Я шел со своим одиночеством
По центру швейцарской столицы.
На родине нет уж пророчества,
Пустые унылые лица.
На январскую серость глазея,
Ощущая дыхание Берна,
Я подался в пещеру музея,
Чтоб забыться от грусти, наверно.
Я внимал кисти рыжего мастера,
Что любовно раскрасил пейзажи,
А поодаль висели блокбастеры
Модерновой сепии-сажи.
И насытившись кистью швейцарской,
Я смотрел на смотрящих на стены,
И узрел из сословья не царского
Симпатичную девушку-женщину…
Взгляд её поглощал неуёмно
Какофонию линий и цвета,
Для меня это странно и стрёмно,
В этом хаосе нет мне ответа.
Мы меняем свободу на знанье,
Любознательность путь в мышеловки,
Для абстрактного образованья
Я приблизился не очень ловко…
Я представить пытался, что видно
Ей в абстракции цвета нелепой,
Не дано мне... но мне не обидно,
Разделять все тенденции света…
Я бывал в галереях-музеях,
И Дали мне философ … и я,
На ликбез-просвещенье надеясь,
Предложил ей испить кофия.
Не сочла она это наездом,
Добродушен везде люд простой,
Согласилась она на английском,
Кофе выпить в ближайшем бистро.
И сказала, что пахну я дымом,
Догадалась, что я - славянин,
Ну, а запах, так то от камина,
В ресторации «Верде» - камин.
Мы, представившись, мило болтали,
О себе, о судьбе и друзьях,
Мы свободны – но это детали…
И добавили в кофе коньяк.
А она состоялась, как мастер,
Но последние несколько лет,
На искусство гончарное нАпасть,
Прокормиться возможности нет.
Мастерская закрыта… навечно,
Позаброшены глина и круг,
И с обидою первому встречному
Рассказать… ибо нету подруг.
Мы друг другу понравились, видно,
Но у каждого свой поворот –
Ей домой – это же очевидно,
Мне же в цюрихский аэропорт.
Мы встречались с ней трижды в Европе,
Ей понятна борьба, не мольба,
Мысль о боге в числителе дроби…
Одиночество – это судьба.
6 марта 2012 г.