это золото,
смываю слёзы облегченья -
любой почувствует в ладони взяв
вес собственной своей вселенной.
Круженье листьев в белом солнце
подчинено одним законам
с горящим в Классики оконце
"На холмах Грузии..." где слово
лишь открывает нечто вечное,
лишь пропускает свет собою,
что и без нас струился речью
из глубины немого моря.
10.
Глаза навечно приоткрыты
и приотворены уста,
лишь ветра слабые порывы
колеблют прядку у виска,
в лучах пылинки золотисты
плывут сквозь комнату вотще,
навряд ли в жизни больше смысла,
чем в их привычной красоте.
Пускай же тёплый воздух ласков
и успокаивает нас,
да будет жизнь твоя прекрасна,
а смерти - безмятежен час.
11.
Нет, я не лист в саду пустом -
на древнем языке восторга,
любви и юности родном,
я изъясняюсь превосходно
и потому не одинок!
Но что мне общества отрада,
когда единственный листок
мне заменил все листья сада!
Мы вместе осенью падём,
порывом сорванные ветра.
И превратимся в чернозем
и я и он - одновременно.
12.
Ты стала старой и роскошной,
а ведь давно ль, императрицей,
взошла на трон (через окошко)
и кухню выбрала столицей.
Мы во дворце твоём за чаем
потонем в наслажденьи тихом,
осколки Бога, не скучаем
(был Бог на личности рассыпан).
Ни казней, ни интриг, ни денег,
ни утомительных законов -
утрачен смысл, исчезло время,
всё стало частью апейрона.