От самого же Ставрогина осталась лишь мёртвая маска.
Эта маска бродит среди порождённого некогда живым лицом беснования.
Маска мертвеца-Ставрогина и беснование из него вышедших, им истощённых сил!
Н. А. Бердяев
Улицы в сукровных белесах Лазаря,
Кипят ворохи бурой слизи и слюд;
Небо льдовое лиловым залила заря,
Ветви нагих деревьев воздух рвут.
Прозрачная конница ветра несётся,
Закусив удила проводов, искрясь;
Бритвы грив хлещут город, ало плетётся
Выстраданная стихотворная вязь.
Город обуревает глубокая бесоница,
В мою комнату вязи сочится нить.
Вижу, книжный шкаф клонится
Гудящий череп мой раскроить.
Нервным током захожусь от испуга,
Услышав трезь персефонного звонка.
Чувствую, в шахте сердца отбивается уголь;
Всё быстрее и быстрее бьёт кирка.
В трубке шёпот, угнетённость в шёпоте,
Дёготь букв затекает в меня.
От горящей свечи взвились кружева копоти,
Точно что-то коснулось её огня.
В рваной пачке тучи приплыла балерина -
Это тьма приплыла в пируэтах, погасив свечу;
Я услаждаю пальцы о шрамы её длинные,
Преданно прильнув к дрожащему плечу.
На столе буйные заросли горькой полыни,
Дождь пролился, лёг туман; мы пьём туманный алкоголь.
Белесами Лазаря окутанные, стынем,
Не спеша преображаясь в абсолютный ноль.
Копался в себе - выкопалась могила.
Сам в себя обрушу гремящий костяк,
Вязи нить алым саваном становилась,
Будто землистое тело съедает кровавый мак.
Город рождает рев, я - плоть красноплодная,
Упал в кресло, подошёл к концу,
Ставрогина маску холодную
Приложив к своему лицу.