1
Есть около Нью-Йорка место, где в сумраке вечернем
возможно взглядом охватить все восемь миллионов
человеческих гнездовий.
Оттуда спиралевидною галактикой мерцает
длинный диск гиганта-города.
Внутри галактики, над диском, выстреливают чашки с кофе,
витрины просят подаяний у прохожих и обуви бесчетное число
не оставляет там следов.
Восходят лестницы пожарные вверх к небесам,
скользят неслышно двери лифтов,а за дверьми
с секретным кодом, не прерываясь, плещут голоса.
Там массой полусонной погружены тела в вагонах
метро - вперед летящих катакомб.
Но знаю я без всяких статистических отчетов,
что вот сейчас, там вдалеке,
в каком-то человеческом гнезде
играют Шуберта.
И для кого-то звуки музыки его важней всего.
2
Бескрайние просторы человеческого мозга скукожились
и стали величиной с кулак.
В апреле ласточка торопится вернуться в прошлогоднее свое гнездо,
что под навесом крыши только в этом месте, и только этого сарая.
Она с Трансвааля, через экватор, шесть недель материка два пролетая,
стремится к этому пятну, затерянному средь других на суше.
А тот, кто заключил сигналы целой жизни в пять строк простых аккордов,
тот, кто реку заставлял течь сквозь и`гольные уши -
тот толстый юноша из Вены, которого друзья прозвали "гриб",
тот, который засыпал, забыв снимать очки,
он каждым утром пунктуально за нотный пульт вставал.
И запись двигалась, как удивительная тысячиножка.
3
Пять строк играют. Иду домой сквозь теплый лес,
где подо мной упругая земля скрутилась калачем,
как эмбрион свернувшись для грядущего, спит невесомо.
Вдруг я почувствовал, что лес имеет мысли.
4
Как многому должны мы доверять, чтоб выживать день ото дня,
не провалившись в землю!
Верить снежной массе, что нависла над деревней,
вцепившись в горный склон.
Верить обещанию молчать и понимающей улыбке, верить,
что телеграммы о беде не любят нас и что мы сможем избежать
внутри себя внезапного удара топором.
Доверять колесам, что несут по автострадe нас среди
в три сотни раз умноженной тьме пчел из стали.
На самом деле ничто не стоит нашего доверья.
Лишь те пять строк. Они нам говорят, что есть иное нечто, чему мы можем верить.
Чему? Чему-нибудь иному. Что следует за нами часть пути здесь и сейчас.
Так доверяем мы руке, когда погаснет свет в подъезде, она без колебаний
держится невидимых перил, которые находит в темноте.
5
Мы все толпимся за роялем, играть пытаясь четырьмя руками в фа-минор,
как два извозчика в одном кабриолете, и это выглядит смешно.
И кажется, что руки, повинуясь весу, ходят взад-вперед
в попытке изменить немыслимый баланс большого коромысла,
где радость и страданье разлиты равномерно в два ведра.
Сказала Энни: "Эта музыка так героична!" Она права.
Но те, кто с завистью глядят на действия других, кто в глубине души себя
давно презрели за то, что не способны стать убийцей,
себя в ней не узнают.
И те, людей кто продает и покупает, кто думает, что продаются все,
себя в ней не узнают.
Та музыка не для таких. Ее мелодия долга, она сама себя преображает,
или сияюще-нежна, или до грубости сильна, то след улитки, то трос из стали.
И вечное ее звучанье
за нами следует
на глубину
11.04.2012