Черным грифелем жаркой ночи чужой земли
Заштриховано небо так, что саднит глаза,
Замурованы в доков карцеры корабли –
Ты ему смогла отказать.
В душном трюме, в плену кандалов на тугой резьбе,
Ты рвалась с той цепи на север, в соленый наст,
Назначая повторную встречу своей судьбе
И не веря, что здесь она.
А потом – нарядили в шёлк-бархат и органзу,
Повели на смотрины тебя, как ведут собак:
Показать все возможности да прикусить на зуб…
И века было только так.
Муэдзинов унылое пение, крик менял,
Яркость улиц и солнце – кошмары из детских снов.
«Поведут пусть сегодня другую, пусть не меня…
Мне не надо его даров».
И крадется тихонько рассвет, а пока свеча,
Забываясь, мечтая о снеге, безвинно спит.
Утром рано позвали усталого палача,
Он разбил кулаком гранит:
«Не могу, не желаю, а мудрый велит Восток
Всех наложниц строптивых казнить и топтать их кровь,
Господин, ну её хоть помилуй! Не будь жесток,
Ведь прекрасней она цветов…»
Но сурово ответил султан: «Я не потерплю,
Что девчонка порочит и имя мое, и честь,
Я в глаза ей сам плюну и голову отрублю,
Будут тело в зверинце есть!»
Ты стояла, слушала – словно и не жива,
Как валун у воды, как у леса седой бурьян…
Через час сквозь тебя молодая росла трава –
Запах терпок, и цвет багрян…