Ощущение… Меня не оставляло одно ощущение. Оно не появилось вдруг, оно не накатывало и не уходило, оно просто было. Я просыпался с ним, проводил день и ложился спать. Стоило забыться,
остановиться, чуть погрузить в себя взгляд и вот – оно, доминирующее и все подминающее под себя,
служащее фоном для всего остального… Я постоянно чувствовал это и у меня не хватало ни сил, ни аргументов, чтобы поспорить с ним – Я был здесь всегда. Не родился, не был помещен, просто словно
однажды появился, сам ли, или вместе с со всем этим миром, Я открывал утром глаза и знал, что
«вчера» не было, что «завтра» не будет, что есть лишь сиюминутное «здесь и сейчас», сотворенное мной по привычке перед тем, как открыть глаза…
До отбоя было еще полчаса, Я уже валялся под одеялом, закинув руки за голову и слушая ежевечерний гомон барака. Кто-то вполголоса матерился, кто-то что-то бормотал, между делом разбирая шконарь, из дальнего, самого теплого угла спалки, где обосновались все активисты отряда,
доносился хохот. Все как обычно…
- Денис…- позвал кто-то. Я, не открывая глаз, буркнул что-то в ответ.
Кто-то позвал снова и дернул за палец на ноге, Я открыл глаза и увидел стоящего у табурета, не
решающегося войти в проходняк Понтелея. Понтелей- Дима, Понтюха или просто Понка, обиженный,
изнасилованный дагами во время службы и честно в этом признавшийся, когда оказался в тюрьме, с
предсказуемыми, в принципе, последствиями, здоровенный детина и робкий, как маленькая девочка, по вечерам промышлял стиркой носков.
- Че тебе, радость моя? - все соседи засмеялись.
Понтелей начал мяться – я вот, повесил…
- Че он там хочет, Ден? - прогрохотал из другого конца спалки завхоз.
- Сигарет, Ром. – Я приподнялся и пошарил в тумбочке, стоящей в изголовье. Не стоило оставлять на ночь сигареты в робе, лучше убирать.
- Ты че, Понтелей, у полбарака сосешь и еще за носки требуешь? Бабка вчера передачку получила, иди у нее стреляй, блять!
Бабка, толстая, ленивая сволочь, годов, наверно 65, была семейником Димы. Досиживала последний, девятый год за попытку изнасилования. Изнасилования трехлетнего внука. Дважды подавала на УДО
и дважды пролетала с ним. Били ее постоянно; зайдя в барак, всегда можно было услышать ее рев и хохот наблюдающих за этим.
Однажды, на новый год, на нее напялили стринги, сшитые кем-то из портных, и гоняли по бараку. После чего она рассказала стишок замполиту, зашедшему посмотреть, что отряд приготовил из самодеятельности.
Думаю, он еще и не такое видел. Кстати, про Бабку никогда не говорили «он».
Каждый вечер, за полчаса-час до отбоя, проходил в принципе одинаково- разговоры.
- Ден?
- Че, Ром?
- Вот ты мне скажи, ты на *** так Сивого подъебал?
- Чечече?, включился в разговор Илиша, председатель СКК, распологающийся, или как здесь говорят-
живущий, в одном проходняке с завхозом.
- Ну че, они же с ним закусились как-то, вот. А Сивый недавно нашел кольщика где-то на общем, ну и попросил Бублика, чтобы он че та там у Ден спросил написать. Че там было, Ден?
- Написать то? Да "каждому свое" на английском.
- И че?
Я засмеялся.
- Че... Че Я дурак что ли? Знаю же, что дружат, спросил даже у молдована, тебе на медальон или на портак, он замялся, на медальон, говорит. Я и думал, что на медальон.
- И че было то?- не выдержал Илюша.
- Че...- продолжил Рома - и написал он ему ***ню какую-то. А тот дебил себе портак во всю,
всю!!!, спину, прикинь. Там *** чем выведешь!
Пошел к мусорам, жаловался ****ина, те аж попадали. Вот на ***, Денис?- Рома заржал.
- Чтоб не трепался.
- Ладно... Татарин!!!
В спалку вплыл ночной дневальный, Рушан или просто Татарин.
- Слушаю...
- Оперативный знаешь кто сегодня?
- Ну, Кастрюля.
- Хули ну?! Пару онанистов поймаешь ему, он любит с ними беседовать, извращенец...
- В смысле?!
- Не тупи, мля! Спалишь кого - отзвонишь на вахту, мол осужденный такой-то дрочил в умывальнике отряда, оденутся и до вахты сами дойдут.
Спалка трясется от хохота. А Кастрюля действительно почему-то очень это любил...
- А если не спалю?
- Себя отзвонишь, сука красная!- новый взрыв хохота.
- Тихо вы, бля! Общий режим напугаете...