Стирали линию судьбы
в ладони медленные чётки,
и проплывали у трубы,
казались призрачно нечётки
лоскутья порванных небес.
Струилась вечность между пальцев.
И Кто «Воистину Воскрес»
благословлял вот эти «пряльца»
и схимника в тесьме ветвей,
окрест худой, до дыр прогнилый
и этот шопот-суховей
с чуть слышным «Господи, помилуй»…
Рассвет… Шоссе… Звонарь притих…
Рекламный щит в клубах тумана, –
как будто Босха жирный штрих
на панораме Левитана.
«Шизгара» жжёт холодный брег
(мой «Siemens» редко мелочится),
и двадцать первый – «НАНО» век –
в век девятнадцатый стучится.
Бьёт дождь по прели жатой ржи,
по стенкам бора-истукана –
день растворяет миражи
на днище мутного стакана...
Всё реже-реже в низкий дом
такое же стучится небо.
Сигналит «тачка» за углом.
Ну, вот и всё, – как будто не был
среди кирпичной кладки скал
у Векового переката;
как будто Бога не узнал
в порфире русского заката.
Поеду. Через пять минут
на "лобовом" уймутся щётки,
и по ладони поползут
плетёные монахом чётки.