Эта история случилась на самом деле, когда я была ребенком мне её рассказывала мама.
В блокаду она жила в Кронштадте с своей мамой и бабушкой.
Уже в двенадцать лет моя мама осталась совсем одна,
по Дороге Жизни её отправили в детский дом, в Киргизию.
***
Кронштадт. Блокада. Пушек голоса.
Тревожные сирены завывают…
И стаи Душ, летящих в небеса,
Дома печальным взглядом провожают.
Дрожит в буржуйке слабый огонёк,
Последних щепок горстку доедая,
И чтобы впрок согреться, кипяток
Мы в чашки наливаем вместо чая
Уже сожгли все стулья и диван,
Кровать осталась – нужно где-то спать,
Сгорел и папин старый чемодан,
А мама говорит: «Не унывать!»
Вдруг бабушка сказала – «Не беда!
Сейчас согреем наш холодный дом,
На койке посидим – не господа»,
Сказала и пошла за топором.
В углу стоял он… Мой индийский слон -
Большое кресло с круглыми боками.
Не верю я! Пусть это будет сон!
Ведь не бывают же слоны дровами.
…Им взрослым моё горе не понять,
Для них не горе это – ерунда,
Война научит многое терять,
Сейчас вот детство забирает навсегда.
Пока рыдала я в накидку со слона,
Из плюша красного с блестящей бахромой,
Слон умирал. Виной тому Война.
Спасал он нас от холода собой.
Вдруг мама закричала: «Ну, дела!
Сейчас устроим с вами пир горой!
Не плачь, родная, глянь, что я нашла,
Послушай, Валя, слон то твой герой!
Откуда в кресле столько сухарей?
Ведь кто-то же туда их положил,
А ну-ка, дочка, говори скорей,
Кто нам такое счастье подарил?»
Я вспомнила: задолго до войны,
Сейчас бы всё за это отдала,
Ворчала бабушка: «Вон рёбра все видны!
Вот как доешь, так и пойдешь из-за стола!»
Гулять ребята звали и тогда,
Сбегала я… Ведь не привязана к столу!
Хлеб оставался у меня всегда,
Но в кресле дырочка была одна в углу.
На всё про всё есть несколько минут,
Раз! И от хлеба не осталось ни следа!
Немало корок ещё в кресло попадут,
Но слон меня не выдаст никогда.
Бабуля прошептала: «Бог помог...
Увидел он, как мучаемся мы…»
А я подумала, чего же он не смог
Так сделать, чтобы не было войны.