У него были бы вены-реки,
Безумно красивые вены.
Я бы видела в нём Эль Греко,
Я бы видела в нём Марка Твена.
...
И такой, чтоб всегда против гривы,
И такой, чтобы было: "Ой мама, я...
Я не знаю..." А он, мол "из всех некрасивых
Ты самая-самая-самая.
Рябиновая красавица.
Девочка".
Даже не "девочка", а "сестричка".
Он бы сварил варенье из шишек - оно никому не нравится,
И всех бы им пичкал.
Еловая гадость в банках без крышек.
"Девочка. Невеличка. Ты вообще меня слышишь?!"
Я бы не слышала. Он бы орал во всю глотку,
Орал ещё громче при слове "тише".
Варенье из ёлки шло бы под водку.
Я бы любила его по наводке
Всех его предыдущих,
Всех от бедра идущих.
Закладывало бы уши.
Он бы сказал, чтобы я не писала книг -
Я бы послушалась,
Я бы послушала его рык.
Он был бы против всех женских требований по ГОСТу,
Смотрел бы сверху
Вне зависимости от роста,
Умел бы делать, чтоб было безумно просто,
Даже квантовая хромодинамика.
А из моих динамиков
Лился бы его голос, жгучий,
Такой, чтобы не переслать по почте,
Такой, что никогда не разучишь, и хочется укусить за мочку.
Точный-преточный.
Первичный такой, без фальши.
Он бы не нравился мне. А дальше -
Я бы любила его.
- Очень.