past indefinite

 
Везувий времени сжигает нас дотла.
В растущих городах блуждаю, как в руинах,
где призраки друзей чредой невосполнимой
идут навстречу мне, шепча: – Я был.. – Была...

Нас, данников земли, земная жизнь гнала
сквозь тощий дым надежд в отечестве чужбинном.
Ничтожному служа под бесовщину гимнов,
любовь и ненависть распались, как зола.

Лукавый каин-век, кровавя окоём,
испепелил труды души и веру в братство.
Осталась только мысль – с пристрастьем алебастра
отлита в слепок с нас, сгоревших здесь живьём.

Мысль дышит и растёт –  питается огнём
отчаянья, что жизнь была напрасной.
Правдив ли миф, что средь пустыни праздной
базальт, слезоточа, рождает водоём?