Егор Мирный - http://stihi.ru/avtor/knightofcydonia
УФА, 28 лет
Главный редактор конкурсного проекта "Семь Дней" http://stihi.ru/avtor/ctvmlytq1
Редактор литературного журнала "Окна" http://stihi.ru/avtor/litokna
1. на стеклянном стуле
сидишь на стеклянном стуле и называешь это бессмертием.
другой бы назвал попроще: бессонницей или оставил бы без названия.
осмысливать собственное существование становится делом третьим.
это словно играть с Богом на раздевание
и неожиданно выиграть, а потом
вспоминать, кто же был твой соперник, озираясь растерянно.
пока жизнь не раскрылась и нет повода думать, что она цветок,
можно ухаживать за другими растениями.
на стеклянном стуле на заснеженной поляне под открытым замёрзшим небом
сидишь, будто веришь в то, что небо открытое, а стул стеклянный.
если вдруг спросят тебя о тех, кто захоронен в тишине твоего снега -
сменить поляну.
так вот сидишь, сидишь и начинает порой казаться,
что будущее тебя потеряло, а прошлого никогда и не было.
все печали этого мира умещаешь в паре абзацев,
заполненных пробелами.
долго дышишь на небо, пока на нём не проявляются
надписи самого глубинного содержания,
чтобы их прочитать,
прикладываешь к небу ладони, и на твоих пальцах
отпечатывается пустота.
теперь-то и ты понимаешь, что даже те, кто не спит - давно уснули,
что в этом гипнотическом мерном гуле
не спать невозможно.
вот проснутся они, а ты сидишь на стеклянном стуле,
просто сидишь на стеклянном стуле
и улыбаешься.
2. дельфины
смирившись с тем, что "влюблён" - это статус, а молоко бывает птичьим,
пересмотрев в сотый раз "Бездну" и другие любимые фильмы,
погружаешься в пучину фантастического безразличия,
а там - дельфины.
и так они ластятся к тебе, так пробуют тебя на запах,
словно выясняют, сколько в тебе рассеяно пыльцы света,
а ты не помнишь себя от счастья, потому что не будет уже никакого
"завтра",
будет - вера
в то, что нет ничего разумного, есть только смерть и танцы,
не захочется больше выяснять, какими чувствами ты болен:
чувствам бесполезно сообщать, как они называются,
болезням - тем более.
дельфины подбрасывают тебя в тёплый космос, курлычат что-то, наверное,
радуются.
привыкаешь к невесомости, к мягким плавникам, а вдалеке сквозь рыхлый
пар виднеются
твои детские книжки, утонувший брат, любимая девушка под капельницей,
фабрика Уолта Диснея.
3. В ноябре
Забудь о том, что сбудется/не сбудется,
Что время захлебнулось ноябрём,
Иди, бреди по выщербленной улице
В чужой, дождями выбритый район.
Ты думаешь о том, что всё изменчиво:
И страсти,
и тревоги,
и ты сам.
Да кто тебе сказал, что осень - женщина?
Она ребёнок:
может быть - пацан,
Сбивающий рогаткой неизбежности
С беспечности ершистую листву,
А может быть - девчонка,
та, что бесится,
Кричит и спорит -
бестия,
тайфун.
Ты в косы ей вплетаешь мысли праздные
О том, что не судьба
и не дано,
Не тот маршрут
и нет пути обратного,
Что прошлое как бездна за спиной.
Но рвётся из-под рук растрёпа,
с песнею
Уносится вприпрыжку - догони!
Я в ноябре проделывал отверстие.
Я знаю, что там -
небо и огни.
4. на заоблачной станции
после меня ничего не останется,
после меня совершится потоп.
матовый свет на заоблачной станции,
голый простор,
воздух былого, что угли за пазухой.
кто-то бесплотный виски мне сожмёт,
станут о жизни подробно рассказывать,
но без имён,
словно о музыке без композиторов
или о небе, не знающем птиц.
вдоль голосов этих, тёмных, пронзительных
буду идти
в белую мглу, где свободой очерчено
то, до чего не касается взгляд,
дальше, чем всё, что имеет значение,
дальше, чем ад.
детством пахнёт и любовями рыжими,
слово, теплея, вздохнёт чуть вольней,
станет беззвучным, но чутким и слышимым,
будто во мне.
так полоса из живого молчания
перечеркнёт и надежду, и страх,
чтоб отпустить за пределы отчаянья -
дальше, чем рай.
5. сосновый лес
ты приходи ко мне, сосновый лес,
как лысая гора до магомеда.
мы будет жечь, как полиэтилен,
слова, что нашептала ойкумена.
и станут капать жидкие огни
в сухие дебри жизни первозданной.
что смерть - она не копоть и не гниль,
она что вечность, так же постоянна
и глубока, но вкрадчивей на тон.
ты приходи в мои глухие нивы,
сминая время - немощный картон -
врастая в свет, горячий, витаминный.
входи в мой чёрный войлочный вигвам,
не прикрываясь куцыми ветвями,
мы будем красотою называть
всё то, что долгой полночью завянет,
оставив над водой сосновый дух,
неотличимый от Святого Духа.
и в эту воду нищие войдут,
и будет им вода лебяжьим пухом,
волнующим тепло до самых пят.
я, вглядываясь в их кривые спины,
пройду чуть свет по краешку себя,
сливаясь с белым воздухом и глиной.
6. ненасытные дни
счастья нет, хотя казалось вот-вот.
это где-то без пяти тридцать лет.
полдень жизни, или вроде того.
город тула или, может, смоленск.
память тонкую, что девичий сон,
притесняют ненасытные дни.
под ладонью затихает висок.
шепелявит раритетный винил.
бродит юность, бредит, щурится в даль
близоруко. ничего не болит.
полночь. падает картинно звезда
и отскакивает от земли.
7. фарфор
лампы фонарей в горячей глине,
долгое фарфоровое "до",
где Тарковский вылепил Феллини,
и они достраивают дом,
и у них тепло зажато в лёгких,
и в глазах зажмурен белый свет.
просто всё: от мыла до верёвки,
от любви до дырки в голове.
на Тарковском - светлая рубаха,
на плече Феллини - попугай,
он блестит от солнечного праха,
клювом раздвигает берега
млеющей под копотью речушки.
на безрыбье тонет человек -
ждут его карбидовые души
и косматый ангел Гулливер.
где Тарковский балует Феллини
поцелуем в детские уста,
на пересеченье слов и пыли
есть ещё свободные места.
8. альбатросы
я помню: мы ловили альбатросов
на слёзный запах безымянных женщин,
которых гальванические осы
кусали в эбонитовые плечи,
в сухие нёба, в войлочные шеи;
потом в сердца вонзаясь, умирали
и падали в сердечные ущелья
по длинной электрической спирали,
и вылетали снова, торопились.
под сумраком смеялось и зудело.
нам выпадала молодость обильно,
перемежаясь небом то и дело
с бумажными приколотыми снами,
на них мы рисовали свет и пламень,
которые угадывались нами
за чёрными тяжёлыми цветами,
склонившими бутоны в знак вопроса
кому-то в чреве высушенных вод,
где мы ловили блох и альбатросов,
но так и не поймали никого.
9. время цветов
было время цветов, питающихся цветами,
каждый новый день начинался с того, что не заканчивался вечер.
молчаливая соня от горластых горничных в тайне
выращивала жемчуг
в ушных раковинах своей младшей сестры,
которая видела только соню и которую видела только соня.
они могли целыми сутками друг на друга смотреть,
пока не становилось больно.
их анемичная, свет износившая мать
в прошлом - летала /яблочная фея в отставке/,
в настоящем - варила из жемчуга едкую мазь,
выводила у сони сердечные бородавки.
папы не было дома, и не было дома у них,
всё происходило на фоне пульсирующей акации.
соня знала наперечёт предстоящие дни,
записывала их на кассету и прокручивала у себя на пальце,
в плотоядном тумане собирала по косточкам тех,
кто лежал там с откушенными головами, с небесами проломленными,
кто до них не дошёл, кто не очень-то и хотел.
было время кузнечиков, насаженных на соломинки.
10. переходы
знаешь, оливия, гладкие переходы
из пеленальных комнат в глухие воды,
где пузырится свет, облекая в пену
наше бессмертие. сколотые ступени,
тканевый воздух, вышитый небосводом,
скоро, оливия, только умри - и вот он,
вспоротый сизарями цветёт и дремлет.
ты ли из глаз моих вынимала землю,
ты ли мне чёрным лебедем в спину билась,
твой ли рубиновый голос горчил рябиной?
выклюй, оливия, из мирозданья осень.
некого тут прощать: на прощёных возят
айсберги городов и вулканы храмов.
тот, кто спасён тобой, тот смертельно ранен.
воин из памяти, бог из живого металла,
я бы остался с тобой, но меня не осталось.
11. не обращай внимания
да, не надо, не обращай, незачем,
давай забудем, какие мы с тобой вероломные,
какие мы друг другу первые встречные,
голодные.
сердце - это просто орган для перекачивания крови, помни,
ну стучит, ускоряется, захлёбывается - бог с ним.
а кто-то из нас второму не ровня,
неровный.
ты, наверное, жажда,
вот смотрю на тебя и думаю: ты жажда,
моя тёплая жажда,
я смотрю на тебя так, как будто бы совершаю кражу,
нет, это именно что настоящее, как раз важно.
а так и не скажешь.
а так и не подумаешь. да мало ли.
такая маленькая, тоненькая, с далёкой улыбкой, с холодными ногами.
эти реки текут в тишину. знаем - плавали.
ты нравишься моей маме,
хотя она почти ничего о тебе не знает
кроме того, что ты дорога мне,
что ты дорога мне,
что ты
родилась в мае,
а я, наверное, в мае умру
без тебя,
тебя и подобных тебе проклиная.
только
не обращай на меня внимания.
12. перечитай
переливай из пустого в незрячее
через себя дальше слов перегнись
вот оно время лесное стоячее
вот она жизнь
по чурбачкам растащи настоящее
на золотом оставляя круги
перетекай из немого в горячее
и обожгись
угомонись распрямись опоясайся
прошлому в оспинках лоб не чеши
радуйся что перерос но не радуйся
что пережил
как бы и что бы закат не оканчивал
перебалуй себя переиграй
и укачай в своём сердце обманчиво
маленький страх
так про себя обо всём тихо шёпотно
или поверь или верить устав
но прочитав на страничке оборванной
перечитай