Вьюга – прямо в лицо ошалело.
Сбить старалась, жестокая, с ног…
И упал он. И вдруг зазвенело –
Голос мамы (откуда?): «Сынок!»
И повеяло чем-то знакомым:
То ли русская печка с дымком,
То ль лампадка горит у иконы,
То ли пахнет парным молоком.
Это было давно и далёко
И как будто бы с кем-то другим:
Мать, уставшая, только с дороги,
С лёгкой грустью склонилась над ним.
Чуть взъерошив упрямые пряди,
Одеяло поправив у ног,
И с любовью по щёчке погладив,
Прошептала тихонько: «Сынок!»
Сколько трепета, нежности, ласки
В слове, только что сказанном ей.
И казалось, что жизнь – это сказка
И вокруг много добрых людей.
Он шагнул в этот мир, окрылённый,
С добрым сердцем и чистой душой.
Шёл дорогою непроторённой,
С гордо поднятою головой.
И в минуты, когда было трудно,
Силы кончились, больше не мог,
Слышал он, как какое-то чудо,
Голос мамы, шептавшей: «Сынок!»
Белым саваном степь укрывая,
Злилась вьюга, всем смертью грозя,
Он поднялся, почти замерзая.
Надо двигаться, медлить нельзя.
На лице, запорошенном снегом,
Вдруг, как искры, сверкнули глаза.
И остатками горького следа
По щеке прокатилась слеза.
В этом путнике, хилом и странном,
Вряд ли кто-то узнал бы сейчас
Фантазёра, героя экрана
И кумира кого-то из нас.
Где поклонники, почести, слава?
Где друзья, что не бросят в беде?
Жизнью сыграно лишь пол-октавы,
Остальное досталось судьбе.
Предан обществом, другом, любимой,
И отвергнутый всеми, один,
Он бредёт, вихрем вьюги гонимый,
Сын Отечества – брошенный сын.
Только мать, как всегда, понимает,
Принимает таким, какой есть.
Материнской любовью спасает –
Чувством, что неспособно на лесть.