Фотография, на которой ты умерла
Я люблю свою младшую сестренку. Маленькую Шарлоту Рихтер. Ей всего четыре года, но в ее широко открытых голубых глазах поселилась вселенская боль. Моя Шарлота давно перестала улыбаться, кожа ее бледнела, а когда-то лучезарный цвет ее глаз мутнел с каждым днем. Становилось страшно прикасаться к ее хрупкому костлявому телу, казалось, она может рассыпаться от легкого прикосновения.
Последние две недели Шарлота проводила, не вставая со своей кушетки. Рядом стоял стул, на котором мать с крайне обеспокоенным лицом проводила дни и ночи. Почему-то мне очень запомнился солнечный свет, отблескивающий от круглых очков матери. Дрогнувшие губки Шарлоты, слова, произнесенные с явным усилием: «Лучик. Мама, солнце растопит лед» После этих слов малышка уснула.
Тогда я совершенно ничего не осознавала. Я не имела сведения о том, что такое смерть. По рассказам старших, я знала только, что когда человек умирает, его душа уходит на небеса, и он покидает нас. Как это объяснить физически? Боже, я таких-то слов даже не знала. По моим детским меркам умирали только старики. А как они умирали? А черт их знает, никогда не задумывалась.
Спустя пару дней я увидела на лице Шарлоты узкую ленту алого цвета. Я сразу поняла, что это кровь. А кровь – это всегда боль, знала я из своего скромного жизненного опыта. Забравшись под одеяло рядом с сестрой, я будто ощутила легкий ветерок. По моему телу побежала дрожь, а кожа, в свое время, покрылась мелкими пупырышками. Стало холодно, и мне вспомнилось как в морозные и темные ночи мы с Шарлотой обнимали друг друга. Ее маленькие ручки обвивали мою шею. Эти ручки такие теплые, такие нежные…
А где сейчас это тепло и нежность?
Мне ведь ее так не хватает. Я так соскучилась по ласке и пониманию.
Взор широко распахнутых глаз Шарлоты довольно давно сфокусировался на, протекшем и покрывшимся грибком, уголке потолка. Уже прошла минута, но за это время она еще ни разу не моргнула. Глаза казались совсем ненастоящими, стеклянными и неподвижными.
Сноп спутанных каштановых волос рассыпался по выцветшей наволочке. Одна из ее крохотных ручек покоится на впалом животе, другая же вывернута под совершенно неестественным углом, лежит на простыне. Они такие же неподвижные, как и глаза ее, как и все Шарлота. Такая маленькая и истощенная.
Нечастная.
Я обняла ее так крепко, как не обнимала, пожалуй, никогда раньше. В сердце моем поселилась невнятная тревога, пока еще я даже понятия не имела, чем же она обоснована.
Приложив ладонь к бледной щеке сестренки, я почувствовала прохладу, хотя нет, скорее охлаждение. Проведя по ее лицу вверх, теперь уже, я ощущала испарину. Такую холодную влагу, походящую на утреннюю расу.
Придерживая голову, Шарлоты обеими руками, я развернула ее к себе. Смотря белоснежное лицо, на котором застыло выражение боли, безнадежности и печали, мне захотелось ее согреть, обрадовать, сделать ей приятно. Чтобы она обратила на меня внимания, и чтобы опять все было как прежде.
Быть тем лучиком, что растопит ее лед.
Прижимая маленькую Шарлоту к себе, я припала губами к ее лицу и сразу же почувствовала соленный металлический привкус на губах. Ах, да, кровь, точно.
Тонкая алая струйка из носа Шарлоты багровела на глазах, сворачивалась и пахла как мой потерянным и ржавым крестиком, который я, к своему великому счастью, нашла через месяц под преющим листом. Именно тогда благородный металл обладал столь необычным запахом.
Сделав глубокий вдох, я запустила пальцы в волосы сестры. Я не знала, что собираюсь сделать. Я вообще ничего не знала. Я лишь хотела, что бы все было как раньше.
Хочу, чтобы Шарлоты снова улыбалась.
Хочу, вновь слышать ее звонкий смех.
Хочу, хочу, хочу…
Мама рассказывала сказки, рассказывала их дождливыми бессонными ночами. Наверное, для того, что бы нагнетающее и беспокойное чувство ушло прочь из наших крошечных сердец. Однажды, одной такой ночью, когда в оконное стекло беспорядочно барабанили тяжелые капли, а в душе преобладало смятение, мама рассказывала историю.
Сказку о красивом и знатном молодом человеке, поцелуем пробудившем из «вечного сна» свою возлюбленную.
«Вечный сон» а что это?
Никто из взрослых никогда не отвечал именно на этот вопрос.
А может у Шарлоты сейчас именно этот сон? Сон, который не отпускает ее?
Я ей помогу. Я люблю ее.
Биение сердца стало ощутимо. Я чувствовала эти удары венами левого запястья, определенно, они учащались. На секунду я задумалась, что сердце Шарлоты тоже должно биться, а кровь пульсировать по венам к сердцу и по артериям от него.
Но так ли это? Я не знаю…
Прикусив ее нижнюю губу, я ни чувствовала ничего. Даже дыхания, о каком отклике вообще может идти речь?!
Когда же я закрыла глаза, в голове замелькали картинки. Картинки, походившие не фотографии, на всех их мать с отцом соприкасались губами и их языки сплетались воедино в порыве страсти, что впоследствии называлось «выражением любви».
Я поняла, что именно этого сейчас и желаю.
Обязательно растоплю ее лед, и у нашей сказки будет безоблачный и счастливый конец.
По ощущениям, видимо, губы Шарлоты все были в мелких трещинках. Шершавые и бездушные, а еще очень сухие. Коснувшись ее языка, неумело стараясь его оживить, я ощутила неожиданную пустоту, а еще очевидную, для знающего человека, неподатливость. Ледяную печаль, заполняющую меня, будто Шарлота хочет поведать мне о своей неисчерпаемой печали и боли.
Испугавшись чего-то, я отстранилась, и сразу же запуталась ладошками в ее спутанных волосах. Мне казалось, Шарлота не хотела, чтобы я оставляла ее. Казалось, что она боится сейчас остаться одна. Казалось, что она, таким образом, подает знаки.
Мол, оживи меня, на этот раз получится.
Когда же я вновь стала целовать эти соленые губы, распахнулась дверь.
Это вошла мама. Закричав что-то нечленораздельное, она мигом оказалась возле кровати, резким рывком она стащила меня от туда, а когда я оказалась на полу, влепила мне мощную пощечину.
-Убирайся отсюда, немедленно уходи!- Кричала побледневшая и перепуганная женщина.
Когда я убегала прочь из комнаты, качало меня во все стороны. Теперь уже, я ощущала, что сердце колотиться где-то в районе пяток.
Я не понимала, что же сделала ни так, что вызвало у матери такую жуткую реакцию
ЧТО ПРОИСХОДИТ?
Мать с дикими криками рухнула на пол, заливаясь горькими слезами. Длинные и непослушные каштановые волосы, такие же, как и у Шарлоты, прилипли к ее мокрому и несчастному лицу, полному отчаянья.
- Вильгельм! Вильгельм!!!- кричала она, едва и не срывая голосовые связки.
Спустя пару дней, небо буквально разрывалось от слез.
Дождь лил стеной.
Я лежала в маленькой кроватке на чердаке, до сих пор пытаясь понять, что же, черт возьми, творится.
И до сих пор безрезультатно.
-Габриель,- послышалось с лестницы,- надень свое белое платье, которое мы с матерью недавно приобрели для тебя. Причешись и выходи к нам, для завершения картины, нам только тебя и не хватает.
Всегда деловой и равнодушный тон отца напоминал о его профессии, по любопытной случайность соответствующий с его фамилией. Вильгельм был известным в этом городке судьей.
Приведя себя в порядок, я стала спускаться по лестнице. Ноги совсем не слушались, вечно путаясь в длинном кружевном подоле, я едва не падала. Каждый шаг был неуверенным и осторожным.
Когда же я вошла в гостиную, перед моими глазами находились мама, папа и сестра.
Шарлота неестественно восседающая на кресле, тоже одетая в пышное праздничное платье. Лицо ее было точно восковое. Глаза широко раскрыты, но как-то впавши в глубину отверстий, не успевшего отвердевать, черепа. Несвойственная живым людям бледность и даже голубизна ее кожи заставила меня поежиться.
С ней, определенно, что-то ни так
Да, даже не что-то, а все.
Это уже не моя любимая сестра, это бесчувственная фарфоровая кукла.
Напротив этого кресла стоял большой фотоаппарат на длинных ножках, спрятавшись за шторкой, отец попросил меня сесть между матерью и Шарлотой.
Я нехотя направилась в сторону дивана, сев рядом с матерью, я заметила в ее глазах накатившиеся слезы. Она всеми силами сдерживала их, и если она заплачет, весь ее плотный макияж пойдет ко всем чертям.
-Возьми ее за руку,- прошептала мать.
-Да, конечно…
Положив свою ладонь на ее, я ужаснулась стуже ее плоти. Глубоко вдохнув воздух, я почуяла терпкий и неприятный запах. От этого всего в горле появился громадный ком, а в глазах почернело. На мгновение я потеряла сознание. Но только на мгновение…
А может мне, и вовсе, показалось.
Сверкнула вспышка.
Все, конец, реконструкция закончена.
Все могут выйти из своих ролей и быть собой.
Сжимая в руках черно-белое фото с потрепанными краями, спустя десять лет, я задумалась о смерти, столь странной и своеобразной традицией воссоздания прототипа жизни на мгновение. О смысле сохранения последней памяти усохших, считая, что душа мертвого члена семьи вселиться в образ на посмертном фото.
Откинув густые черные, смоченные слезами неба, волосы, я задумалась уже теперь о любви.
О любви к мертвым…