Грустит столетний сад вблизи от поселенья.
Береты лысых крон сползают набекрень,
Шиповники плетут из порослей плетень,
Не пропуская свет, да кулики весь день,
Болотце рва обжив, горланят: «Веретень!» –
Взрывая тишину мажором песнопенья.
Здесь воздух опьянён парами разложенья.
В нём сырость прижилась, и плесень, как художник,
Малюет свой пейзаж в безжизненных тонах;
Колониями мхи пируют на волнах
Изогнутых стволов; здесь чёрный гриб-монах
Скучает без любви в причудливых корнях,
И жаждет солнца он, как сумрачный острожник.
Здесь всякий дух живой – забвения заложник.
Бывают дни, когда знакомый шум вернётся,
Разбудит старый сад – он здесь не одинок…
Дорожка до скамьи, ступеньки поперёк
Ещё хранят следы от шаркающих ног,
Ещё среди травы желтеет любисток.
На шее «журавля» висит ведро без донца –
Как колокол, звенит над пропастью колодца,
Оплакивая смерть российских деревень:
«Трень-брень! Трень-Брень! Трень-брень!»