Перед рынком, у ворот – как на паперти –
пришлая цыганка льёт речи патокой:
"Счастье, сладкая, тебя ожидает.
Дай-ка ручку, я судьбу распознаю".
"Да откуда тебе знать, - отвечаю, -
Хочешь, я тебе сама погадаю?
Ой цыганочка моя черноокая,
ты ведь, видно, и сама одинокая.
И судьбинушка твоя неприкаянна,
Вон, глаза полны тоски и отчаянья.
Ночка тёмною была, сладострастною,
только к преданной любви безучастною.
Принесла в подоле в табор.
Ребёночек рос на воле –
без отца от пелёночек.
В юбках ярких бродишь с сыном по свету ты,
за обман твой платят звонкой монетою,
а очнувшись, не с добром вспоминают,
очи лживые твои проклинают.
Век ходить тебе, цыганка, бездомной,
тосковать по конокраду-барону,
умываться дождевою водою,
состязаться в предсказаньях с судьбою".