Рассказы Кашиной М. Т. Рассказ о людях нашей дерев

Алексейив Кузнецов
 
Рассказ о людях нашей деревни

Да, в наших Чёрных Грязях много
Забавных мужиков и баб,
Кто смачно кроет в мать и в бога,
А кто насчёт бутылки слаб,

Кто пару слов связать не может,
А кто как соловей речист,
Из баб – кто держится не строго,
А кто и на руку не чист…

А вы паромщика видали?
Микола Мокрый, вечно пьян,
Но это так его прозвали,
Вообще он -  Голубев, Степан

По пьяни наш паромщик Стёпка
В воде бывал несчётно раз,
Добро, что плавает как пробка,
Или как этот, пенопласт

Что-что, а плавать, брат, умеет,
Не даром у воды живёт,
Да он и с жёрновом на шее
И то, наверно, поплывёт

Известен он у нас не этим,
А тем, что кроет в гроб и мать,
Ведь матерщинника на свете
Сильней Миколы не сыскать

Мужик, конечно же, без мата
Двух слов не сможет вам связать
И для него ничто не свято,
Ни богородица, ни мать,

Чем-чем, а руганью богата
Речь деревенских мужиков,
Микола ж наш, он кроме мата,
Других совсем не знает слов

Но что, однако же, занятно:
Сплошная ругань, мат, - скандал,
А что хотел сказать – понятно,
Как будто по-людски сказал…

Доярка есть у нас, Петрова,
Что на краю села живёт,
Не даст тебе сказать ни слова,
Всегда строчит как пулемёт

В минуту слов наверно тыщу
Она свободно выдаёт,
Но правды в них никто не сыщет,
Всё до едина слова врёт

За это ей прозванье дали
Брехаловка. В деревне, тут,
Коли удачно вас прозвали,
Уже иначе не зовут

Двенадцать лет Петрова Кларка
Слыла у нас передовой,
Была известная доярка,
Имеет орден за надой

А как всё было? Нам сказали,
Что надо опыт произвесть,
И из райкома приказали
Коров всех лучших в группу свесть,

Создали сносные условья,
Да вволю дали им кормов,
Для небольшого поголовья
Не пожалели закромов

Дояркой на той группе новой
Тогда Брехаловка была,
Ещё бы – лучшие коровы –
Вот так к ней слава и пришла

А ларчик просто открывался:
К ней часто ездил той порой
И до утра здесь оставался
С райкома секретарь. Второй

Теперь понятно, как всё было?
Деревня знает вся о том,
Как орден вдруг она добыла,
Каким стахановским трудом…

Недалеко от переправы
Василий Воронов живёт,
Мужик хозяйственный, исправный
И до беспамятства не пьёт

Весь род их старый, всем известный,
Живут в деревне искони,
Всегда вели, в понятье местном,
Хозяйство крепкое они

Был раскулачен в тридцать третьем,
А после сослан Фрол, их дед,
Добро, что ни жена, ни дети
Не высланы ему вослед

Василий, после службы срочной,
Вернулся в свой родной колхоз,
Жену – хохлушку, между прочим,
Из-под Полтавы он привёз

Они в подворье и колхозе
Тяжёлым занялись трудом,
С утра всегда в грязи, в навозе,
Но полной чашей стал их дом

За то ль, что он не пьёт с устатку,
Всегда на всякий труд ретив,
То ли завидуя достатку,
Но недолюбливают их,

Их куркулями называют,
Их сторонится наш народ,
У нас ведь тех подозревают,
Кто не ворует, да не пьёт

Когда настало лихолетье,
Кругом разор, раздрай пошёл,
Году так в девяносто третьем,
Василий в фермеры ушёл

Тогда в его хозяйстве были
Враз восемь пар рабочих рук:
Он, дочь, жена, два сына жили,
Невестка, зять и старший внук

Василий фермерствовал смело,
Завёл коров, свиней, овец,
С умом повёл большое дело,
Тепло устроился, стервец

Сажал капусту и картошку,
На сыроварне сыр варил,
Всем занимался понемножку,
В пруд даже карпов запустил

И до того он разошёлся,
Удумал ветчину коптить,
Но укорот ему нашёлся:
Приехали, чтоб запретить

С районной СЭС. Коптить не дали,
Закрыли ту коптильню, знать…
Но, впрочем, сами намекали,
Что можно… если в лапу дать…

С гордыней нет у Васьки сладу,
Ни с чем уехали они…
Но, впрочем, так ему и надо,
Не слишком лошадей гони!

А то почувствовал свободу!
Да руки бы ему связать,
Когда живёшь среди народу,
Из ряда неча вылезать!..

Да, вот ещё Иван Опёнкин,
В деревне Бабником зовут,
Такой ледащий мужичонка,
К тому же пьяница и плут

И лодырь. Метра с кепкой росту
Не будет. Вроде так, но тут
От баб отбою нету просто,
Ну, прямо косяком идут

Его, озлившися, бивали
Аж смертным боем мужики,
Да толку нет. Поотбивали
Себе напрасно кулаки

В нем, видно, что-то есть такое,
Что баб как мух на мёд влечёт,
Известно, дерево кривое,
Оно обычно в сук растёт…

Наш председатель, Галкин Колька…
А впрочем, не с него начать,
В колхозе их бывало столько,
Не хватит пальцев сосчитать

Сортов  различных, значит, были,
И дураки, и подлецы,
И бабники, зануды, или
Как их, кулачные бойцы,

Что кулаком стучать любили
На это их хватало сил,
А стёкол на столе побили!..
Один столешницу пробил

И все приходят и уходят,
Они здесь долго не живут,
Иные в городе нашкодят –
На исправленье к нам пошлют

Да кто их помнит, тех долдонов,
Сошли, как иней поутру,
Полно их было пустозвонов,
Поверьте, я совсем не вру

Не так давно нам разрешили
Самим себе главу избрать
И для того мы поспешили
Собранье общее собрать

Там было много разных споров,
И кто-то, то ли смеху для,
Или показывая норов
Сказал: «Поставим Куркуля!»

Но быстро все сообразили;
Нельзя нам Куркуля избрать,
Коль председателем Василий,
То уж ни пить, ни воровать!

И Кольку Галкина избрали,
Он нам во всём пришёлся в масть:
Излишне пьяным не видали,
И мог по мелочи украсть

Но время шло, менялся Колька,
Он начал крепко выпивать
И совесть потерял настолько –
Стал, не стесняясь, воровать…

Такая жизнь в деревне, бабы,
Порой подумаешь, аж жуть,
Что шаг, то рытвины, ухабы,
Как до погоста дотянуть!..