Такой обычный дом, а тянет, как в мясную:
до завтрака, впотьмах, почти по-воровски.
Там спросят: «а зачем?», но я не обосную,
и вряд ли бы зашёл, но старые замки
никто не поменял. Я знаю этот прикуп,
мне хочется сыграть: найти и стибрить кость.
Я мог бы обнаглеть – да, мог бы, но по вскрику б
я понял, что не я желанный в доме гость.
Меня опять простят, а значит – отрекутся,
но псу не привыкать ни к ласке, ни к пинку;
залаю на восход, где прячется якудза
и сакура кровит, как рана на боку.
А так – я человек, и в чём-то я виновен,
но чтобы мне сейчас воскреснуть невзначай,
должно случиться шесть (всего-то шесть!) хреновин:
весна, жена и дом, торшер, блокнот и чай.
Взаймы не попрошу, и это будет свинством:
мол, сам ворвался в жизнь и сам же онемел.
Я только подожду, когда дотлеет Winston,
и левым рукавом сотру в подъезде мел.
Я чей-нибудь герой и чей-нибудь обидчик,
но где бы я какой кусок ни отхватил,
нет-нет, да и храню коробки из-под спичек
и ржавые ключи от брошенных квартир.
2012г.