И по промерзшим улицам,
С луною на плече,
В остывших пальцах разминая стужу,
Я думала всё о твоём лице,
О том, что его тайны не нарушу.
Я выворачивала память, как могла,
На грязный снег, на онемевшие ладони,
Я подбирала, как чудак, слова.
Я разворочена, сильнейшей из агоний.
Здесь каждый встречный,
Нес в себе его,
Или моей души больной отображенье,
И вроде человек,
Но чаще он никто,
Я и никто – гармония скольженья.
Внизу услышат, наверху простят,
Опущенные так некстати руки,
И дни эти бездарно пролетят,
Суля непонимание и муки.
Основою основ, во мне заляжет спешка,
Как верный признак, притупления ума,
В ушах Арбенина, в руках Ахматова…усмешка.
Такие разные, но всё же зеркала.
Дыхание и губы спрятав, в шарф,
Я направлялась вновь под твои окна,
Разучивать движение теней: из кухни в шкаф,
Из шкафа, с сигаретой примыкая к стеклам.
И не было бы дня, как в прочем не было и ночи,
На выдох – ты, на вдохе ты – опять.
А мне бы вырваться из тошнотворных бредней,
И было бы прекраснее тебя вообще не знать!
Прости, что громко так тоскую по тебе,
Что посторонние мое целуют тело,
И если осуждение клеймом стоит на мне,
Свидетель Бог, такого не хотела.
Я видела тебя во сне однажды,
И даже там, ты был в руках другой.
Я наступаю на свою иголку дважды,
Судьба мной поиграла, я – судьбой.
Предательски сдается мой рассудок,
Под гнетом глупости чужой и суеты,
Неважно где, в любое время суток,
Меня преследуют твои слова, черты.
Ты вымысел, больная паранойя,
Что привнесла какой-то смысл и азарт,
Мгновения, здесь ничего не стоят,
Такой вот получился, персональный ад.
Тебя как наказание заслали,
Разбить моё железное злорадство,
Тебя они любовью обозвали,
Ногою дверь открыл, какое панибратство!
И ты мелькнешь еще не раз прохожим,
Ворвешься яркой вспышкою в глаза,
Из собственной, весьма потертой кожи,
Меня достанешь, рухнут небеса.
И разобьются тысячами капель,
О трещины, сухого тротуара,
В карманах спрятав лести карамель,
Уйдем.
Не друг, не родственник, не пара.