мы потягиваем фляжки за здрасте
вразнохлёб, не вынимая со рта
из окна, что лихо вывихнуто настежь
на меня сочится мгла, темнота
я испачкан в чём-то горьком и клюквенном
мои зубы разминают гарнир
старец с миною на редкость ублюдковой
жирным пальцем мне лоснит воротник
трижды иссосанной мятной конфеткою
с уважением плюет мне в лицо
утирает губы мятой салфеткою
то по отчеству зовёт, то подлецом
мы дерёмся, в нас вонзаются раковины
и осколки керамических блюд
он хватает нож за рукоять лаковую,
с дикой злобой направляет мне в грудь
громыхает, раздувается сердце
брызжет кровью на калёную сталь
и свежи, и горячи аки бесы
пляшут устрицы у старца в устах
я с досадой оседаю на табурет
темнотою червоточит окно
завсегдатаи трезвеют и требуют
не сдыхать, не заплатив за вино
все сливаются, дрянные, сигарые
превращаются в кипучую ртуть
со столов и барных стоек соскальзывают
и уносятся во мглу, темноту
улеглись в груди предсметрные распри и
не трепещутся дыханьем усы
открывают предо мной створки райские
устрицы